маневров, научившись решать различные боевые задачи, германский генерал мог, как считалось, автоматически справиться с любой проблемой. Несмотря на отклонение от первоначального стратегического плана, план Клюка оставить в покое Париж и преследовать отступающие армии был «правильным» решением, поскольку он смог бы уничтожить французские армии на марше, не делая при этом обходного маневра вокруг французской столицы. Как вытекало из германской военной теории, укрепленный лагерь следовало атаковать лишь после того, как сломлено сопротивление мобильных частей. Если эти войска будут уничтожены, плоды победы упадут в руки сами. Несмотря на заманчивые перспективы захвата Парижа, Клюк решил не отклоняться от проверенной военной процедуры.
В 6:30 вечера 30 августа он получил сообщение от Бюлова, способствовавшее принятию окончательного решения. В нем содержалась просьба повернуть к востоку и помочь Бюлову «использовать все преимущества победы» над французской 5-й армией. Просил ли действительно Бюлов оказать ему помощь, чтобы завершить победу под Сен-Кантеном или компенсировать поражение под Гюизом, остается неясным. Но его просьба соответствовала намерениям Клюка, и он решил этим воспользоваться. На следующий день он приказал двигаться маршем не на юг, а на юго-восток через Нуайон и Компьен и отрезать, таким образом, французской 5-й армии путь к отступлению. Недовольные солдаты, стершие в кровь ноги, шедшие без отдыха от Льежа более 16 суток, услышали 31 августа приказ: «Таким образом, войскам вновь предстоят форсированные марши».
Главный штаб, информированный о намерении Клюка повернуть на восток на следующее утро, поспешил одобрить этот маневр. Мольтке, беспокоившийся о брешах между армиями, предвидел опасность того, что части правого крыла не смогут достичь взаимодействия, когда придет время для окончательного удара. Численность войск снизилась ниже положенного для наступления уровня, и, если бы Клюк и дальше придерживался первоначального плана обхода Парижа, фронт растянулся бы еще на целых сто километров или более. Считая маневр Клюка удачным решением проблемы, Мольтке в ту же ночь одобрил предложение генерала.
Впереди показалась заветная цель: поражение Франции на 39-й день войны и отправка, по графику, высвободившихся войск на Восточный фронт, против России; доказательство превосходства Германии в подготовке, планировании и организации деятельности армии; достижение половины победы и как ее следствие — установление своего господства в Европе. Оставалось только сжать в кольце отступающих французов, пока они не пришли в себя и не возобновили сопротивления. Ничто: ни разрывы между армиями, ни поражение Бюлова под Гюизом, ни усталость войск, ни колебания в последнюю минуту, ни ошибки — ничто не должно было помешать последнему рывку к победе. Клюк беспощадно, без передышки гнал свою армию вперед. Утром 31 августа офицеры и унтера начали резко выкрикивать команды. Солдаты, уже потрепанные войной, устало становились в строй, и через несколько минут колонны войск двинулись в путь, мерный бесконечный топот сапог заглушил все остальные звуки. Рядовые не имели карт и не знали названий мест; поэтому они даже не заметили изменения направления. Их влекло магическое слово «Париж». Но им не сказали, что они идут не к нему.
К несчастьям немцев прибавился голод. Они слишком удалились от своих линий снабжения, которые действовали неудовлетворительно вследствие разрушения мостов и железнодорожных туннелей в Бельгии. Медлительность восстановительных работ на железных дорогах не соответствовала темпам наступления, например, мост под Намюром не был восстановлен до 30 сентября. Часто усталые пехотинцы, вступавшие в деревни после дневного марша, узнавали, что предназначенные для них квартиры уже заняты кавалеристами. Последние должны располагаться вне населенных пунктов, однако они проявляли нервозность по поводу своих эшелонов со снабжением и фуражом для лошадей и, чтобы не упустить предназначенных им грузов, «постоянно размещались», по свидетельству кронпринца, в прошлом кавалериста, в местах, выделенных для пехоты. Он же неожиданно свидетельствует и о следующем: «Они всегда останавливались и оказывались на пути пехотинцев, когда дела на фронте шли из рук вон плохо».
1 сентября армия Клюка получила неприятный сюрприз. Она вошла в соприкосновение с арьергардами англичан, которые непонятно каким образом — в военной сводке Клюка говорилось об их «отступлении в совершенном беспорядке» — вдруг набросились на немцев и задали им хорошую взбучку. Весь день в лесах под Компьеном и Виллер-Котре шли ожесточенные бои. Английские арьергарды сдерживали врага, а в это время основная часть экспедиционного корпуса опять ушла от преследования, к величайшему гневу Клюка. Отложив отдых, в котором «очень нуждалась» его армия. Клюк на следующий день вновь приказал выступать, на этот раз войска несколько изменили направление и взяли западнее, надеясь обойти англичан. Однако те снова ускользнули. Это было 3 сентября. Шансов прикончить их не осталось. Напрасно потеряв время и людей, пройдя лишние десятки километров, Клюк, настроение которого окончательно испортилось, возобновил марш на восток, преследуя французов.
«Наши люди дошли до крайности, — записал один германский офицер в своем дневнике 2 сентября. — Солдаты валятся от усталости, их лица покрыты слоем пыли, мундиры превратились в лохмотья. Одним словом, они выглядят как огородные пугала». После четырех дней марша, по 40 километров в сутки, по дорогам, испещренным воронками от снарядов, через завалы из срубленных деревьев «солдаты шли с закрытыми глазами и пели, чтобы не уснуть на ходу. И только уверенность в близкой победе и предстоящий триумфальный марш в Париже поддерживали в них силу... Без этого они упали бы и здесь же моментально уснули». В дневнике говорится и о проблеме, принявшей серьезный характер во время германского наступления, особенно в восточных районах, когда армии Бюлова и Хаузена проходили через Шампань. «Они напиваются до предела, но только пьянство поддерживает их силы. Сегодня после смотра генерал пришел в бешенство. Он решил пресечь это повальное пьянство, но мы его упросили не принимать жестких мер. Если мы будем слишком суровы, армия откажется двигаться. Для преодоления ненормальной усталости нужны ненормальные стимулы». «Мы наведем порядок в частях, когда прибудем в Париж», — пишет с надеждой этот офицер, не подозревая, очевидно, о новом направлении марша.
Во Франции, как и в Бельгии, немцы осквернили и покрыли позором пройденный ими путь. Они сжигали деревни, расстреливали мирных граждан, грабили и разоряли дома, в жилых комнатах держали лошадей, уничтожали сады. На семейном кладбище семьи Пуанкаре в Нюбекуре вырыли отхожие места. И корпус Клюка, проходя через Санлис, в 40 километрах от Парижа, расстрелял мэра города и заложников — мирных граждан. На камне, установленном в поле, неподалеку от города, в том месте, где они похоронены, высечены их имена:
Эжен Оден — мэр
Эмиль Обер — дубильщик
Жан Барбье — возчик
Люсьен Коттро — официант
Пьер Девер — шофер
Ж.-Б. Элиз Поммье — подручный пекаря
Артур Реган — каменотес.
2 сентября вечером Мольтке начал беспокоить фланг армии Клюка, обращенный к Парижу. Он издал новый общий приказ. Как и в случае с левым крылом, главнокомандующий вновь проявил нерешительность. Он одобрил действия Клюка, приказав 1-й и 2-й армиям «гнать французские войска на юго- восток, в сторону от Парижа». В то же время он пытался предупредить возможную опасность, дав указание армии Клюка следовать «в эшелоне позади 2-й армии и принять все меры для защиты войск с фланга».
В эшелоне! Это для Клюка было худшим оскорблением, чем оказаться под командованием Бюлова, как однажды приказал главный штаб. Этот Аттила с мрачным лицом, с винтовкой в одной руке и с револьвером в другой задавал темп наступлению германских армий на правом фланге и не собирался плестись у кого-нибудь в хвосте. Он издал свой приказ для 1-й армии: «Продолжить завтра (3 сентября) движение к Марне, чтобы заставить французов отходить в юго- восточном направлении». По его мнению, защита флангов, открытых со стороны Парижа, могла быть с успехом выполнена двумя наиболее слабыми частями: IV корпусом резервистов, в котором не хватало одной бригады, оставленной в Брюсселе, и 4-й кавалерийской дивизией, понесшей значительные потери в бою с англичанами 1 сентября.
Капитан Лепи, офицер кавалерийского корпуса Сорде, 31 августа вел разведку к северо-западу от Компьена. В этот день армия Клюка повернула влево. Лепи вдруг увидел на небольшом расстоянии от себя вражескую кавалерию, состоявшую из 9 эскадронов, вслед за которыми минут через пятнадцать показались колонны пехотинцев, артиллерийские батареи, фургоны с боеприпасами и рота самокатчиков на велосипедах. Разведчик заметил, что войска двинулись не на юг к Парижу, а по дороге к Компьену. Так Лепи, сам того не зная, стал свидетелем исторического маневра. Капитан лишь торопился скорее передать в штаб донесение об уланах, которые поменяли остроконечные каски на английские матерчатые кепи. «К местным жителям они обращались на ломаном французском языке и, спрашивая, как проехать в то или иное место, говорили: «Инглиш, инглиш...» Информация о направлении движения немцев пока мало что значила для французского главного штаба. По мнению его руководителей, врага привлекал Компьен и расположенный поблизости замок. Немцы все еще могли выйти из этого района на дороги, ведущие к Парижу. Сведения о двух колоннах противника, сообщенные Лепи, еще ничего не говорили о характере движения армии Клюка в целом.
31 августа французы, так же как и немцы, поняли, что кампания вступает в критическую фазу. Второй план французского штаба от 25 августа о перемещении центра тяжести на левый фланг в попытке остановить наступление правого крыла германских армий потерпел провал. 6-я армия, которая вместе с англичанами должна была держать фронт вдоль реки Соммы, не выполнила поставленной перед ней задачи. Теперь этой армии, по признанию Жоффра, предстояло «прикрывать Париж». Англичане, говорил по секрету французский главнокомандующий, «не хотят идти вперед», и поэтому 5-й армии, преследуемой Клюком, грозило окружение. Действительно, вскоре поступили сообщения о том, что ударные части германской кавалерии вклинились в промежуток между 5-й армией и Парижем, который образовался в результате отвода английских войск. Как заявил полковник Пон, начальник оперативного отдела штаба Жоффра, «по-видимому, мы не сможем сдержать наступление правого крыла германских армий ввиду отсутствия войск, необходимых для отражения маневра охвата».
Возникла потребность в новом плане. Теперь главное заключалось в том, чтобы выстоять. Жоффр провел совещание со своими двумя заместителями — Бенином и Бартело, старшими офицерами оперативного отдела. Горячий ветер событий принес новую идею, подхваченную сторонниками наступательной стратегии, — «выстоять», пока французские армии не стабилизируют фронт, чтобы с этих позиций затем перейти к активным действиям. Между тем, по общему признанию офицеров главного штаба, немцы в результате наступления растянут свои силы на огромной дуге от Вердена до Парижа. На этот раз французские генералы предлагали ударить в центр германских армий и разрезать их пополам. Это была прежняя стратегия «плана-17», однако на этот раз поле боя перемещалось в сердце Франции. Неудача означала бы не просто отступление войск от границы, а поражение Франции в войне.
Вопрос заключался в том, как быстро удастся осуществить этот «прорыв». И где — на уровне Парижа, в долине Марны? Или следует отступить еще дальше, на линию, расположенную в 60 километрах — позади Сены? Продолжать отступление — тогда немцы захватят новые территории, однако барьер Сены дал бы армиям передышку, остановил преследовавшего их врага, французские войска обрели бы силы. Поскольку немцы поставили себе цель уничтожить французские армии, «главной задачей, — доказывал Белин, — будет сохранение наших войск». Проявить «благоразумие», перегруппироваться за Сеной — в
