моими припасами, моим примусом, в конце концов?! Возможно, для ночлега вы уже облюбовали кровать в моей спальне? Мистер Как Вас Там: Джулиан Донован, убийца Гарольда Маккензи или сам Гарольд Маккензи, обманщик и лжец? Вас погнали бы со свистом из шекспировского «Глобуса»!

Гарольд только сейчас сообразил, что Летиция, скорее, ожидала появления отца или кого-либо из прислуги. Но как хороша! Ехидные, хлесткие замечания не возмущали его, а, скорее, радовали! Он был счастлив, видя, как негодование душит мисс Летицию Картер. Это говорило о силе ее любви, о силе ее страсти.

– Возможно, вы, сэр Гарольд Маккензи, снова притворитесь Джулианом Донованом из рыбацкой деревни… как там ее? Линтон? Тонтон? Эксмур? Деревень с подобными названиями в Британии великое множество, сэр! Вы не совершали с милой и дорогой крошкой Летти верховых прогулок в Хексемский лес? Не собирали спелую землянику? Не ревновали свою любимую к ее кобылке Малышке? Мисс Летиция, конечно же, многое прощала вам, потому что любила и до сих пор любит сэра Гарольда Маккензи. Но вы – не он, а лжец и убийца Джулиан Донован.

– Летти! – Гарольд шагнул навстречу, вслушиваясь в звучание язвительного, полного иронии голоса. Как глубоко засела в ее душе обида на Гарольда Маккензи! Как уязвлена девушка! Но она и представить себе не может, какой пыткой был для него день, проведенный в буше, когда он ни жестом, ни словом не имел права намекнуть на их прежнее знакомство. – Летти, дорогая моя малышка! Любимая моя девочка! Прости меня! Пойми и прости! Я сделал это ради нашего благополучия. Мое перевоплощение состоялось по государственной необходимости. Это было поручение сэра Альберта Уокинга.

Его вкрадчивый, чувственный и одновременно полный страсти голос утешал и обволакивал нежной пеленой любви. Летиция судорожно вздохнула и проглотила ком, застрявший в пересохшем горле.

– Сэр Альберт Уокинг папин друг. Не лги, он не мог поступить со мной так жестоко. Он знал, что ты мой жених, Гарольд! Как ты мог?! – До Летиции дошел смысл сказанного, и она безвольно опустила руки. Хлыст выпал из разжатых ослабевших пальцев. И в этой ее покорности было что-то столь трогательное, что у Гарольда защемило сердце от жалости. – В таком случае вы все жестокосердные люди!

Девушка разрыдалась.

– Летти, малышка моя. Единственная. Самая любимая, самая непредсказуемая! – Он подхватил ее на руки, прижал к себе так, что желание ударить его, хлестнуть наотмашь по самоуверенному лицу, по этой вызывающе-открытой белозубой улыбке мгновенно пропало. Она, защищаясь, подняла руки к лицу, закрылась ладонями. Ей было невыносимо больно и стыдно.

А он твердил все слова, что приходили на ум в такой неподходящий, в такой неожиданный час и миг:

– Летти, малышка моя! Как я соскучился! – Гарольд прижал ее к себе, зная, что она обо всем догадывается. А Летиция стыдливо прятала лицо и прижималась щекой к его щеке. И вдруг она вздрогнула, замерла. Немного отстранившись, посмотрела ему в лицо. Высвободила руку, провела дрожащим указательным пальчиком по щеке. Палец скользнул в ямочку на подбородке, медленно пополз вверх.

Гарольд напряженно замер, готовый к любому исходу, и, затаившись, ждал. Этот миг показался ему нестерпимо долгим. В ушах звонили погребальные колокола, в горле пересохло. Летиция тихонько застонала и бережно прикоснулась губами к его губам.

– Я тебя ненавижу! Мне больно! Отпусти! – прошептала она, отрываясь от его губ.

Сейчас, сию минуту он расплачется от щемящей нежности к этому хрупкому созданию, в котором столько силы и мужества!

– Что?! – Гарольд сделал вид, что не понял ее слов.

И легонько отстранил Летицию, чтобы заглянуть в ее глаза.

– Мне больно, Гарольд. Больно до сих пор. Как ты мог так поступить со мной?

– Прости, Летти! – Он снова прижал возлюбленную к себе, запутавшись пальцами в копне золотисто-рыжих волос, вдыхал их запах и наслаждался объятиями.

Она прижала лицо к халату, в который оказался облаченным Гарольд. От махрового халата пахло дорогой туалетной водой отца.

– Любимая, прости, что я встречаю тебя в халате. В гардеробе твоего отца не нашлось подходящего данному моменту костюма. Ты голодна, детка? – Она отрицательно мотнула головой, выскальзывая из его объятий и снова ступая на холодный кафельный пол.

Схватив Гарольда за руку, девушка потащила его из кухни. Он подчинялся ей.

– Куда мы направляемся, Летти? – спросил Гарольд, когда они поднялись по лестнице на второй этаж. Из-под дверей гостевой спальни просачивалась тонкая струйка воды.

– Ты забыл закрыть кран, Гарольд! Видишь, дорожка уже намокла, – засмеялась она. – Нам придется, наверное, самим делать уборку. В доме не осталось прислуги. – Она распахнула дверь, вбежала в ванную комнату, перекрыла кран и выдернула пробку. – Но всем этим мы займемся завтра, дорогой мой. – Летиция радостно смотрела на внезапного гостя.

– Надо позвать кого-нибудь. Юнь Чан, похоже, остался ночевать в домике привратника. Хочешь, я схожу за ним? – предложил Гарольд.

– Чтобы тебя увидели и вызвали полицию, Гарольд?! – Летти с ужасом смотрела на молодого человека. – Господь с ним, с полом, Гарольд! О чем ты думаешь? В доме полно спален и гостевых комнат. Я хочу знать о тебе все! Ты же не мог сам себя убить? И что это означает? И почему ты оказался в нашем городском доме?

– Ты задала мне столько вопросов, Летти, что я и не знаю, на какой из них отвечать. Я ни перед кем не виноват, только перед тобой, дорогая. Только перед тобой. Возможно, за эти годы ты разлюбила меня, Летти?

– О нет, Гарольд, я люблю тебя сильнее, чем раньше. Конечно, я уже не так молода, как годы назад! – Летиция стояла в луже воды, не выпуская руки любимого. Она смотрела ему в лицо, освещенное огнями ламп. – Ты не исчезнешь опять? Не оттолкнешь, как оттолкнул когда-то возле дома лесника в Хексемском лесу?

– Любимая, я тогда думал только о тебе и о нашей предстоящей свадьбе! Был глуп и считал, что потеря девственности многое значит в жизни женщины, что это событие полностью меняет все! И понял, что пока еще не готов нести за тебя ответственность. Я знаю, что поступил не по-мужски, как трус! Может быть, даже как негодяй и подлец! Но я осознал свою вину перед тобой. Неужели ты думаешь, что ничего нельзя исправить?

– Что ты имеешь в виду, Гарольд? То, что сегодня ты принадлежишь только мне, а я – только тебе? Пойдем, Гарольд! Пойдем! – Не выпуская его руки из своей ладони, Летиция повела его по длинному коридору, устланному ковровой дорожкой. – Вот моя комната, Гарольд!

Усадив Гарольда на диван, Летиция стала раздеваться, совершенно не стесняясь его присутствия. Молодой человек немного растерялся от подобного поворота событий. А Летиция продолжала возбужденно веселиться, словно на нее сошло легкое безумие. И Гарольд понимал, что не имеет права останавливать ее. Если он сейчас уйдет, то уже никогда в жизни не сможет взглянуть ей в глаза. Таких женщин невозможно обманывать. Обманывать настоящую женщину – позор для человека, считающего себя мужчиной.

– Я люблю тебя, Гарольд! Я так долго ждала этого часа, дорогой. Я хочу быть сегодня счастливой! Именно сегодня! – словно в забытьи твердила Летиция.

Гарольд неожиданно для себя поднялся с дивана, сбросил махровый халат и стал помогать Летиции. Все происходило так стремительно, что это веселило обоих. Они смотрели друг другу в глаза, не отводя взглядов в сторону, а руки действовали сами по себе.

Гарольд помогал Летиции расстегнуть тугие застежки на корсете, а руки его невольно скользили по ее спине, губы бережно касались атласной кожи тонкой шеи. Гарольд осыпал поцелуями плечи и грудь возлюбленной, зубы тихонько и бережно покусывали твердеющие от вожделения соски.