Вид пустого тайника больше всего потряс Акеева. Не арест, не «предательство», как он считал, его подруги, которую он теперь называл не иначе как «лягавая сука», ни его собственная оплошность («я же чувствовал, что эта машина за окном — лягавая!») — ничто не произвело на него такого сокрушительного впечатления, как момент, когда техник Ваня Коровин вспорол сейф автогеном и оказалось, что сейф этот абсолютно пуст.

Сидя на кухне, уже одетый и с наручниками на руках, Акеев тупо смотрел на этот пустой сейф, потом сказал, не веря своим глазам:

— Там же бриллианты были! Я сам видел!

— Когда? — спросил Светлов.

Акеев посмотрел на меня, на Светлова, на Ожерельева, на столпившихся на кухне оперсотрудников. В голове его шла напряженная, лихорадочная работа — глаза сощурились, руки в наручниках по-боксерски сжались в кулаки.

— Так! — сказал он. — Кто следователь? Я хочу сделать заявление за ради безопасности Советского Союза!

Наверно, он видел что-нибудь подобное в кино или по телевидению, потому что в ответ на мое «Я — следователь прокуратуры», он прокашлялся в скрепленные наручниками кулаки и сказал с пафосом:

— Сегодня, 6 июня, я, арестованный бывший чемпион Европы по боксу Виктор Акеев, делаю заявление за ради безопасности Союза! Я признаю, что последние два года работал в преступной шайке и сообщаю, что командированный за границу начальник Главного Аптечного управления Министерства здравоохранения Виктор Сысоев увез с собой за границу принадлежащие нам бриллианты на три миллиона рублей или даже больше!

— Кому это «нам»? — спросил я.

— «Нам» — это Советскому государству! — с пафосом сказал Акеев.

— А что, ты здесь охранял государственные ценности?

— Да он сука! — забыв о своей роли спасителя государственных ценностей, воскликнул Акеев. — Он меня посадил тут охранять ценности всей шоблы, а на самом деле, чего я охранял?! Дырку в стене! А сам он с бриллиантами за границу уехал, сучий потрох! Я делаю заявление, товарищ следователь. Вы должны срочно звонить в Комитет государственной безопасности, чтоб они его там арестовали. А мое заявление считать как явку с повинной.

— А, может, тут никаких бриллиантов не было, — сказал Светлов.

— Были, гражданин начальник. Я сам видел. Он перед командировкой на моих глазах уложил туда ящик с бриллиантами и валютой, который мы с дачи привезли. А наутро улетел в командировку.

— Ну, а может, он их перепрятал куда-то?

— Куда?! От меня? А меня посадил пустоту охранять? Он их с собой увез, гражданин начальник! Потому что это не только его ценности, а всей компании. И для всех наших вроде бриллианты тут лежат, раз я их стерегу, а он с ними по Парижам гуляет, я вам говорю!

— Ладно! — сказал Светлов. — С бриллиантами после разберемся. Ты скажи, раз уж начал колоться: где Белкин? Жив?

— Какой Белкин? — спросил Акеев.

— Корреспондент, которого вы на Курском вокзале в машину пихали вместе с Султаном из Баку?

— А-а! Этот! — Акеев пожал плечами. — На даче был жив, а потом не знаю.

— На какой даче?

— А на даче у шефа, у Сысоева. В Царицыно.

— Адрес!

— Тупик Гагарина, 72. Только там этого корреспондента уже нет, конечно. После того, как Султан убег, его оттуда увезли.

— Куда увезли? Кто?

— Гад буду, не знаю, гражданин начальник.

Светлов тут же повернулся к Ожерельеву:

— Пиши адрес: Царицыно, тупик Гагарина, 72. Бери группу и на обыск, срочно! — Он повернулся к Акееву: — Тайники есть на даче?

— Один. В гараже, под мойкой. Только он тоже пустой, мы все сюда перевезли, ей-Богу! — теперь, начав «колоться», Акеев стал усердно услуживать, как, впрочем, все кающиеся преступники.

— Куда могли увезти Белкина? И кто? — наседал на него Светлов. — Имей в виду, сегодня нам этот Белкин дороже бриллиантов. Поможешь его найти — полсрока долой, я обещаю!

— Так я же шестеркой был, гражданин начальник! Они ж мне не докладывали, чего делали! Когда тот пацан, Султан этот из Баку, с дачи рванул и Старик кокнул его на железной дороге, главный тут же всю дачу разогнал. Меня сюда, а корреспондента куда они дели — откуда я знаю? Скорее всего его доктор увез, он все на нем опыты ставил.

— Какой доктор? Какие опыты?

— А доктор, из-за которого вся катавасия вышла. Доктор и Старик. Они натихую от шефов левую ходку сделали с опиумом — гроб с опиумом из Мары в Баку через Ташкент бортанули и там сгорели по дури — гроб на аэродроме раскололся. Закрыть это дело им двести тысяч стоило, бакинскую милицию отмазать. И все бы сошло, но там этот корреспондент затесался. Настырный, сука! Затравил Султана всех заложить в «Комсомольскую правду». Мы приехали на вокзал встречать этого Султана с бабками — он чемодан денег привез, а на перроне опять этот корреспондент. Ну, пришлось их сунуть в машину, а то они в редакцию уже собирались ехать. С ними еще девка была какая-то, но сбежала…

— А кто был при похищении? Только не темни, вас было четверо, у нас свидетели есть. Быстро: кто такой доктор? Фамилия?

— Фамилии не знаю, ей-Богу! Его или Борисом звали, или «доктором». И он с этим корреспондентом земляки, это они на даче сто раз говорили.

— Значит, вы с вокзала повезли их на дачу Сысоева, в Царицыно?

— Да.

— На санитарной машине?

— Да.

— Какие номера у машины?

— А у этого доктора номеров навалом! Он их из пластмассы тискает — точь-в-точь как железные, гаишные.

— А какие он опыты ставил?

— А какие хотите! Он вам газ даст понюхать — вы забалдеете, смеяться будете до упора. А укол сделает — все расскажите, чего знаете и не знаете, а через час очнетесь и не знаете, чего говорили. Или…

— А с Белкиным он что делал? — перебил я. Этому Акееву явно нравилось давать показания и быть в центре внимания. Для такого, как он, бывшего чемпиона и известного боксера, внимание публики — главное удовольствие в жизни. Но мне было некогда выслушивать этот треп, для этого будет иное время — время обстоятельного, со всеми деталями допроса, а сейчас нужно было как можно быстрей получить выход на Белкина, зацепку, намек или адрес или хотя бы подтверждение того, что он жив. И я повторил нетерпеливо: — Что он делал с Белкиным?

— А Белкину он память стирал, — сказал Акеев. — Белкину и этому Султану. Только Султан удрал.