– И вы решили его убить?
– Не сразу… – Лев Иванович снова опустил глаза. – Тут я как раз познакомился с Антониной. Она оказалась такой толковой девушкой, и, когда я предложил ей увлечь Птичкина, она поняла меня с полуслова.
– А почему вы именно Птичкина выбрали на роль козла отпущения?
– Потому что он и есть самый настоящий козел! Жена, можно сказать, прямо у него на глазах крутит с шефом, вся фирма об этом сплетничает – а он делает вид, что не в курсе! Да он же сам напрашивался!..
Антонина в два счета увлекла наивного Птичкина и смеялась над ним, рассказывая Реутову о его неумелых ухаживаниях. Наконец в назначенный день она сделала вид, что уступила своему неловкому Ромео, отправилась с ним в теткину квартиру, подсыпала снотворное в вино, и как только Птичкин заснул – взяла у него ключи от машины и отогнала «Рено» туда, где ее дожидался сообщник.
Реутов подъехал к дому своего шефа, поставил машину так, чтобы она попала в поле зрения камеры, а сам, наоборот, проскользнул к подъезду, закрыв лицо поднятым воротником.
Антонина, она же Ольга, она же Лена, она же Анжела, осталась дожидаться в машине.
Сургучев встретил зама с удивлением, но все же впустил в квартиру, снова стал угрожать ему увольнением… Наконец Реутов не выдержал, вытащил пистолет и выстрелил в своего ненавистного начальника.
Вернувшись к сообщнице, он облегченно вздохнул и проговорил:
– Дело сделано! Теперь осталось поставить машину на прежнее место, положить ключи в карман этому дураку – и мы с тобой ни при чем! Все спишут на него!
И в этот самый момент зазвонил мобильник Антонины.
Она взглянула на дисплей – и ее лицо вытянулось.
– Это он звонит! – прошептала она, как будто Птичкин мог ее услышать. – Этот, как ты выразился, дурак! Он проснулся раньше времени! Так что теперь возвращаться мне никак нельзя!
– Ты ему снотворное не забыла подсыпать? – раздраженно осведомился Реутов.
– Разумеется! – отрезала Антонина. – Я все сделала, как договаривались, и больше ничего не хочу знать!
– В общем, все пошло не по плану! – закончил Реутов свой рассказ.
– А почему вы убили свою сообщницу? – осведомился капитан.
– Она начала мне угрожать… – забормотал Реутов, пряча глаза. – И вообще, Птичкин стал бы ее искать… рассказал бы о ней милиции, то есть вам… Ее в конце концов нашли бы, и она, чтобы спасти свою шкуру, заложила бы меня…
– Валентин, – сказал довольный Жека после того, как Реутова увезли, – а, пожалуй, с Бабочкина нужно ящик пива срубить! Мы за него всю работу сделали!
– Срубишь с него, как же…
Капитан Мехреньгин сидел в своем кабинете и смотрел все в то же окно. Голуби на карнизе выяснили свои отношения, и голубка с белым красавцем улетела строить семью. Но сизый тоже не очень расстроился и теперь с тем же пылом окучивал новую претендентку.
«Весна!» – вздохнул Мехреньгин с непонятной грустью.
Вроде бы все у него хорошо – дело расследовал, начальство довольно, чего еще желать?
«В отпуск, что ли, попроситься? – подумал капитан. – У меня еще за прошлый год не отгулян… так ведь не дадут!..»
Вдруг на столе у него зазвонил телефон.
Мехреньгин снял трубку, поднес к уху и проговорил:
– Мехреньгин слушает!
– Это ведь река такая на Севере, правда? – раздался в трубке женский голос, звенящий, как весенний ручей.
Сердце Мехреньгина сделало лишний удар.
– Это вы, Ольга? – проговорил он охрипшим от волнения голосом.
– А вы ждали кого-то другого? – прозвенело в ответ.
– Никого я не ждал! – Мехреньгин мучительно покраснел и обрадовался, что Ольга не может его сейчас видеть.
– Это хорошо, – проговорила она совсем другим голосом. – А вы, Валя, баскетболом, случайно, не интересуетесь? А то у меня есть лишний билетик…
Валерия Вербинина
Мышеловка для кошки
Глава 1
Отчаяние и железный ужас
Однажды весенним вечером в начале 1890-х годов некий молодой человек вышел из особняка на Елисейских Полях и направился в сторону Сены. Окажись поблизости какой-нибудь наблюдательный гражданин из числа тех, которым всегда есть дело до своих ближних, он не преминул бы отметить странную, развинченную походку юноши и страдание, искажавшее его приятное лицо. Кроме того, мимо внимания безвестного наблюдателя не прошло бы, что при молодом человеке нет ни шляпы, ни перчаток, ни трости, хотя его костюм почти удовлетворял требованиям моды (правда, прошлогодней). Но Веничка Корзухин трость вообще не носил, а шляпу вместе с перчатками он благополучно забыл в передней того самого особняка, откуда вышел пять минут назад. Особняк был известен парижанам тем, что его снимала богатая русская, госпожа Светлицкая, которая и жила там вместе с дюжиной кошек, десятком слуг и одной- единственной внучкой Лизой. Собственно, именно последняя и была причиной того, почему Веничка покинул особняк с таким лицом и почему сейчас он двигался к реке, хотя его гостиница располагалась совершенно в другом направлении. Дело в том, что Веничка шел к Сене с вполне определенной целью: утопиться.
Его разбитое сердце вместе со шляпой и перчатками осталось в том же постылом особняке, и Веничка не видел никакого иного выхода из сложившейся ситуации. С того самого мгновения, как Лизонька, опустив ресницы, сказала, что надеется на его дружбу, он понял: все кончено, а раз все кончено, незачем больше жить. Лизонька еще говорила о каком-то вечере, о том, как она будет рада его там встретить, щебетала об Андре, у которого такие выразительные черные глаза, а Веничка смотрел на нее и думал, что видит ее в последний раз и что так и надо: она будет счастлива, а он… он просто уйдет и не станет ей мешать. Видеть ее с этим Андре, который, конечно, оказался обыкновенным русским Андреем, было бы невыносимо. Лизонька же, словно не понимая, как ему тяжело, все говорила и говорила о том, какой Андрей Иванович замечательный и как ей совестно, что она не отвечала на письма Венички. Просто ей трудно было подобрать слова, чтобы объяснить ему, что происходит, но она уверена, Веничка на нее не сердится. Ведь не сердится же? И Веничка вяло кивнул – он всегда был слишком добр для того, чтобы рассердиться по-настоящему. Все предельно просто – он оказался недостоин такой чудесной девушки, как Лизонька. Однако без нее он не мыслил себе жизни – совсем.
Веничка обогнал карету, которая медленно двигалась вдоль тротуара, и в нерешительности стал озираться. Он впервые находился в Париже – где оказался потому лишь, что Лизонька не отвечала на его письма. У нее были слабые легкие, и врачи послали ее на юг Франции, где она прожила полгода, а потом вместе с бабушкой перебралась в столицу. Не имея вестей от девушки, Веничка встревожился, стал рисовать себе всякие ужасы и в конце концов, спешно собрав вещи, поехал к ней. Тетушка Марфа Егоровна, которая с детства воспитывала его, была против того, чтобы он ехал «к этой вертихвостке», но кроткий Веничка впервые в жизни оказался непреклонен. И вот он прибыл сюда – лишь для того, чтобы узнать, что Лизонька совершенно выздоровела и забыла о нем ради какого-то инженера с черными глазами, откликавшегося на имя Андрей Иванович. Лизонька уверяла, что у Андрея Ивановича бархатный голос, обворожительные манеры и несколько тысяч годового дохода, доставшихся ему от богатого родственника. Веничка слушал ее и страдал, отчего у него самого нет бархатного голоса и обворожительных манер. По доходам, впрочем, он тоже никак не мог тягаться с ненавистным соперником, но непрактичный Веничка меньше всего в жизни думал о деньгах.
«Умру, – обреченно решил он. – Брошусь с моста, и все. Ни к чему мне мешать ее счастью».
И он направился прямиком к реке. Но недалеко от Лоншанской улицы попал в толчею и едва не сбился с
