было не так. Я пришел сюда первым. И застал последнего гнома. Он был совершенно безумен. Он прикончил всех своих друзей. Я застрелил его. Видимо, эпидемия… А может, еще что, кто его разберет. Некоторые считают, что из этого колодца раз в тринадцать лет выходит зло, но я в сказки не верю.

Сержант замолчал. Получился довольно длинный рассказ, Зимин даже удивился самому себе, раньше он никогда не замечал за собой страсти к рассказам, в его роду никаких рассказчиков не было.

– Я считаю, что они просто спятили тут, в пустыне…

– Бывает, – пожал плечами Зимин. – Некоторые даже не в пустыне спячивают, чего уж говорить…

– Я уже старый, – пожаловался вдруг Сержант. – Взрослый почти. Я здесь давно. Мне скоро уже пора обратно. А я туда не хочу. Боюсь.

– Чего? – удивился Зимин.

Чего может там бояться Сержант?

– Не знаю. Там все как-то…

– И что?

– Там всем на все плевать. Никто ничего не замечает. Что-то делают, делают… Вот ты рыбу ловить любишь?

– Не очень.

– А я люблю. Знаешь, в рыбалке много загадочного. Есть такая рыба – лещ, знаешь?

– Ну.

– А есть подлещик.

– Подлещик – это маленький лещ, – сказал Зимин. – Чего тут загадочного?

– Так вот, там, где я жил, все рыбаки считали, что лещ и подлещик – это разные рыбы. Потому что переходная форма попадается очень редко. Мне в последнее время кажется, что дети и взрослые – это тоже разные виды…

– И ты об этом серьезно думаешь? – спросил Зимин и посмотрел на Сержанта с удивлением.

– Думаю. Мне уже пора думать. Думать – это и означает становиться взрослым. Взрослые – это…

Сержант прислушался к ночи.

– Турбина начинает барахлить, хорошая турбина, ее, знаешь ли, с затонувшего британского эсминца сняли…

У Сержанта появилось лицо человека, которому не хочется произносить разные глупости, но он их почему-то все равно говорит…

– Мне иногда кажется, что тут какой-то заповедник, – Сержант почесал ногу. – Здесь оказываются те, кто еще не успел стать таким же, как они… Хотя всякие попадают…

– Мне надо уйти, – сказал Зимин.

– Я тут хотел до океана дойти, да видно, уж теперь не дойду, – будто не услышал Сержант. – Там здорово, у океана…

– А почему ты…

Зимин хотел спросить, почему Сержант боится, но спросил по-другому.

– Почему ты тут дальше жить не хочешь? – спросил Зимин.

– Устал, – ответил Сержант. – Тупо… А там страшно. Да и здесь все меняется… Раньше этих полосатиков было! До фига. Везде висели. А потом их перестреляли. Все какие-то озлобленные приходят. Всем стрелять хочется… Еще четыре года назад все по-другому было. Краснота, говорят, какая-то там…

Сержант махнул в сторону ночи.

– Пойдем со мной, – предложил Зимин. – Там, куда я иду, хорошо.

– Не, не пойду, – покачал головой Сержант. – Не хочу умножать тупость.

– Зря. А я ухожу.

Зимин положил на камни бластер и стал отстегивать бронепластину.

– Оставь себе, – сказал Сержант. – Загляни на склад, там дежурного нет, возьми чего-нибудь… Хотя нет.

Сержант зашел за порог, вынес Зимину подсумок.

– Тут две батареи, – сказал он. – Может, хватит. Тут на самом деле недалеко. Только идти надо ночью. И еще вот кое-что… Сохранил.

Сержант передал Зимину меч. Тот, что когда-то подарила Лара.

– Вообще-то, конечно, не полагается, но правила и созданы для того, чтобы их нарушать.

Зимин закинул подсумок на правое плечо, меч на левое.

– Слушай, скажи, только честно? – попросил Зимин.

– Ну, попробую. Но не обо всем можно говорить, ты же сам знаешь.

Зимин тоже почесался, спросил:

– Я понимаю, мечи, арбалеты и броню можно сделать самостоятельно. Эльф может сделать лимонад или керосин, гномы еду добывают. Батареи заряжаются от паротурбины… Откуда паротурбина? Откуда танк? Ведь танк или бластер на коленях не сделаешь. И эльф не сделает, я-то знаю. Откуда здесь сложные технические вещи?

Сержант посмотрел в пустыню.

– Ты прав, Зима, – сказал он. – Сложные вещи нельзя материализовать. Но есть один человек.

Сержант замолчал.

– Его зовут Механик, – сказал Сержант. – Его нельзя найти. Он сам приходит. Только очень редко. Он приходит, и тогда его можно попросить что-нибудь достать. И он может это сделать. Танк. Пару ящиков экспериментального оружия. Портативную электростанцию. Парогенератор. Не знаю как, но он может доставать эти вещи. Только его в последнее время нет что-то давно… Вон звезду видишь? Справа от Второй Большой Медведицы?

– Вижу.

– Это Глаз Волка. Надо все время идти на него, и через две ночи выйдешь к своей Бирюзовой Горе.

– Пойдем со мной.

– Не.

– Глина собирается…

– Я знаю.

Зимин протянул руку. Сержант пожал.

– Догонять не будут? – спросил Зимин.

– Скажу, что тебя мертвяк утащил, – улыбнулся Сержант.

– Кто назвал лагерь так? «Победа или Смерть»?

– Я. А что, не нравится?

Зимин не ответил.

– Ладно, – сказал он. – Увидимся, наверное…

– Ну. Может быть.

Зимин понял, что что-то не так. Звенящий Бор изменился. Он пожелтел. Листья качались на невидимом ветру, отрывались и падали. Солнце отражалось от их гладких поверхностей и играло, как по воде бликами. Листопад, кривой подагренный старик, пришел на Бирюзовую Гору и обосновался здесь твердо. Он выглядывал из-за каждого ствола, гримасничал в спину. Зимин подумал, что картину осени прекрасно дополнил бы повесившийся на толстой ветке Винни-Пух. Он ведь был, кажется, шизофреник? Запросто мог повеситься. На веревке от воздушного шарика. И утопленник Иа тоже наверняка шизик.

Подумал и сразу же испугался, вспомнив, что некоторые мысли и желания в Звенящем Бору исполняются, не отходя от кассы.

Зимин шагал по тропинке и очень скоро встретил единорога. Любопытный единорог подошел к Зимину, и тот увидел, что шерсть на морде единорога поседела, а глаза выцвели и затянулись белесой пленкой. Зимин достал из мешка саксаул, но единорог отвернулся и саксаул не принял. Его витой рог покрылся черным налетом, и в нем больше не было видно морских волн.

Зимин прибавил шагу.

Хрустальные столбы выветривались и больше не пели, маленькие осколки осыпались со столбов белой