– Ты отца не знаешь! Он же темный, дикий! Водки нажрется, будет орать: «Хват-девка, обортала гулевого, моя школа!»
– Н-да, а других сценариев не предвидится?
Наталья пожала плечами.
– Может, морду набьет, когда узнает, что я в положении. Тоже не подарок.
– Решено, водку из холодильника – долой, на столе – только бутылка вина! – Жених решительно двинулся к пузатому ЗИЛу.
– Дим, у него водяры с собой не меньше чемодана.
Иволгин непонимающе посмотрел на суженую.
– Ну не смотри на меня так! – Девушка повысила голос.– Любой, кто дальше родной околицы всего пару раз в жизни выезжал, всегда потащит с собой «все свое»!
– Наташ, успокойся.
– Не успокоюсь! – начинались слезы и истерика.– Что ты понимаешь? Боится деревня города, вот и тащит на своем горбу, сколько унести сможет! Думаешь, приятно в здешних магазинах идиотами выглядеть? По себе помню,– она закрыла лицо руками и разрыдалась.
«Совместные хлопоты сближают» – вспомнилась вдруг фраза из научно-популярной брошюрки «В помощь молодоженам», недавно прочитанной Домовым. Он молча положил перед страдающей подругой серьезный кусок сыра «Советский», погремев в пенале посудой, добавил глубокую миску и терку. Ловко управляясь с очисткой чеснока, он, избегая смотреть на Наталью, чувствовал, как спадает ее нервное возбуждение, плач затихает, переходит в тихие редкие всхлипы, и наконец ритмичное клацанье сыротерки по мисочному дну возвестило городу и миру: «Любовь и согласие победили!»
Только надолго ли? Этого не знал никто.
«Перефразируя Юлия Цезаря,– думал Вадим, рассматривая будущих родственников,– все беспокойства можно разделить на три группы: зряшные,– он пожал крепкую руку тестя и тут же пропустил мимо ушей его имя-отчество,– незряшные,– ему представили Аллу Владимировну Зорину, первого тренера Наташи, женщину поразительной зрелой красоты,– и какие-то непонятные»,– небольшого роста, плотно сбитая женщина окинула его взглядом с ног до головы и, не отпуская его руки, категорично заявила:
– Гожий зятек, не хуже, чем у людей!
За столом они с Натальей пытались устроиться рядом, но тесть решительно разлучил молодых:
– Успеете насидеться, да и не положено до свадьбы. А у нас, почитай, только сговор нынче,– и, подмигнув смущенному Иволгину-старшему, добавил: – Наливай, хозяин, девку пропить треба!
Скорость, с какой опустела первая бутылка водки, хотя четверо присутствующих, включая Домового, ее не употребляли, впечатляла.
Наташа, скептически посматривая на отца, обреченно переглядывалась с Вадимом.
– Оно, конечно, нехорошо, что без знакомства и благословения, да уж дело молодое, понятное! – Дальневосточник встал с рюмкой в руке. Дочь напряженно смотрела на жениха, остальные гости замолчали.– Люди мы с матерью не шибко ученые, но дочь единственную позорить не хотим,– он внимательно посмотрел на Вадима, потом на Наталью, по спине которой пробежали мурашки.– Вот,– широким жестом Забуга бросил на стол банковскую упаковку пятидесятирублевых купюр,– на это свадьбу сыграем, да и молодым найдем что поднести.– Он помолчал, довольный немой реакцией компании. Но пауза подзатянулась, и будущий тесть предложил: – За то, дорогие новые родственники и вы, Алла Владимировна, давайте и выпьем!
– Я, пожалуй, тоже водки выпью,– подала голос мама Иволгина.– Вадим, подай рюмку, пожалуйста!
На следующий день объединенное семейство Иволгиных-Забуга отправилось тратить привезенные зеленые купюры с портретом В. И. Ленина. Единственной, кто не принимал участие в этой приобретательской вакханалии, была Алла Владимировна Зорина. Правда, полностью уклониться от процесса ей не удалось. Паритетно представляя семейство Забуг в вопросах «городских и тонких», она постоянно вынуждена была присутствовать на заседаниях «чрезвычайного штаба», а потом подолгу отвечать на наивные вопросы Антонины.
Мама Иволгина, отдадим ей должное, ограничилась ролью почетного члена и позволяла себе категоричные возражения лишь в вопросах очевидно неприемлемых.
Она аргументированно заблокировала покупку автомобиля в качестве свадебного подарка молодым, с железной логикой инженера констатировав невозможность эксплуатации автомобиля без гаража и сопутствующую невозможность покупки последнего.
Потом ей удалось доказать, что комната Вадима не вместит в себя гэдээровскую стенку и что телевизор молодым не нужен, потому что в доме их аж три штуки.
Пока ежевечерне, под водочку с селедочкой, Забугастарший и отец-Иволгин обдумывали, как бы приобрести новые «Жигули» и гараж, Вадим и Наталья, оделенные тысячью целковых на личные расходы, связанные с предстоящим торжеством, строили свои планы.
– Дим, ну теперь-то мы можем позволить себе кольцо с бриллиантом! А тебе, я уже все продумала, мы купим кольцо с насечкой,– Наташа, закутавшись в плед, с ногами сидела на диване.
– Ты сказала своим, что беременна?
На Наташины глаза навернулись слезы.
– Тебе обязательно нужно все испортить и мне, и им? Да?
Вадим, тяжело вздохнув, запустил обе пятерни в волосы.
– Будущей маме нельзя плакать и волноваться, успокойся.
– Слушай, Иволгин, тебе что, не терпится стать отцом? В качестве мужа ты себя не представляешь или боишься, что без ребенка я брошу тебя?
Это был явный и злой перебор. Наталья все понимала, но остановиться не могла:
– Так ты не бойся, я и сейчас могу уйти, останешься свободным, без проблем. Думаешь, я не вижу, как тебя ломает вся эта суета, как раздражают мои вопросы...
– Послушай...
– Нет, Димочка, это ты послушай! Не я вызывала сюда родителей, не я затевала всю эту свистопляску со свадьбой! Ты вообще-то понимаешь, что происходит в моей жизни? Я отказалась от спорта ради того, чтобы быть с тобой и родить ребенка! А ты, как последний эгоист, кривишь морду, когда я хоть как-то хочу отвлечься!
Слова атакующей женщины всегда искренни и исполнены объективной укоризны. Но Иволгин их выслушивал впервые и готов был бросить на жертвенник любви любое, даже самое невероятное подношение, лишь бы все успокоилось и вернулось к мирному состоянию. Однако нелепая мысль: «Я, наверное, зря про беременность начал, но как же без этого?» – даже и в этом, бесконечно виноватом состоянии, казалась ему все-таки справедливой.
Интуиция подсказала невесте, что она одержала очередную победу. Теперь ее необходимо было закрепить. Она решительно поднялась с дивана, подхватила стоявшие у книжного шкафа мешок с формой и баул с булавами и лентами, подошла к окну, и через секунду спортивные доспехи растворились в купчинских сумерках.
– Наташка, что ты сделала?
– Облегчила твою жизнь, милый,– она покорно улыбнулась, но – добивать так добивать! – Ты согласен, что именно этого мы и хотели?
Ее вопрос повис в воздухе, Вадима в комнате уже не было. Из распахнутой входной двери сквозило, а на лестнице затихал звук его тяжелого бега.
Кто-то из приятельниц Аллы Владимировны работал в обувной секции «Пассажа», и в тот день они с Натальей решили побродить по центру вдвоем, совместив по возможности прогулку с удачным приобретением парадных туфель.
Встретившись на площади Восстания, неторопливо пошли по Невскому. Наташа засыпала Аллу Владимировну вопросами о ребятах из Привольного, смеялась над ее меткими и остроумными зарисовками из жизни родного, но ставшего уже почти былинным Приморья. В этой болтовне незаметно исчезла та легкая отчужденность, что возникла за время их разлуки, и Наталья как существо, в общем-то, одинокое, вновь, как и раньше, почувствовала всю прелесть доверительного общения.
В «Пассаже» все прошло более чем удачно. Выбирая из трех пар, Наташа остановилась на мягчайшем
