В кабинете профессора Черкасова стояли старинные часы с боем, которыми он очень гордился. Правда, Наталья сетовала, что бой часов доносится в спальню и мешает ей спать. Тогда Андрей решился на реконструкцию часов. Пришлось приладить электронный механизм, с помощью которого, при надобности,  механизм боя можно было вообще отключить, и стало возможным, отключив старый механизм, одновременно включить электронное устройство. Это устройство точно имитировало звук механизма боя часов, а громкость регулировать он нуля до такого уровня, который был даже несколько громче, чем у древнего механизма. Сегодня на время работы над журналами (оказавшейся бесплодной) Черкасов полностью отключил бой, но потом, проводя время в беспокойном ожидании  прихода супруги, включил электронное устройство боя. Это устройство только что пробило 12… Андрей Васильевич вновь приблизил лицо к стеклу: нет, в тусклом свете специально притушенных час назад уличных фонарей не было видно ни души, не было слышно ни звука – все нормальные люди уже досматривали второй сон…

Расхаживая перед окном, выходившим на улицу, или сидя на его подоконнике, Андрей всё время в своих мыслях возвращался в прошлое. Вначале это было эпизодическими воспоминаниями, которые сами всплывали в памяти, в силу ли своей яркости, либо из-за их значимости для жизни супругов. Но потом навык методического мышления исследователя взял своё. Андрей Васильевич принялся прослеживать свою супружескую жизнь с самого её начала, по месяцам, по неделям, иногда даже по дням. Но ему никак не удавалось уловить момент, тот момент, когда всё начало катиться к пропасти, к разрыву (да, именно к разрыву, – теперь, после многочасовых ожидания и раздумий, он, скрепя сердце, всё же решился на этот вывод).

Но вот, наконец, в его памяти, во всех деталях, всплыл тот эпизод, тот, который можно было признать в качестве критической точки рокового поворота в их супружеских отношениях. Почему он никак не вспоминался раньше? Да, просто потому, что супруги после серьёзной (первой серьёзной) размолвки, вызванной тем случаем, помирившись, наконец, договорились забыть о нём, как и о размолвке, которая за тем случаем последовала. Это был неверный путь – забыть то, что произвело на обоих столь сильное впечатление, что не забывается. Теперь, не без труда обратившись к своей профессиональной способности рассуждать объективно и отстранённо, Черкасов понял: да, в тот первый момент, когда оба ещё не могли, не сумели бы обсудить всё спокойно и объективно, – тогда метод „забвения“ был единственно верным, но и временным выходом из критического положения; а вот когда страсти остыли, он обязан был принять меры к тому, чтобы „разморозить“ давешний тяжёлый эпизод и спокойно–взвешенно, чисто по-научному всё обсудить. Обсудить и… вынести вердикт!

Строго говоря, в отношениях двоих, как бы они не складывались, почти всегда виноваты двое. Пусть один (зачинщик, „агрессор“)  – больше, а другой (пострадавший, но и „давший ответ“ или же не сумевший, не успевший найти правильного решения) – меньше (и даже – несравненно меньше!). Но всё равно – виновны оба, им обоим и решение находить!

А тогда… Андрей и Наталья, как это и подобает супругам, всегда и везде бывали вместе (ну, разве, кроме редких случаев командировок, а потом и рабочих часов – когда Наталья ушла на работу в другой институт). Так было и на встрече выпускников – однокурсников по лечфаку „Сеченовки“ Андрея. Там с гордостью (которую видела Наталья, и которая ей льстила) Андрей представлял свою супругу, представлял именно не как „жену“, но как „супругу“. Этот ранг значил для них обоих (не без влияния венчавшего их священника) существенно больше. Потом Андрей говорил, что Наталья – выпускница МГУ (что сразу же повышало её ранг). Наконец, Андрей говорил: „Она – моя ближайшая помощница в экспериментальной работе“. Других пояснений не давалось, и у окружавших почему-то создавалось впечатление, что Наталья