пропали из клиники, а ведь мне хотелось сойтись с вами поближе. Верите ли, вы единственный из всех... тамошних постояльцев, кто вызывал у меня интерес. Я даже специально выслеживал вас по дороге к той скамейке,– он обаятельно и смущенно улыбнулся.– Вы уж извините. Впрочем, какие извинения, вы ничего не знали, да и все дело осталось там,– он плавно помахал высоко поднятой кистью: – Там, за облаками, там, там-тарам, там-тарам! Ваше чадо? – Рука актера легла на ручку коляски.

Кирилл отрицательно покачал головой.

– Сразу заметно,– неожиданно продолжил актер.– Обычно собственные дети показательно капризны рядом с родителями.– Он выдержал некоторую паузу и добавил: – В любом возрасте.

– Юра! Ты задерживаешь взлет! – капризно сказала какая-то из сопровождавших звезду дам.

– Летите, лебеди, без меня! – не оборачиваясь, отозвался тот.– Вы не против, если я немного прогуляюсь в компании с вами и этим очаровательным юным созданием?

– Нет.

– Тогда – прошу! – И вельможным жестом актер указал на широкую аллею.

Они разговорились как-то сразу. Кирилл увидел совсем другого человека, во многом отличного от того, которого встречал на прогулках в клинике. Возможно, это было обусловлено отсутствием больничной одежды; возможно, у Кирилла уже созрела потребность к продолжительному разговору, обмену репликами и мнениями с неглупым собеседником, не обремененным различными обстоятельствами близости с Кириллом. Они достаточно живо обсудили всевозможные достоинства периодического впадания в детство; причем и с той, и с другой стороны были высказаны довольно остроумные замечания по этому поводу.

– Послушайте, Кирилл. Не сочтите меня чрезмерно любопытным, но если это допустимо... Чем вы в нашей бренной занимаетесь?

– Пока ничем,– ответил Марков.

– Это не связано с этим? – собеседник указал на засыпающую Верочку. Вопрос сопровождался богатой мимикой лицедея, и Кирилл рассмеялся.

– Нисколько. Но начинаю над этим думать.

– Так это же прекрасно! Мой друг, извините, что так быстро называю вас другом, но, поверьте, у меня дар дружить. Хоть это и нескромно. Так вот, когда я в первый раз увидел ваше лицо, меня сразу посетила мысль: «Вот тот, кто просто обязан стать моим партнером в спектакле!» По этой-то причине я и пытался с вами познакомиться. Что вы скажете о работе в театре?

– Я – в актеры? Честно сказать, даже не представляю, как это возможно. Ведь у меня ни образования, ни талантов...

– Таланты! Образование! Все вздор! Театр – это мир! Мир, в котором способны существовать не специально обученные люди – это к семейству Дуровых, извините за резкость,– а только немногие избранные, рожденные для существования, нет, для настоящей жизни в этом загадочном мире, вы уж простите мне эту невольную выспренность. Ну так что, пойдете ко мне в партнеры?

Кириллу это предложение показалось интересным.

– И кого я должен буду представлять на сцене? Так, кажется, нужно правильно говорить о профессии актера?

– Именно так! А играть мы с вами будем знаменитого Гамлета. Я – его земную ипостась, а вы – инфернальную, параллельно существующую в невидимом эфире. Согласны?

– Сразу не ответишь. Насколько я понял, мне придется исполнять роль без слов? Что-то вроде театрального эксперимента?

– Совершенно верно!

– Но ведь мы не похожи внешне, чтобы в восприятии зрителя оставаться частями одного целого – человека.

– Театр, Кирилл,– искусство условное. Впрочем, как и любой другой род искусства. Но мыслите вы верно и в нужном направлении, я не ошибся и просто уверен, что все у нас получится. Но сейчас,– актер посмотрел на часы,– к сожалению, мне нужно спешить. Хотя с бoльшим удовольствием я провел бы остаток дня с вами. Однако спектакль – дело святое! Давайте договоримся так,– он протянул Кириллу визитную карточку.– Звоните в любой удобный для вас день, и мы встретимся, обсудим все более детально. Договорились?

– Да.

– Обещаете? Впрочем, я не имею права брать с вас слово. Просто позвоните мне в любом случае, хорошо?

– Обещаю...

Провожая торопливо уходящего актера взглядом, Кирилл понял: во время этого разговора были решены все его проблемы. Когда и как расплетутся узелки пестрых нитей его жизни, он сейчас не смог бы объяснить четко, с точностью до конкретных сроков и форм, которые должно принять его грядущее существование; но в том, что это обязательно произойдет, он уже не сомневался.

С самого раннего детства сэр Арчибальд Сэсил Кроу не выносил длинных монологов, какими бы конструктивными и важными они ни были. В монотонном выступлении госпожи премьер-министра ему слышалась заунывная колыбельная мелодия, содержание которой при такой форме изложения становилось совершенно несущественным. С его точки зрения, все можно было донести до аудитории короче и яснее – наступив на фолклендскую мозоль аргентинцам, Британия не должна останавливаться на совершённом, а должна с удвоенной энергией продолжать славное дело уязвления своих врагов на всех фронтах. Только таким образом можно заткнуть глотки недовольным и обиженным, боящимся и сомневающимся. И, как бы ни было это печально и прискорбно, монотонные установки главы правительства противоречат его, Арчибальда Сэсила Кроу, планам и желаниям.

В первую очередь это касается перебежчика Курбатова. Изящный пируэт – выдачу русским их бывшего спортивного бонзы – придется отменить. Шумный скандал с участием советского бюрократа-уголовника, руководившего у большевиков бандой рэкетиров, не состоится. И коль так – уйдет господин Курбатов не только от советского закона, но и от справедливого возмездия за гибель Норвежца и за испорченную жизнь девочки-гимнастки, с которой, кстати, надо тоже что-то решать. Роль обличающей свидетельницы – теперь не ее роль. А жаль... Через верного посредника из румынской контрразведки Кроу знал, что заинтересованный русский чин был готов обменять на Курбатова информацию об обстоятельствах засветки Джейн. Он усмехнулся: «Британия! Британия – превыше всего!» Так сосуществуют в вечном антагонизме «личное» и «общественное».

– Не стоит испытывать терпение русских и во второстепенных вопросах, особенно с перебежчиками и внешнеторговыми контрактами. Это в первую очередь относится к ткацким станкам «Ниттинг Луттона». Я думаю, что далее препятствовать этой сделке не стоит. А шум в прессе вокруг гимнастки и ее тренера должен немедленно утихнуть. Сэр Арчибальд,– леди Тэтчер взглядом отыскала Кроу среди собравшихся,– если потребуются дополнительные ресурсы, можете рассчитывать на мои личные фонды. Далее...

Вот так-так! Уже и деньги предлагают ему, сэру Арчибальду Сэсилу Кроу, душителю свободной британской прессы! Он с тоской посмотрел на соседа – Виктора Брэдли, черт его знает какого по счету барона Веруламского. Алчный соседский взгляд красноречив: личные премьерские фонды!.. Мысли сэра Арчибальда вновь вернулись к Джейн и ее русским знакомцам. Сами по себе многочисленные накладки и совпадения, что возникали в этой истории на каждом шагу, не вызывали у него любопытства. Даже подробности гибели Норвежца, открытые его последним контактом в России – подпольным миллионером Дахьей, Кроу принял хладнокровно. Правда, сам прискорбный факт – гибель разведчика от случайной уголовной финки – несколько отдавал фарсом. Особенно в свете тех открытий, что убийца входил в шайку курбатовских молодцов.

Он слишком много времени провел на разведывательной работе и в подобного рода обстоятельствах усматривал лишь характерные признаки изощренной интриги, очевидные доказательства существования некоей многоходовой комбинации. И здесь интересы Кроу-разведчика и Кроу-единственного родственника пересекались. Кто и, самое главное, зачем стал перекидывать коклюшки, сплетая зловещий кружевной узор паутины для Джейн Болтон? Кто тот таинственный мастер-виртуоз, что смог растянуть шелковинки от советского Ленинграда до тэтчеровского Лондона? Нынешний вечер должен ответить на многие вопросы. «Должен» или «должен был»? Сегодня на вечер запланирована встреча с румыном. Ничего существенного,