– Тогда, товарищ генерал, непонятно, зачем, имея такую известную родню, эта мисс приехала к нам шпионить?
– Вполне допускаю, что ни подрывная, ни разведывательная работа не входит в планы Джейн Болтон как стажера на курсах русского языка при Педагогическом институте. Я даже был бы рад этому. Также я вполне допускаю, что одновременное пребывание в Ленинграде Норвежца и девушки – случайное совпадение. К тому же Лоусон прибыл в СССР вполне официально более полутора лет назад, в качестве сотрудника британской культурной миссии. Однако как человек, отвечающий за безопасность страны на вверенном мне участке, я должен убедиться в благих намерениях этой пары. Или – разочароваться. Но разочароваться – убедительно, доказательно и непреложно. В этом нелегком деле основная работа лежит на вашей группе.
– Разрешите, товарищ генерал?
– Давайте, Скворцов.
– Контакты Болтон и Лоусона фиксируются?
– Пока нет. Мисс внучка прибыла только две недели назад. Было принято решение еще недельку не наблюдать за ней, а там взять дней на десять под плотную опеку. Этим займется Гладышев. Касательно Лоусона. Он же у нас – частый гость. По агентурным сведениям, ведет себя привычно – фарцовщики, услуги проституток, мелкие гешефты. Но какое-то у меня в отношении этого господина предчувствие. Поэтому Елагину и Скворцову приказываю немедленно установить плотный надзор за Норвежцем.
– Товарищ генерал, я так понял, что мне еще десять дней прохлаждаться?
– Зачем же прохлаждаться, товарищ Гладышев? Разработайте схему и прикрытие вашей работы с объектом, приходите ко мне, обсудим.
– Есть, товарищ генерал!
– Ну и славно... Думаю, всем все ясно? Отлично. Тогда за работу!
– Об этом не может быть и речи! – Кроу вскочил из-за стола и буквально «подлетел» к Джейн. Потом, словно устыдившись чрезмерности эмоций, медленно опустился в кожаное кресло рядом.– Эти курсы русского языка – дешевый транспортный канал для «Посева» и прочей энтээсовской белиберды. Они тебя еще в день прибытия, как это у них? Ах, да – обшмонают! Прямо на таможне, и репьем повиснут на хвосте. Ты себе представляешь, наконец, эту толпу романтических идиоток, которые целыми днями будут гудеть про Достоевского и Толстого? Прямо у тебя над ухом?
– Как ты сейчас или еще ближе?
Кроу безнадежно хлопнул девушку по плечу. Встал, покачал коротенькое тельце на высоких, скрытых брюками каблуках и, как ни в чем не бывало, продолжил:
– А ты должна будешь все это терпеть и не выделяться... Джейн, послушай, у русских в Ленинграде огромное количество музеев и архивов, театров, огромная киностудия. Дай мне еще немного времени, и оптимальное решение будет найдено.
– Арчи, ты слишком заботлив для дальнего родственника и не видишь основного преимущества ситуации с курсами. За редкими исключениями, слушатели и их окружение примерно одного, студенческого возраста. Это существенно облегчит контакт с Марковым-младшим, и, самое главное, именно для фанатеющей от толстенных томов прошлого века девице легче и естественней влюбиться в русского юношу. Поэтому я прошу тебя, успокойся. Удержать меня от работы в России ты не сможешь, а все эти театры, киностудии и архивы – оставь кому-нибудь другому.
– Про «любовь» ты решила окончательно?
– Может быть, я даже выйду за него замуж. Но для этого одних фотографий недостаточно,– Джейн вынула из папки несколько снимков Маркова. Выбрала один, на ее взгляд, наиболее удачный.– Разве вы будете возражать против столь симпатичного жениха для бедной сиротки?
Арчибальд Сэсил Кроу скрежетнул зубами, но фото взял.
– Слишком романтическая внешность, наверняка инфантилен и неуравновешен,– портрет Кирилла лег на стол.
– Наверняка? Разве разведка не располагает более точными данными? – В глазах девушки заплясали чертики.– Или он, по примеру своего отца, отметелил контролера и сдал его в полицию? А, Арчи?!
– У них милиция, Джейн,– Кроу сидел нахохленный и мрачный.
– Не принципиально. Круг логических построений замкнулся. И, если ты справедливый человек, и справедливый не только на словах, ты должен видеть: я – кругом права.
– Помоги тебе Бог, упрямая девчонка!
Чеширский кот был искренен и патетичен настолько, что Джейн испытала прилив самой настоящей нежности к нему.
«Мой единственный английский родич! Такой – „ответственно смешной“? Или „по-семейному ответственный“?»
Она подошла к дядюшке и осторожно поцеловала его в щеку.
Свои способности к терпению, даже к долготерпению, Джейн оценивала высоко, но объективно. Еще бы, кто, кроме нее, мог знать, что вся ее жизнь до прихода в МИ-5 была чередой бесконечных тренировок в царстве ожидания и терпеливости.
Маленькой девочкой она целыми неделями ждала приезда матери. Сосредоточенно, скрывшись от гувернантки и других слуг дедовского дома, по нескольку раз в день рассматривала ее фотографии, и даже сэра Огастеса она ждала, каждую неделю, с понедельника до пятницы.
Потом она ждала окончания детства, школы в Тринити и, само собой, приглашения на службу Ее Величеству. Это были основные вехи скромной по временным меркам жизни Джейн Болтон.
Где-то между ними затерялись менее значительные события, которых она также в свое время терпеливо ожидала: подарков на день рождения, новых нарядов – в отрочестве, каникулярных поездок на континент и лишения невинности.
Особой красавицей Джейн себя не считала, дурнушкой – тоже. Как-то, невольно подслушав в спортивной раздевалке колледжа разговор двух одногруппниц, по-деревенски упитанных конопатых сестер- двойняшек, она впервые осознала, что вопросы внешности, а также все связанное с парнями, совершенно не интересуют ее. Вечером того же дня, истратив целый фунт,– «Господи, какие же деньги делают на дураках!» – она купила журнал с фотографиями знаменитой Твигги.
Внимательно сравнив отражение своего обнаженного тела в гардеробном зеркале с глянцевым эталоном женского совершенства, она не обнаружила особых отклонений, за исключением чуть большего, нежели у кумира миллионов, размера груди.
Сейчас, во время прогулок по Ленинграду, она невольно обращала внимание на внешность, сложение и поведение здешних девушек. Теоретически, каждая из них была прямой конкуренткой, и поэтому стоило потратить время на изучение арсеналов противника.
Пока таинственный Норвежец выстраивал схемы ее подвода к объекту, Джейн достаточно быстро разобралась в конкурентной ситуации. Выводы были неожиданными.
Когда в Европе девушка выбирает чуть агрессивный стиль «секси», это в первую очередь девушка, которой есть что показать. Таких немного, они сразу заметны в общей массе, и обыватели обоих полов предпочитают их сторониться.
В Ленинграде ситуация была совершенно иной. Джейн наблюдала на улицах города раскрепощенных, но без вульгарного кокетства, обладательниц великолепных фигур, скульптурных бюстов и изящных конечностей в таких количествах, будто бы русские только тем и занимались, что улучшали свою породу. То же относилось и к гардеробу потенциальных соперниц. Мини, миди, макси всех цветов и оттенков, глубокие декольте и открытые плечи, бижутерия и аксессуары всех стилей и направлений не оскорбляли и не задевали ее островного консервативного вкуса.
И, что чувствовалось сразу, во всем этом великолепии отсутствовал дух нарочитой провокации. Ленинградкам нравилось быть красивыми безо всякой меркантильноохотничьей подоплеки. Джейн физически ощущала это.
После долгих раздумий и экспериментов она напрочь забраковала трикотажные топы и джинсы, хипповские балахоны в разводах и фенечки, летние матерчатые сапоги до середины бедра и шнурованные бюстье из черной кожи. Она остановила свой выбор на расшитых бисером мокасинах из оленьей выворотки
