доставка материалов и постройка Великой стены в местах, на первый взгляд кажущихся совершенно недоступными. Одна из самых грандиозных гор, по которой она проходит, имеет по точному измерению в вышину пять тысяч двести двадцать пять футов.
Это укрепление – слово «стена» не дает правильного представления о сооружении – тянется, как говорят, на полторы тысячи миль. Впрочем, надо отметить, что оно не повсюду построено с одинаковым совершенством. Длина укрепленной стены соответствовала протяженности границ, отделявших культурных китайцев от различных кочевых монгольских племен. В наше время судьбы народов, ведущих между собою войны, не могут зависеть от преград подобного рода.
Некоторые более мелкие сооружения, являвшиеся частью громадной ограды, поддаются действию времени и начинают превращаться в развалины; другие отремонтированы и еще держатся. Но основная стена почти всюду была, по-видимому, построена так тщательно и искусно, что сохранилась в целости по истечении почти двух тысяч лет, хотя за все время ее никто не чинил; она и теперь кажется еще такой же прочной, как скалистый оплот, воздвигнутый самой природой».
За Великой стеной и природа как бы говорила о том, что начинается другая страна. Погода стала холоднее, дороги более неровные, горы не так богаты растительностью. Число больных зобом в долинах Маньчжурии было так велико, что составляло, по данным доктора Гиллана, врача посольства, одну шестую всего населения. Часть Маньчжурии, где распространена эта болезнь, имеет большое сходство с некоторыми районами Швейцарии и Савойи.
Наконец, увидели долину Цхе-Хол, где находится окруженный парком дворец; в нем император живет летом. Резиденция называется «Местом приятной прохлады», а парк – «Садом бес-
численных деревьев». Посольство было принято с военными почестями, при огромном стечении народа. В собравшейся толпе сновало много людей в желтой одежде – низших лам или монахов секты Фо, к которой принадлежал император.
Переговоры, начавшиеся в Пекине по поводу припадания к стопам богдыхана, возобновились. В конце концов Чьен-Лунг согласился удовольствоваться теми знаками почтительности, какие англичане обычно оказывают своему повелителю. Прием происходил в торжественной обстановке и сопровождался всевозможными церемониями. Присутствовало очень много придворных и чиновников.
«Как только рассвело, – рассказывается в отчете, – звуки музыкальных инструментов и смутный отдаленный гул толпы возвестили о приближении императора. Вскоре он появился из-за высокой горы, окаймленной деревьями, словно вышел из какого-то священного леса. Впереди выступало несколько человек, во весь голос прославлявших добродетели и могущество властелина. Император сидел в открытых парадных носилках, которые несли шестнадцать человек. Его сопровождала стража, придворные, знаменосцы, слуги с зонтиками и оркестр. Император был одет в темный шелковый халат, голову покрывала бархатная шапка, формой сильно напоминавшая шапки шотландских горцев. На его лбу бросалась в глаза огромная жемчужина, по- видимому, единственная бывшая на нем драгоценность».
Войдя в палатку, император поднялся на трон по передним ступеням; только он имел право по ним проходить. Великий «колао» (первый министр) Хо Чу-Тонг и двое из высших придворных стояли возле императора; обращаясь к нему, они каждый раз преклоняли колени. Когда принцы императорской семьи, вассалы и высшие государственные сановники разместились в соответствии со своим рангом, церемониймейстер подвел Макартни к подножию трона с левой стороны, считавшейся, по китайским обычаям, почетным местом. За послом следовали паж и переводчик. Его сопровождал также полномочный министр.
Макартни, проинструктированный церемониймейстером, взял двумя руками и поднял над головой большой великолепный золотой ларец четырехугольной формы, украшенный бриллиантами; в нем лежало письмо английского короля богдыхану. Затем, поднявшись по нескольким ступеням, которые вели к трону, Макартни преклонил одно колено, произнес очень краткое приветствие и вручил ларец его императорскому величеству. Богдыхан собственноручно милостиво принял ларец, поставил его рядом с собой и сказал, что «испытывает величайшее удовлетворение свидетельством уважения и доброжелательства его величества британского короля, проявившихся в присылке посольства с письмом и редкими подарками; со своей стороны он испытывает те же чувства к повелителю Великобритании и надеется, что между подданными обоих государств всегда будет сохраняться доброе согласие».
После частной беседы с послом, продолжавшейся несколько минут, император преподнес ему, а также полномочному министру, различные подарки. Затем почетных гостей повели и усадили на подушки, перед которыми стояли столики, уставленные пирамидами чашек с разнообразными мясными блюдами и фруктами. Император тоже поел и все время выражал послу свое уважение и внимание, имевшие целью поднять престиж английского правительства в глазах общественного мнения на
исключительную высоту. Больше того, Макартни и его свиту пригласили посетить сады Цхе-Хола. Во время прогулки англичане встретили императора; тот остановился, когда они его приветствовали, и приказал первому министру, считавшемуся наместником императора, и некоторым другим высшим сановникам сопровождать гостей.
Китайские вельможи взяли на себя труд провести посла и его свиту по обширным участкам, превращенным искусными садовниками в места отдыха и развлечений и составлявшим только часть этих огромных садов. Остальная часть была предназначена для женщин императорской семьи, и доступ туда находился под строжайшим запретом не только для членов английского посольства, но и для китайских министров.
Затем Макартни побывал в цветущей долине, где росло много деревьев, в особенности очень толстоствольных ив. Между деревьями расстилался густой ковер травы; ее пышному росту не препятствовали ни домашний скот, ни косцы. Китайские министры и англичане, добравшись до берега большого озера неправильной формы, сели на яхты и доплыли до моста, переброшенного через озеро в самой узкой его части; за ним озеро как будто терялось где-то в туманной дали.
Несколько дней спустя, 13 сентября Макартни и его свита были на торжественной церемонии по случаю дня рождения императора.
Назавтра и в следующие дни происходили великолепные празднества, на которых присутствовал Чьен- Лунг со всем двором. Одни за другими выступали акробаты, эквилибристы, фокусники, долгое время не имевшие соперников во всем мире, и борцы. Затем появились жители различных провинций империи в национальных костюмах, демонстрировавшие разнообразные изделия своих стран. Наконец зажглись огни фейерверка; он произвел очень сильное впечатление, хотя дело происходило среди бела дня.
«Некоторые номера программы явились для английских зрителей новостью, – рассказывается в отчете. – Для примера приведем один. На возвышение поставили большой ящик, и когда дно словно случайно отвалилось, мы увидели, как из ящика вылетало множество бумажных фонариков. Они выпадали в сложенном виде, совершенно плоскими, но, отделяясь друг от друга, стали постепенно расправляться.
Каждый принял свою обычную форму, и вдруг в них загорелся свет чудесного тона… По-видимому, китайцы очень изобретательны по части пиротехники. По бокам от большого ящика стояли похожие на него маленькие; когда они таким же образом открылись, из них вылетело по ленте огня, которая извивалась, образуя фигуры различной формы, блестела, как полированная медь, и сверкала, как молния, при каждом дуновении ветра. Номер закончился извержением искусственного вулкана».
Обычно после празднеств в честь дня своего рождения император отправлялся в леса Маньчжурии охотиться на хищных зверей; но так как преклонный возраст лишал Чьен-Лунга возможности предаваться этому развлечению, то он решил вернуться в Пекин. Английское посольство должно было направиться туда раньше императора.
Тем временем Макартни пришел к выводу, что пора покончить с порученным ему делом. С одной стороны, не существо-
вало такого обыкновения, чтобы послы постоянно находились при китайском дворе; с другой –
