— Я — член партии, Шнитке, а меня держат на зенитной батарее, как какого-нибудь вшивого новобранца, — фельдфебель Хазе, обиженно шмыгнув носом, достал щепотку нюхательного табака, но так и не успел отправить его в ноздрю — в ночном небе, прямо над батареей, появился серебристый диск.

— Тревога! Английский дирижабль! — Хазе первым бросился к орудию.

Зенитка изрыгнула огонь. «Дирижабль» накренился, и, как клоун, сорвавшийся с трапеции, начал падать на батарею, стремительно увеличиваясь в размерах. Артиллеристы бросились врассыпную.

— Назад, канальи! Именем фюрера!

Взмахнув огромным кулаком, фельдфебель уложил пробегавшего мимо ефрейтора Шнитке. Но тщетно. Зенитчики разбегались, как ошпаренные тараканы. Батарея опустела. Фельдфебель зажмурился. В следующую секунду воздушная волна подхватила его, как дерьмо в унитазе, и шмякнула об раскисший земляной бруствер.

— Доннер веттер! Меня, члена партии, валять в дерьме! Проклятые англичане ответят за это. За мной Шнитке! — Хазе пинком поднял ефрейтора и, выхватив «парабеллум», побежал к рухнувшему «дирижаблю».

— Осмелюсь доложить, господин фельдфебель, это не дирижабль.

Шнитке опасливо постучал по корпусу серебристого диска, наполовину зарывшегося в землю. И тотчас отскочил в сторону — из глубины летательного аппарата послышался ответный стук…

— Господин фельдфебель, там кто-то есть, — ефрейтор юркнул за широкую спину Хазе.

— Эй, вы, там! Выходи по одному! — приказал фельдфебель.

Медленно и жутко, как открывающаяся крышка гроба, разверзся люк. Из него показалось такое…

Хазе разинул рот и обронил «парабеллум».

— Чур меня, чур! — ефрейтор Шнитке на карачках пополз прочь от «летающей тарелки»…

К утру батарея была оцеплена батальоном СС. В небе над сбитым «дирижаблем» непрерывно кружились «мессершмиты», охраняя генералов люфтваффе и лучших конструкторов рейха, прибывших на место катастрофы.

Судя по их взволнованным лицам, здесь произошло что-то из ряда вон выходящее. Однако зенитчиков взволновало другое — по батарее разнесся слух, что среди высокопоставленных эмиссаров, в простой эсэсовской шинели, разгуливает фюрер!

Посмеиваясь над солдатскими сплетнями, Хазе спокойно драил оружие, когда истошный вопль дневального поднял батарею «во фрунт». Хазе не поверил своим глазам — по обшарпанному коридору казармы, чуть опередив свиту, шел сам фюрер! Поравнявшись с Хазе, он остановился:

— Эти высокие награды я вручаю двум бесстрашным героям, сбившим новейший летательный аппарат англичан!

Фюрер приблизился. Затаив дыхание, Хазе следил за теплыми бархатистыми руками вождя, прикрепляющими к его мундиру рыцарский крест с дубовыми листьями.

Закончив дело, фюрер отступил на полшага. Бархатистая рука потрепала бульдожью щеку Хазе:

— С такими солдатами я выиграю любую войну. Вы, фельдфебель Хазе, и вы, ефрейтор Шнитке, — достойны славы древних германцев. Я восхищаюсь вами!

Слезы умиления выступили на покрасневшем, как зад обезьяны, лице Хазе.

— Хайль Гитлер! — рявкнул фельдфебель.

— Хайль! — ответили ему вытянувшиеся в струнку эсэсовцы и генералы люфтваффе.

«А этому-то придурку за что?» — Хазе зло покосился на стоящего рядом ефрейтора Шнитке.

Имперский бункер вздрогнул, словно фанерный сортир, в котором засел фельдфебель Хазе — Иваны били по Берлину крупными калибрами.

«Кто бы мог представить такое еще год назад?» — ефрейтор Шнитке уныло посмотрел на фельдфебеля Хазе, стоявшего в одной шеренге с ним в новенькой эсэсовской форме. Точно такой же мундир был на ефрейторе. С какой бы радостью он обменял его на грязную окопную робу, лишь бы не стоять в этой шеренге смертников, запертых в подземелье вместе со своим фюрером!

— Ахтунг!

Эсэсовцы вздернули подбородки. В тусклом свете аварийной лампочки Шнитке увидел приближающегося Гитлера. Слегка прихрамывая, он дошел до середины шеренги и остановился, пристально вглядываясь в лица эсэсовцев.

— Комрады! Враг вступил в самое сердце рейха. Лжецы из Би-Би-Си внушают миру, что ваш фюрер выжил из ума, что он чаще советуется с астрологами и гадалками, чем со своими генералами. Кто же тогда спас мне жизнь во время злодейского покушения, когда предатели взорвали мину на моем столе? Может быть гадалки и астрологи?

— Комрады! Пора сказать вам правду — на спиритических сеансах ваш фюрер вызвал не духов, а инопланетян. В космосе у нас есть друзья и единомышленники. Они открыли нам тайну атома, с их помощью мы создали это, — горящий взор Гитлера устремился на противоположную стену.

Повинуясь его воле, она раздвинулась. Фельдфебель Хазе увидел серебристый диск, точно такой же, как сбитый «английский дирижабль». Под ним, словно стопка намытых тарелок в ресторане, поблескивали другие диски. Их было не меньше трех дюжин.

— Если бы провидение подарило нам еще хотя бы полгода, — продолжил Гитлер, — в наших руках было бы атомное оружие и эти замечательные «летающие тарелки». К сожалению, они еще не готовы к военным действиям. Двое наших зенитчиков по ошибке сбили такой аппарат с инопланетными инструкторами во время испытательного полета. Искусство этих артиллеристов еще пригодится нам, — фюрер одобрительно усмехнулся, глядя на оробевшего Хазе. — Итак, комрады, мы покидаем планету Земля. Но битва, которая идет наверху, — не последняя. Мы уходим, чтобы спустя годы из глубин космоса нанести страшный, неотразимый удар по нашим врагам, осквернившим священные камни рейха. В космосе мы будем неустанно ковать новое немецкое оружие. В чуждых и враждебных мирах…

Слова фюрера уже не доходили до Шнитке. Его колени задрожали. «Лететь с этим сумасшедшим к космическим чудовищам?» В сознании Шнитке возник ужасный монстр с «дирижабля», и что-то расслабляющее — теплое, как пар из доброго немецкого кофейника, коснулось ляжек ефрейтора, дотекло вниз.

— Что такое? — лицо фюрера перекосило, словно по его голым яйцам провели грязной сапожной щеткой. — Кто испортил воздух, свиньи?

— Вы, Хазе?

— Мой фюрер, это не я! Это ефрейтор Шнитке!

— Расстрелять! — приказал Гитлер.

— Я не хотел! У меня медвежья болезнь, пощадите! — ефрейтор упал на колени.

Новый взрыв потряс бункер. Забыв о Шнитке, Гитлер направился к шахте с летающими тарелками.

— Петро, дивись, ще це таке? — щербатый, с подпаленными усами, русский артиллерист указал на светлые пятна, одно за другим поднимавшиеся над имперской канцелярией.

Его напарник поднес бинокль к раскосым монгольским глазам:

— Ничего не видать, окуляр бликует.

— Та не бликует, а блефует. Сидит ихний фюлер в подвале, цигарку курит, та дым кольцами пущает, дескать, накласть ему на ентих алтиллеристов. А ну-ка, Петро, дадим ему прикурить, черту лысому! Огонь!..

Огромный гаубичный фугас, как шар в лузу, вошел в стартовую шахту, превратив ее в дымящуюся воронку. Но поздно. Последняя летающая тарелка, словно сорвавшаяся с крючка акула, успела нырнуть в бездну космоса, черную, как эсэсовский мундир.

И время остановилось. Его сумасшедший эскалатор, влекущий все живое с песнями и проклятиями, заскрежетал, сбавляя обороты. Годы, проведенные эсэсовцами в космосе, превратились в минуты…

Сюзанна Мидлтон могла позволить себе расхохотаться в лицо самым завидным женихам Нью-Йорка. Даже такому, как мультимиллионер Родерик Фишман, потому что Сюзи была действительно совершенной красавицей — лучезарной и обворожительной. Однако сегодня она была явно не в «форме» — с самого утра мисс Мидлтон испытывала беспричинный страх. Сюзанне все время казалось, что кто-то неотступно преследует ее…

Опасность приблизилась, стала почти осязаемой. Как газ без цвета и запаха, она ползла из ржавых канализационных люков, заполняя собой улицу. Сюзанна Мидлтон еще раз попыталась запустить мотор внезапно заглохшего «Порше» — тщетно. Педаль под ногой девушки неожиданно провалилась, пол машины изогнулся, заскрежетал, словно его рвали железными клешами.

Сюзанна дернула ручку, пытаясь выскочить из машины, но дверь не поддалась. В продырявленном днище автомобиля показалась пасть, рвущая металл. Сиденье накренилось, руку прижало к дверной стойке. Девушка закричала, но ее голос был заглушен рычанием монстра, ворвавшегося в кабину…

Придя в сознание, Сюзанна с омерзением и ужасом обнаружила в нижней части живота какую-то болевую точку.

— Вот это девочки! Держу пари, Норман, любая из них могла бы победить на конкурсе красоты Нью-Йорка, — шеф полиции Морли «пустил слюну», разглядывая фотографии голеньких красоток.

— Извините, сэр, но эти девушки посчитали бы для себя позором участие в конкурсе. Они из тех, кто прокладывает себе путь в жизнь сиськами и задницей, — Майк Норман подавил желание вырвать фотографии из рук Морли, вцепившегося в них, как молодой гинеколог в смазливую пациентку.

— Сэр, может быть перейдем к делу? Все-таки это следственные материалы, а не порнографическая коллекция, — нахмурился Майк.

Почувствовав неприязнь детектива, Морли отложил фотографии.

— Норман, вы рассуждаете так, словно сейчас не девяностые годы, а, по крайней мере, сороковые. Ладно, черт с вами!