калитку и – к окнам…

– А ты докажи! – рассвирепела Ирина Ионовна, покрывшись белыми и алыми пятнами. – Докажи, что я угрожала! Да мало ли кто угрожает, не все же убивают!

– Тут доказывать нечего, – пробубнил Паша. – Твой Ленчик собрался отписать Милке имущество с домом, и ты это узнала. Наверное, подслушала их. А наследство, уплывающее из рук, разве не серьезный мотив, а, товарищ капитан?

– Серьезный, – кивнул Носов.

Доселе молчавший Муравин, сидевший с отсутствующим видом, словно происходящее его ни в коей мере не касалось, вдруг ожил, оскорбившись:

– Ты про меня так, Ира? Я старый козел? Я из ума выжил?

– Помолчи уж! – рявкнула в его сторону Ирина Ионовна и рукой махнула в сердцах. – Я пахала на тебя столько лет, и, между прочим, бесплатно, а ты… Постыдился бы рот раскрывать!

– Извините, – остудил ее Носов, – но ваш родственник здесь не для того, чтоб сидеть с закрытым ртом. Ну-с, господин Муравин, настала ваша очередь.

– Моя? – завибрировал Леонид Семенович. – Я давал показания… подписал их… Да, подписал, а вы читайте.

– Как выяснилось, не все вы показали, – заметил Носов. – Хитрили, мудрили, многое утаили, себя выгораживали, хотя вам не предъявляли обвинения.

– Но вы же подозреваете! – вскипел Муравин.

Старик стал красным, вспотел. Видимо, давление подскочило. Носов уже не рад был своей идее общего разговора-допроса. Грохнется тут дед с инсультом – доказывай потом, что это старость козу подстроила. Выручил Паша, сказал зло и жестоко, но ему же терять нечего:

– Дед, не симулируй приступы, с Милкой ты был здоров и бодр. А то мне придется опять рассказывать. Поверь, выложу все подробности, я же видел…

– Что ты видел, что ты видел? – запыхтел Муравин.

– И не только я, – ухмыльнулся Паша. – Вон тот дед, – указал он подбородком на Седова, – тоже примчался посмотреть, чем вы с Милой занимаетесь.

– Это мое личное дело! – взвизгнул Муравин, размахивая пальцем. – Мое и Милы!

– Прошу прощения, – вставил Носов, – но уже не ваше личное, так как Мила убита вот этим кинжалом.

Следователь поднял вещдок и держал минуту-другую, чтоб все его хорошенько рассмотрели, между тем останавливал свой взгляд на каждом участнике беседы. Изредка стоит положиться и на интуицию, но сначала надо изучить подозреваемых на конкретном факте. Как они смотрят, что у них на лицах написано, что делают в это время их руки, как дышат. Все имеет значение! Если фиксируешь мелочи, то интуиция направит на виновного, тогда его можно начать раскручивать по полной программе. Но интуиция крепко спала. А четыре человека заморозились, впившись глазами в стилет, и, казалось, дышать перестали и мигать веками.

Носов небрежно бросил пакет с кинжалом на стол, сказал, глядя на Муравина:

– От скульптора Седова Мила пришла к вам. Что было?

– Ну… – развел пухлыми руками Леонид Семенович да слова позабыл. Наверное, поэтому выпятил нижнюю губу.

– Без «ну»! – строго произнес Носов. – Почему ваша родственница назвала Милу шлюхой, а вас похотливым…

– Вам доставляет удовольствие повторять грубости? – взвизгнул Муравин.

– Что делала Мила? – долбил Носов. – За что ее оскорбила Ирина Ионовна? Какие основания…

Паша, как человек молодой, оттого нетерпеливый, перебил его:

– Не видите, он же не хочет рассказывать! Что, дед, стыдно? Когда потихоньку, не стыдно, ведь никто не знает, а при всех мы выставляемся святыми. Как же, как же, вас нужно уважать даже за маленькие слабости, дорогу уступать, место в трамвае… А я не уважаю.

– Павел! – гаркнул Носов. – Не забывай, кому хамишь.

– А я не забыл, я теперь помнить буду до конца жизни. Почему я должен с ними считаться? Потому что так положено? Несмотря ни на что? Кто-то из этих благообразных, убеленных сединами дедушек или эта толстая тетка, убил Милку, а сидеть мне, как самому молодому? Они ее развратили, а я – отдувайся?

– И все же поаккуратней, – скорее попросил, нежели приказал Носов.

– Ладно, постараюсь, – буркнул Паша, но так и не извинился. – Все, деды, рассказываю, как было дело. Короче, стою у окна, обзор хороший, но хотелось бы и слышать. Думал сразу же тихонько войти в дом и послушать в прихожей, а повезет – так ближе подобраться. Перешел к другому окну, осмотрел. Вижу, одна часть рамы вверху приоткрыта. Окна у него металлопластиковые с тремя режимами, или как там эти штуки называются…

– Неважно, – взмахнул кистью руки Носов, – дальше.

– В общем, повезло. Слышу, Милка скандалит… Нет, не то чтобы скандалит, она, вообще-то, не любила ругаться, а выговаривает деду…

– Что за день! – капризным тоном говорила Мила, поставив кулачки на бедра. – Один роз надарил столько, что унести нельзя, совершенно бесполезных, лучше б деньгами отдал. Второй какую-то цепочку сует почерневшую…

– Серебряную, Мила, а в кулоне берилл! – возмущенно затарахтел Леонид Семенович. – Вещь драгоценная, досталась моей покойной жене от деда, который в революцию реквизировал ее у буржуев.

– Хм, я еще и обноски должна носить после покойников.

– Украшения не бывают обносками, они вечны! – рассердился Леонид Семенович. Но внезапно потух, сел и устало высказал обиду: – Ты неблагодарная. Тебе отдают дорогую вещь, отрывают от души память…

– Я неблагодарная? Ты спросил, какой хочу подарок, так? Сам спросил, я за язык тебя не тянула. Я сказала. А теперь ты цепочку суешь…

Слух Паши уловил, как кто-то к нему подкрадывается, и, резко обернувшись, принял оборонительную стойку. А подкрался скульптор, которого, в сущности, бояться глупо. Седов явно не ожидал застать здесь шпиона и опешил. Паша ухмыльнулся, выпрямился и шепотом, ерничая, сказал, указывая обеими руками на окно:

– Прошу на кино. А, я не представился… Друг Милы. Близкий. Если быть более точным – с которым она спит почти каждую ночь.

Владиславу Ивановичу стало неловко, что он пришел сюда, и молодому человеку ясно, с какой целью. Теперь уходить – все равно что плюнуть себе же в лицо. Отбросив условности с тонкостями, а вместе с ними неловкость, Седов приблизился к дому и заглянул в окно. Паша согнулся, в таком положении прошел под окном и устроился на противоположной стороне. «Кино» в доме продолжалось…

Мила замолчала, потому что у Леонида Семеновича вид был до жути несчастный. Он сгорбился, поставив локти на колени, низко опустил голову. Кисти рук свесились беспомощно, и так же беспомощно прозвучали его слова:

– Ты знаешь, как я люблю тебя… Ты знаешь обо мне то, чего никто не знает… Ты – моя последняя связь с этой жизнью. Я жду, когда придешь, слушаю улицу, и мне хорошо… Но нельзя же пользоваться моими слабостями. Что со мной Ирка сделает, когда узнает? Отравит? Или подушкой ночью задушит?

До Милы дошло: она малость перегнула палку. Девушка подсела к нему на диван, обняла за плечи, слегка встряхнула:

– Ну же, Ленчик, перестань. Она и так знает про нас…

– Я про завещание говорю…

– Ну и фиг с ним. Ладно, надевай твою цепочку с бериллом.

Мила подняла волосы и повернулась к нему спиной. Не торопясь, Леонид Семенович надел очки, взял цепочку с кулоном пальцами обеих рук и вдруг застыл неподвижно, глядя на шею, плечи, локотки девушки, на рассыпавшиеся из беспорядочного пучка волосы…

– Ты скоро? – бросила Мила через плечо.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату