сегодня большое оживление. Похоже, что помимо нашей группы работают еще несколько, и первые восемь комнат превращены просто в гримерную, словно в театре на Таганке или в «Современнике». Большая группа оперативников уже переодета в старшие чины авиации, в бородатых северных геологов, морских офицеров, и я с удивлением слышу из соседней двери знакомый голос моего приятеля Бакланова:

— Потрясающе! Летчики, геологи, моряки, а все в одинаковых в казенных милицейских ботинках. Называется — законспирировались!

Заглядываю в эту комнату. Увидев мое удивленное лицо, Бакланыч говорит:

— Привет! Беру картежную мафию. Обыгрывают, понимаешь, наших доблестных офицеров, приезжающих после службы за границей. Чуть ли не в Бресте накалывают жертву и потрошат до Москвы. Но ничего, мы им подставим сейчас несколько богатых клиентов. А как у тебя?

— Я буду в третьем зале, заглядывай.

В третьем зале у светящейся карты центра Москвы сразу нахожу живую, неусидчивую фигуру Марата Светлова и слышу одновременно два голоса двух оперативных групп:

— Товарищ подполковник! Объект по-прежнему стоит в очереди. Но директор ГУМа говорит, что этих французских лифчиков еще на пять минут торговли.

— Внимание, товарищ подполковник! Объект «племянник» остановил машину на углу площади Лермонтова и Каланчевской. Побежал к свободному телефону-автомату.

Светлов мгновенно повернулся к помощнику:

— Угол Лермонтова и Каланчевской. Какой номер у телефона-автомата?

На малом экране замелькала серия таблиц и тут же возникла карта скрещения площади Лермонтова и Каланчевской. Здесь, на карте, отчетливо видны каждый подъезд, вывески магазинов и будка телефона- автомата на углу, и тут же значился номер этого телефона — 754–214. В ту же секунду помощник по спецсвязи приказал секретному отделу Центрального телефонного узла на Зубовской площади:

— Телефон 754–214 — на магнитную запись и нам на прослушивание.

А еще через мгновение мы уже слышим взволнованный голос Долго-Сабурова:

— Алло! Толик! Это Герман. Тебе товар нужен?

— А что сегодня — пятница? — спросил его второй голос.

— Сегодня не пятница, сегодня четверг. Но я завтра занят. Сколько возьмешь?

— Ну-у, грамм двести… У меня сегодня капусты нет. Если бы завтра…

— А сколько у тебя есть? Учти, сегодня отдам со скидкой.

— Два рубля, ну, три максимум…

На сленге московских дельцов это значит 2–3 тысячи рублей. Между тем по второму каналу Зубовский телефонный узел уже доложил:

— Абонент говорит с пивным баром «Жигули» на Новом Арбате.

Тем временем «абонент» уже набрал еще один номер, и мы опять слышим его нетерпеливый голос:

— Роберт, это Герман.

— А-а, здорово! Что-нибудь случилось?

— Нет. С чего ты решил?

— Ну, сегодня же не пятница.

— Знаю, потому и звоню. Я к тебе заскочу с товаром. Ты будешь?

— А куда ж я денусь? Заваливай, очень хорошо, я как раз пустой…

Гудки отбоя и доклад технарей с Зубовской:

— Абонент говорил с шашлычной «Риони» на Старом Арбате.

И снова доклад группы сопровождения:

— Товарищ подполковник, он по карманам шарит, у него монеты кончились, звонить нечем. Может, дать ему пару копеек?

— Отставить юмор! — командует Светлов. — Продолжайте наблюдение.

— А брать где будем? В «Жигулях»? С поличным?

— Брать не будем. Вот Шамраев привез «сервировку», кто будет ему «стол накрывать»?

— Надо бы Ожерельева, он мастер, товарищ подполковник. Между прочим, объект сел в свою машину, едет в сторону Арбата.

— Ожерельев сегодня уже «накрывал стол» для другого объекта. Я не люблю, когда два раза, он же не Софи Лорен, чтобы два раза за день одну и ту же роль играть, — говорит Светлов.

— Ну, тогда придется вам, товарищ подполковник.

— Хорошо, я подумаю. «ГУМ», вы меня слышите?

— Слышим, товарищ подполковник.

— Кончайте торговлю лифчиками, только не упустите объект. А то всех в постовые разжалую, имейте в виду! — вслед за этим Светлов повернулся ко мне, ввел в курс дел:

— Значит, так. У «племянника» на Каланчевке был склад наркотиков. Очень удобно — в старом вагоне без колес, знаешь, которые прямо на земле стоят. И там среди всякого хлама и ветоши — ящики, коробки с морфием. Почему он решил этот тайник ликвидировать именно сегодня — еще не знаю, похоже, мы его спугнули нашими обысками. Короче, он со всем этим грузом ринулся на Лермонтовскую, в аптечный склад. А там его обэхээсники чуть не прихватили. Я их еле-еле опередил. Там твоя Маленина начала сплошную ревизию, весь склад закрыт. Обэхээсники кишмя кишат. Пришлось у самой проходной подсунуть этому «племяннику» «уборщицу». Она ему шепнула про ревизию. Вот теперь он мечется по Москве, чтобы сбыть с рук товар. Между прочим, машина, на которой он ездит, на имя его тетки зарегистрирована, Долго-Сабуровой, а он по доверенности ездит. Мы ему гаишную проверку устроили за обгон справа. Конечно, сейчас нужна кинокамера заснять его связи. Но где возьмешь? Одна исправная кинокамера на весь МУР и ту взял Бакланов.

— Товарищ подполковник! — послышалось из рации. — Объект вышла из ГУМа, встала в очередь на такси.

— Очередь большая?

— Она стоит девятой.

— Хорошо. Дай ей пару минут, потом подставь «Федотыча». «Федотыч» на стреме?

— А как же, товарищ подполковник! С утра мается.

— Отлично. «Федотыча» мне сюда на прямую связь! — приказывает Светлов, и все в комнате напряглись, замерли. Потому что в проводимой операции наступал один из решающих моментов: сейчас там, возле ГУМа к очереди на такси подкатывает в роли водителя такси старый муровский волк Тихон Егорович Федотов. За двенадцать лет, которые я его знаю, и за тридцать, что он служит в розыске, еще не было случая, чтобы он накололся — в его пышных усах, простодушном крестьянском лице, толстой фигуре увальня есть что-то такое, что всегда успокаивает преступников, внушает им мысль, что уж кто-кто, а этот старикан не может быть шпиком. И сев к нему в машину, они как-то сразу успокаивается, и даже если собирались путать следы и менять такси трижды, прежде чем поехать по нужному им адресу, — в машине у «Федотыча» почему-то расслабляются, и сразу едут туда, куда им действительно нужно. Машина «Федотыча» оборудована скрытой рацией, все разговоры, которые идут в машине, слышны в группе наблюдения и здесь, на Центральном пульте Дежурной части. Поэтому буквально через минуту мы слышим шумы улицы и окающе-благодушный говорок «Федотыча»:

— Центральный, я — Федотов. Подъезжаю к объекту… — И тут же совсем другим тоном: — Да подожди! Не лезь в машину! Куды ехать?

— В Медведково, — доносится мужской голос.

— Нет, в Медведково не пойдет, у меня обед. А вам куда?

— Бирюлево.

— Тоже не проходит, — и тут «Федотыч», видимо, поравнявшись с «объектом», Леной Смагиной, бросает заранее припасенную наживку: — Ленинский проспект, Юго-Запад, Ленинские горы, Черемушки…

— Я на Фрунзенскую набережную! — слышим мы молодой женский голос, и Светлов невольно восклицает, как рыбак, подсекший клюнувшую рыбу: «Есть! Молодец, Федотов!».

Там, в машине, не слышны наши комментарии, но здесь слышно все, что происходит в такси