наблюдают за поединком. Я подала заявку на участие, решив изучить театр во время дуэлей.

– И вы не побоялись принять участие в поединках? Вы же могли погибнуть.

– Агеластия служит мне щитом. Кроме того, знания, полученные от отца и во время инициации, знакомство с физиологией смеха – все это дает мне огромные преимущества перед соперниками. Я чувствовала себя воином в латах, сражающимся с пещерными людьми. Меч против дубинки. Чего же мне было бояться?

– Но риск все-таки смертельный, – говорит Лукреция.

– Мои противники были более или менее одаренными любителями. Они всегда боялись. Если ты боишься, то уже наполовину проиграл. Самым трудным для меня было имитировать смех, чтобы не вызвать подозрений.

– И что же вы делали, чтобы увеличить показания гальванометра?

– Грусть вызывает такое же сильное волнение, как и смех. Я растягивала губы в улыбке и думала об отце. И сама выбирала цифру, которая появится на экране.

Исидора впечатляет ее уверенность в себе.

До какого же безумия она была доведена, раз решилась на такое.

— Благодаря победам на турнире, я могла проводить в театре много времени. Я не вызывала подозрений у врагов и могла спокойно искать сокровище прямо в их логове.

Доктор Катрин Скалез усмехается.

– Я даже начала получать от этого удовольствие. Гелос и Танатос, объединившись, превращались в потрясающий коктейль эмоций.

Бедный Себастьян Доллен не имел ни одного шанса на победу в схватке с таким противником.

— Значит, пока все с замиранием сердца следили за ходом турнира, вы обыскивали кабинеты в поисках «Шутки, Которая Убивает»?

– И я ее нашла. Я помнила слова Феликса: «Она будет в голове». Я поняла их не сразу, сначала я решила, что это метафора. Как часто, вместо того чтобы искать подтекст, все нужно воспринимать буквально. Она действительно находилась в голове. В голове гигантской статуи.

– Еще одна хорошая шутка.

– Но я не знала шифра. Мне понадобилось огромное число попыток, чтобы вскрыть эту упрямую башку. До мозга моих пациентов добраться гораздо легче.

– У всех нас масса разнообразных талантов, Катрин. Если бы вы меня попросили, я с удовольствием помогла бы вам. Я защитила диссертацию как раз на эту тему, – говорит Лукреция с неожиданным сочувствием.

– Я справилась сама и выкрала «Шутку, Которая Убивает».

Дверь неожиданно распахивается, в кабинет врывается ассистентка.

– Доктор Скалез, больше ждать нельзя! Пять минут давно прошли! Испытуемый номер сто пятьдесят четыре готов. Он уже в сканере, ему ввели маркеры.

– Извините, – говорит Катрин Скалез. – Я должна идти. Делу время, потехе час.

Она замечает недоверчивое выражение на лицах журналистов.

– Не беспокойтесь. Обещаю, что вернусь и продолжу рассказ.

Исидор провожает доктора взглядом, встает и берет из шкафа сборник шуток, «филогелос». Наугад выбирает один анекдот.

Ученый и философ убегают ото льва. Ученый говорит:

– По моим расчетам, расстояние между нами и львом сокращается. Он скоро нас догонит.

Философ отвечает:

– Это лишняя информация, потому что я не пытаюсь бежать быстрее льва. Я пытаюсь бежать быстрее вас.

Лукреция перечитывает вслух цитату на стене.

– «При помощи воображения человек может представить себя не таким, каков он есть в действительности. А при помощи юмора он может смириться с собой истинным. Гектор Хью Манро. Вы знаете, кто это такой? – спрашивает она.

– Бывший офицер колониальных войск, писавший новеллы, полные английского черного юмора. Хорошее изречение. Я думаю, он дал лучшее определение юмора после Рабле.

– Иногда мне кажется, Исидор, что мы с вами несколько наивны, – ворчит Лукреция.

– Почему вы так считаете?

Исидор тщательно осматривает рабочий стол.

– Подозреваемая говорит: «Подождите, я через минуту вернусь». Мы ее спокойно отпускаем и ждем. Такую цену не вставили бы даже в третьесортную комедию.

Исидор, изучив юмористические сборники и переписав несколько анекдотов, подходит к выставленной под стеклом коллекции красных клоунских носов.

Лукреция смотрит на часы.

– Может быть, еще не поздно. Пока Катрин Скалез в лаборатории, мы можем ее задержать.

– Что вы предлагаете, Лукреция? Связать ее и щекотать, как Мари-Анж?

– Арестовать ее.

– Мы не полиция.

Он бесит меня.

— Надо вырвать у нее признание! Я записала наш разговор с самого начала и…

– Магнитофонная запись не является уликой. Считается, что ее можно подделать. И потом, она сама сказала, что «Шутка, Которая Убивает» находится в у нее.

Лукреция мечется по кабинету.

– Вы действительно верите, что она вернется и отдаст нам «Шутку»?

– Верить – это не наше дело. Верить должны священники и мистики. Мы – журналисты, ученые, мы смотрим, слушаем, чувствуем и пытаемся найти связь между событиями и свидетельствами, чтобы узнать истину.

Лукреция подходит к креслу и падает в него с громким вздохом.

– Господи, мы были уже у цели, она обвела нас вокруг пальца, а мы не решились ее остановить! Ужасно обидно!

Исидор изучает книги на дальних полках.

– Вы можете себе представить, что такое жизнь без смеха? Дарий Возняк, подаривший столько веселья людям, навсегда лишил одного человека способности смеяться. И этим подписал себе смертный приговор.

Лукреция не слушает его.

– Она затуманила нам мозги. Она сбежала домой! Надо взять ее адрес и ехать к ней. Или дать ее описание полиции, чтобы ее арестовали.

Дверь открывается, и в кабинет входит доктор Катрин Скалез с толстой папкой под мышкой.

– Извините, – говорит она. – Надеюсь, что я отсутствовала не слишком долго.

– Мы остановились на том, что вы открыли сейф и взяли «Шутку, Которая Убивает», – несколько смущенно произносит Лукреция.

– Точно.

Специалистка по физиологии смеха садится за стол и снова предлагает Исидору и Лукреции апельсинового сока.

– Что же было дальше? – спрашивает Лукреция, сгорая от нетерпения. – Вы прочли ее?

– Да.

– И что произошло?