аспектов внутренней политики, но ее правление продемонстрировало, что вмешательство государства помогает справляться с проблемами в экономике и способствует пополнению бюджета. Из тех же соображений Бисмарк национализировал прусские железные дороги, а администрация Барака Обамы договорилась о выкупе акций крупнейших финансовых и промышленных компаний. Расширение государственного сектора экономики за счет скупки проблемных предприятий только на первый взгляд кажется дорогостоящим, но впоследствии, как правило, оправдывает любые затраты.
В отличие от рейдерских захватов, к которым прибегают бизнесмены, национализация — действие более прямолинейное. Государство может позволить себе не обходить, а изменять законодательство для того, чтобы упростить поглощение необходимых источников дохода. Именно так поступил английский король Генрих VIII, решивший национализировать собственность католических монастырей в стране.
До прихода Генриха VIII к власти английская католическая церковь часть доходов монастырей отправляла напрямую в Рим, что не устраивало короля. К тому же папа Климент VII отказывался дать Генриху право на развод с Екатериной Арагонской для заключения брака с его новой возлюбленной Анной Болейн. В итоге король ополчился как против Папы Римского, так и против подчинявшегося папе английского духовенства.
В 1534 году парламент Англии принял Акт о превосходстве, утвердивший Генриха главой англиканской церкви. Государственные законы в соответствии с актом ставились выше церковных. Начался период протестантской Реформации, в ходе которой сформировалась независимая от Рима англиканская церковь. О причинах, побудивших Генриха запустить этот процесс, можно спорить. По мнению некоторых историков, король был недоволен доктриной католической церкви и стремился внести в нее изменения. Однако другие исследователи считают, что Генрихом попросту двигала жадность: установив контроль над церковью, он мог приступить к переводу ее собственности под государственный контроль. И как раз так он и поступил, когда в 1535 году санкционировал закрытие монастырей по всей стране, национализировав их земли. Даже протестантские историки и теологи, например Джереми Колиер, называли экспроприацию церковной собственности «простейшим способом пополнить казну государства».
В январе 1535 года Генрих назначил своего преданного сторонника Томаса Кромвеля генеральным викарием и наместником по вопросам духовенства. На него легла обязанность аккуратной и последовательной национализации монастырей и их источников дохода. Почва для этих действий была подготовлена заранее: в начале 1530-х годов все имущество церкви подверглось инспектированию и детальной регистрации. А в 1534 году английский парламент принял акт, согласно которому в государственную казну отправлялись доход от первого года деятельности всех религиозных учреждений и десятая доля доходов всех последующих лет. Таким образом, королевская власть в общей сложности получала примерно ?45 тыс. ежегодно — в 10 раз больше, чем до этого отправлялось в Рим.
Законом Кромвелю предоставлялись широкие и исключительные полномочия: инспектирование монастырей, определение наказаний духовенству, назначение епископов и издание директив. Символом власти Кромвеля стало его избрание в палату лордов, где он сидел справа от трона короля, над формальным главой церкви — архиепископом Кентерберийским. Наместник короля и его помощники быстро проводили инспектирование обителей в поисках любых признаков «греховного, порочного, плотского и гнусного образа жизни», как говорилось в принятом в 1536 году Акте о роспуске малых монастырей. По этому акту монастыри с доходом меньше ?200 в год закрывались и их земли переходили во владение короля. К 1540-м годам они приносили в казну почти ?250 тыс. ежегодно — в пять раз больше, чем за десять лет до этого приносили королевские земли. Только крайне малая часть этих средств пошла на строительство больниц и образовательных учреждений для бедных, как предписывал акт. Но зато появилось пять королевских профессур по изучению иврита и греческого языка, гражданского права, медицины и теологии в Оксфорде и Кембридже.
Фактическая конфискация церковных владений не могла не вызвать раздражения у той части населения Англии, которая теперь должна была платить за пользование землями, арендовавшимися прежде у монастырей, королю, и платить больше, чем церкви. Жители многих районов страны, чье положение ухудшилось в связи с неурожаями 1535 и 1536 годов, остались почти без средств к существованию. Подобная обстановка благоприятствовала восстанию, и его возглавили сэр Роберт Констебль и два представителя мелкопоместного дворянства — Томас Дарси и Джон Хасси. Главным их мотивом, правда, была вовсе не защита интересов народа, а желание возвести на трон дочь Екатерины Арагонской принцессу Марию (которая спустя более десяти лет действительно стала королевой Марией I). К тому же лидерам повстанцев хотелось избавиться от Томаса Кромвеля, чья реформаторская деятельность угрожала их благополучию.
Восстание, получившее название «Благодатное паломничество», объединило десятки тысяч людей. Это была настоящая армия, вооруженная на деньги сочувствующих дворян. Но поход на Лондон не увенчался успехом: королевская рать жестоко подавила мятеж. Констебль, Хасси и Дарси были казнены за участие в восстании, как и более 200 человек, стоявших в его главе, — рыцарей, лордов, монахов и приходских священников.
Национализация тем временем не прекращалась. С 1537 по 1540 год под контроль короля перешло еще почти 200 крупных монастырей. В 1539 году парламент одобрил закон о передаче собственности большей части расформированных религиозных учреждений государству. Казна постоянно пополнялась за счет ренты и продажи национализированных участков.
После смерти Генриха на престол взошел его незаконнорожденный сын Эдвард, который поддерживал распространение протестантизма. Но он не дожил до совершеннолетия, умер в 15 лет предположительно от туберкулеза. Люди из его окружения, обладавшие действительной властью в стране, разворовали государственную казну. Бремя ее восполнения легло на Марию I, которая, будучи воспитанной в католической вере, пыталась восстановить разрушенные монастыри и их земельные владения. Однако во времена Генриха сформировалась прослойка собственников, наживших состояния на национализации, перекупая у короля конфискованные участки. И их политическое влияние оказалось достаточно велико, чтобы не позволить Марии I вернуть земли под контроль церкви.
Самые успешные национализации в истории, как правило, осуществлялись в кризисные годы, когда акции частных компаний резко падали в цене. Так, к примеру, произошло в конце XIX века в Германской империи, когда канцлер Отто фон Бисмарк выступил с предложением перевести все железные дороги в стране под контроль правительства.
Свою позицию Бисмарк аргументировал тем, что централизованное управление железными дорогами поможет использовать их более эффективно. К тому же только национализация, по его мнению, могла гарантировать бесперебойную работу железнодорожного транспорта в военное время. Наконец, она сулила государству и финансовую выгоду.
Хотя строительство железных дорог на территории Германской империи шло медленнее, чем в Великобритании и Франции, к 1870-м годам их протяженность достигла почти 28 тыс. км. Из них в частной собственности и под частным управлением находились линии протяженностью 12,6 тыс. км. Чуть меньше приходилось на пути, которыми владели и управляли входившие в империю федеративные государства. Остаток — примерно 3,5 тыс. км — был построен на деньги частных предпринимателей, но управлялся федеральными органами. Такое разнообразие привело к тому, что к моменту создания Германской империи в 1871 году в стране действовали десятки железнодорожных компаний, а число тарифов на перевозки достигало нескольких сотен.
В июне 1873 года появилась единая администрация железных дорог во главе с Альбертом фон Майбахом, сторонником и близким другом Бисмарка. В те времена финансовый кризис 1870 года, начавшийся после нескольких затратных войн, все еще давал о себе знать. Объемы торговли сократились, и из-за этого компании-грузоперевозчики терпели убытки, а их акции падали в цене. Бисмарк и Майбах, по всей видимости, решили не упускать такой хороший шанс национализировать страдающие от нехватки средств железнодорожные предприятия. Бисмарк дважды — в 1875 и 1876 годах — выступал с предложением перевести их под контроль правительства Германской империи, и эта идея активно обсуждалась в прессе. Но парламентарии Вюртемберга, Саксонии и Баварии приняли ее в штыки: им не хотелось терять стабильный источник дохода.
Канцлер убедился, что провести свой законопроект через федеральный парламент — рейхстаг — ему не удастся, и тогда он для начала решил национализировать железнодорожные предприятия Пруссии, где занимал пост премьер-министра. Здесь он мог распоряжаться более свободно. Сперва Бисмарк добился отставки всех тех членов правительства, которые могли помешать реализации его планов. Он, к примеру, заменил министра финансов Отто Кампхаузена. Его преемник Артур Хобрехт, впрочем, тоже высказывал Майбаху, занявшему пост прусского министра общественных работ, и Бисмарку сомнения в том, что финансовое положение Пруссии позволит ей безболезненно приобрести в собственность компанию Berlin-Stettin Railways. На это Майбах ответил: «Я, со своей стороны, не разделяю подобных опасений». Бисмарк холодно добавил: «И я». В конце концов к 1879 году парламент Пруссии одобрил закон, по которому железнодорожные компании могли быть национализированы.
Дальнейшему успеху Бисмарка в немалой степени поспособствовало выступление влиятельного генерала Хельмута фон Мольтке в декабре 1879 года в парламенте Германской империи. «Нет сомнений в том, что переход важных железнодорожных путей в собственность государства, с военной точки зрения, наиболее желаем, — сказал он. — Очевидно, что было бы гораздо проще иметь дело не с 49 управлениями, а только с одним». Для страны, создание которой сопровождалось кровопролитными военными действиями, эти слова не были пустым звуком.
После 1880 года национализация железнодорожного транспорта охватила всю Пруссию. Какие-то компании не оказывали сопротивления покупке со стороны государства. Так, например, обстояло дело с приобретением линии Берлин — Потсдам — Магдебург и компании Cologne-Minden за 240 млн марок. Другие — скажем, предприятия Bergisch-Markische и Rhine-Nahe — сдались только под давлением прусского правительства, обвинившего их в подрыве военных интересов государства. В общей сложности на покупку активов частных железнодорожных компаний прусское правительство выделило немалую сумму — 1,4 млрд марок. Майбах настаивал на том, чтобы «национализировать предприятия не поодиночке, а массово — широкими, уверенными мазками». К середине 1880-х годов под контроль прусского государства перешло 12 тыс. км железнодорожных путей из почти 17 тыс. км, которые существовали в то время.
Власти других германских государств тем временем также национализировали почти все железные дороги. С одной стороны, они не желали, чтобы их в этом обогнало правительство империи, с другой — они тоже оценили достоинства централизованного управления транспортными отраслями.
Процесс, начатый Бисмарком, продолжился и после его ухода с правительственных постов в 1890 году. К 1914 году почти все железнодорожные компании в Пруссии были национализированы. Однако мечта Бисмарка о создании единой государственной сети сбылась только в 1919 году, когда Германскую империю сменила Веймарская республика. К тому моменту железнодорожный бизнес стал едва ли не единственным, но очень важным источником стабильного дохода для государства. Грузовые и пассажирские перевозки приносили в казну более 4 млрд марок каждый год.
Две мировые войны XX века стали толчком для проведения масштабных кампаний по национализации целых отраслей промышленности. В Великобритании в период с 1945 по 1951 год под контроль государства перешли угольная и металлургическая отрасли, железнодорожные и авиационные транспортные предприятия, пассажирские и грузовые компании автоперевозок, а также энергетическая отрасль. За разработку этих мер отвечала в основном Лейбористская партия, но ее поддержала и партия консерваторов. В следующие десятилетия тори, правда, проводили частичный перевод национализированных предприятий обратно в частную собственность — особенно в металлургии, однако государственные промышленные корпорации продолжали существовать. Их деятельность нельзя было назвать эффективной, потому что спасенные от банкротства компании часто оставались убыточными,
