Почему? Что такого знали эти люди?

Не хочу сгущать мрачные тучи подозрений, стократ намекать на то, о чем наверняка давно догадался внима­тельный читатель: слишком уж эта полицейская исто­рия напоминает грубый, но несравненно более реали­стический вариант «Медного всадника». И невольная мысль: неужели?!

Кстати говоря, Медный всадник находится букваль­но метрах в трехстах от места происшествия; в смыс­ле от места, где нашли труп Петрова. Идя от Гавани, друзья никак не могли миновать Сенатской площади и неизбежно должны были пройти мимо знаменитой скульптуры.

Конечно же, этой истории можно дать множест­во самых различных объяснений, в том числе совер­ шенно материалистических: Петрова убили разбойни­ки, которые действовали дубинами. Они же до полу­ смерти напугали бедного Сидоркина.

Сидоркин сам «навел» преступников на друга (тут можно развести целый детективно- приключенческий ро­ман в духе «Графа Монте-Кристо» про месть чем-то оби­женного Сидоркина).

Уголовные обещали Сидоркину, что только попуга­ют Петрова, а сами стали его убивать. Сидоркин понял, что сейчас придет и его очередь, и убежал.

Полиция раскопала страшный план Сидоркина, имен­но потому его отправили в монастырь замаливать грех (хотя почему в этом случае не отдали под суд вместе с разбойниками — совершенно непонятно).

Разбойники сознательно «работали под «Медного всадника», прекрасно зная о легенде. Так, во время Гра­жданской войны, в 1918 году, некая шайка нападала на прохожих, одетая в саваны с крестами, прыгая на при­вязанных к подошвам пружинках. Вот и в 1792 году раз­бойникам удалось сделать свое грязное дело и ввести в заблуждение всю полицию Петербурга и царицу.

Полиция сильно преувеличила степень изломанно­сти трупа Петрова — хотели воспользоваться легендой, чтобы выслужиться.

Соседняя версия — это полицейский врач придумал, будто у Петрова переломаны все кости, а не в меру, не по чину впечатлительные полицейские легко дали себя убедить и сами вписали в протокол — мол, весь изло­ман, нет целой кости.

Высшие чиновники Петербурга тоже знали о леген­де и потому спустили на тормозах заурядную уголов­ную историю, чтобы не будоражить население, не бу­дить страсти, — они знали, какое впечатление на народ окажет расследование этого темного дела.

Вот сколько объяснений можно придумать! Уверен, что читатель, если ему захочется, сможет поразвлечься не хуже, придумывая объяснения, в которых станут по­нятны все странные места этого давнего происшествия, и в то же время не нарушены правила логики. Если вам хочется этого, читатель, вперед! Ведь никто нигде не сказал, что это Медный всадник поскакал за друзьями и настиг несчастного Петрова.

Но мне не хочется ничего придумывать! Ни в мисти­ческом, ни в реалистическом направлении. Я дал себе труд взять в руки ломкие изжелта-серые страницы, ис­писанные витиеватым, с трудом понятным почерком. Местами написанное становилось окончательно непо­нятно, и тогда к моим услугам были записи, сделанные на пишущей машинке одним моим знакомым. Отдален­ный предок этого петербуржца трудился тогда в Зим­нем дворце на ничтожной лакейской должности. Но грамотен был, и об удивительных событиях, коим стал свидетелем, повествовал. Потомки придворного лакея далеко отошли от служения престолу и отечеству, заня­лись науками, искусствами и даже угодили в масонские ложи.

Может быть, поэтому эта семья и по сей день живет в Петербурге. Отношения у меня с этими людьми сло­жились неплохие, и стоило им узнать, что за книга за­тевается — я был допущен в семейный архив. Называть этих людей я, разумеется, не стану, но вот содержание старых записей я сообщаю читателям, и пусть они сами делают выводы, какие хотят.

В общем, темная, непонятная история — но при этом это уже никак не городской фольклор, сколько бы в ней ни оставалось непонятного и странного. Доста­точно одной такой полицейской истории — и фольклор получает мощнейший толчок. А ведь на каждый роток не накинешь платок, и наверняка какая-то «утечка ин­формации» была. Городские обыватели Петербурга по­лучали подтверждение легенде из куда как серьезных источников.

Так что фольклор фольклором... а что за ним? И уж, наверное, обрывки полицейских историй вроде этой, связанные с ними сплетни, слухи наверняка тоже были известны Александру Сергеевичу.

Естественно предположить, что и история 1792 го­да была выдумана отставным чиновником. Но и тогда получается любопытная деталь: значит, уже в самом на­чале XIX столетия такого рода выдумка реально могла появиться.

Дело ведь вовсе не в подлинности того или иного свидетельства. Самое главное — народ отвел царю-Ан­тихристу вполне определенное место в легендах. Ис­ключительное место, совсем непохожее на место дру­гих царей в народной памяти.

Даже если все истории о загробной жизни Петра — сплошное вранье, все равно народная молва наделила памятник Петру всеми особенностями беса! Это мимо­ходом было сказано к вопросу о том, Бог ли сказал «да будет Петр»... Уж очень это все полемично.

Вовсе не только городские низы, «необразован­ный темный народ», всерьез считали Петра существом, незримо живущим в «своем» городе. Вот хотя бы такая история, произошедшая в 1812 году. Тогда опасались вступления Наполеона в Петербург и решили увезти Медного всадника в Вологодскую губернию. Для этой цели уже приготовили плоскодонные баржи, готовы были люди, а статс-секретарь Молчанов получил на расходы несколько тысяч рублей.

В то же время некий майор Бутурлин чуть ли не каждую ночь стал видеть один и тот же сон: как он сто­ит на Сенатской площади возле памятника. Вдруг голо­ва Петра поворачивается, всадник съезжает со скалы и едет к Каменному острову, к резиденции Александра I. Во дворе Каменноостровского дворца встречаются они — живой император Александр I и мертвый, бронзо­вый Петр I.

— Молодой человек, до чего ты довел мою Россию, — говорит Александру Петр. — Но пока я на месте, моему городу нечего опасаться.

После сих слов Медный всадник поворачивается и отправляется на прежнее место.

Майор Бутурлин добился свидания с личным другом императора, князем Голицыным. Пораженный Голицын уговорил Александра не увозить статую...

Легенда ли это? Трудно сказать. Особенно трудно проверить, действительно ли снился такой сон Бутур­лину, или нет. Но вот что Медного всадника должны были увозить, а потом раздумали — это факт. И что та­кая история рассказывалась в среде образованных и неглупых людей — тоже факт. Кстати, майор Бутурлин дожил до преклонных лет, и этой истории отнюдь не от­рицал. Тоже любопытный факт, хотя подлинности сна и не доказывает.

Весь XIX век рассказывались не очень веселые истории про Медного всадника. И в XX веке тоже, при­чем во всех классах общества.

Тема ожившего Медного всадника появляется и в «Петербурге» Андрея Белого, и во многих стихах Сереб­ряного века. Трудно, конечно, сказать наверняка, в какой степени авторы знали городской фольклор, а в какой — просто читали А.С. Пушкина. Тем труднее сказать, в какой степени сами они верили в то, о чем писали.

Но вот такая история — в 1903 году, в один из юби­лейных дней празднования 200-летия Петербурга, к ре­шетке Медного всадника некий старик привязал розо­вый коленкоровый клочок. На клочке материи были приклеены бумажки с вырезками из Библии. Старик ут­верждал, что нельзя было ставить «манамент» Петру, по­тому что «кому памятник поставлен — тот и погибнет, а душа его будет скитаться по площадям».

О судьбе старика я ничего не могу сказать, но, по крайней мере, уж он-то наверняка верил в бесовскую природу памятника. И вряд ли он один был такой.

Расскажу еще одну историю, которая произош­ла лично со мной в конце ноября 1986 года. Я гулял по ночному Петербургу, пытался делать слайды — ста­вил фотоаппарат на штатив и фотографировал с боль­