Такою же гармонией души
Бессмертные исполнены; но мы
До той поры ее не можем слышать,
Пока душа бессмертная живет
Под грубою и тленною одеждой.
Итак, гармония сфер и гармония души, но не колокольный звон и не церковное пение, - вот для Шекспира наивысшая музыка. Через всю пьесу проходит эта восторженная любовь к музыке, которую он в последнем действии облек в такие роскошные стихи. Когда Бассанио приступает к выбору между ящиками, Порция восклицает (III, 4):
...Пусть оркестр
Гремит, меж тем как выбирать он будет!
Тогда, коли не угадает он,
То кончит так, как умирает лебедь
При музыке...
Но может он и выиграть. Тогда же
Чем будут звуки музыки? Тогда
Те звуки будут трубным ликованьем,
С которым верноподданный народ
Перед своим царем нововенчанным
Склоняется.
Словно Шекспир хотел здесь, в 'Венецианском купце', выразить впервые всю глубокую музыкальность своей природы. Он влагает в уста ветреной Джессики следующие глубокомысленные слова:
Становится мне грустно всякий раз,
Как музыку хорошую услышу,
и Лоренцо объясняет ей, что это происходит оттого, что к звукам музыки душа прислушивается с напряженным вниманием.
Трубный звук укрощает лихой табун молодых коней. Орфей увлекал, по словам легенды, деревья, волны и утесы.
Нет на земле живого существа
Столь жесткого, крутого, адски злого,
Чтоб не могла хотя на час один
В нем музыка свершить переворота.
Кто музыки не носит сам в себе,
Кто холоден к гармонии прелестной,
Тот может быть изменником, лгуном,
Грабителем: души его движенья
Темны, как ночь, и как Эреб черна
Его приязнь. Такому человеку
Не доверяй. Послушаем оркестр.
Конечно, эти слова не следует понимать в буквальном смысле. Но обратите внимание на все немузыкальные натуры у Шекспира. В данном случае это Шейлок, который ненавидит 'мерзкий писк искривленной трубы', затем героический, совсем не культурный Готспер, далее упрямый Бенедикт, политический фанатик Кассий, африканец-варвар Отелло и, наконец, существа вроде Калибана, но и эти последние покоряются чарам музыки. Зато все более мягкие натуры музыкальны. Так, например, в первой части 'Генриха IV' Мортимер и его жена, уроженка Уэльса, не понимающие друг друга, говорят между собой:
О милая моя, поверь, что скоро
Я буду в состояньи говорить
С тобою на твоем же языке,
В твоих устах он так же мне приятен,
Как пение прекрасной королевы,
В саду, сопровождаемое лютней.
Музыкальны далее трогательно-нежные женские натуры вроде Офелии или Дездемоны или мужские фигуры, как Жак в комедии 'Как вам угодно' и герцог в 'Двенадцатой ночи'. Последняя пьеса вся проникнута любовью к музыке. Уже в первой реплике она раздается первым аккордом.
Когда музыка пища для любви
Играйте далее! Насытьте душу!
Пусть пресыщенное желанье звуков
От полноты их изнеможет и умрет.
Еще раз тот напев! Он словно замер!
Он обольстил мой слух, как ветерка дыханье,
Что веет над фиалковой грядой,
Уносит и приносит ароматы.
Здесь Шекспир высказал также свою любовь к простонародным мелодиям. Герцог восклицает (II, 4):
Цезарио мой добрый, сделай милость,
Спой ту старинную, простую песнь
Вчерашней ночи. Грусть мою как будто
Она отвеяла и дальше, и свежее,
Чем красные слова воздушных арий,
Пленяющих наш пестрый век.
Эта жажда звуков и любовь к музыке, которые отличают здесь герцога, а в 'Венецианском купце' - Лоренцо, наполняли душу Шекспира в тот короткий, счастливый период, когда он, не порабощенный еще меланхолией, коренившейся в нем, как во всех глубоких натурах, в потенциальном виде, чувствовал, как с каждым днем растут и крепнут его способности, как его жизнь становится богаче и значительнее, и как все его внутреннее существо дышит гармонией и творческой силой. Заключительная симфония в 'Венецианском купце' является как бы символическим изображением того духовного богатства, которое Шекспир ощущал в себе, и того духовного равновесия, которого он теперь достиг.
ГЛАВА ХХII
К 1596 г. относится драма 'Царствование короля Эдуарда III', 'игранная в разное время в городе Лондоне'. Английские критики и знатоки Шекспира приписывают ее частью Шекспиру. По их мнению, Шекспир заметно ретушировал лучшие места этой пьесы.
Существует достаточно причин присоединиться к этому взгляду. Правда, упомянутая драма похожа на шекспировские столько же, сколько многие другие пьесы елизаветинской эпохи; правда также, что Суинберн приписывает ее одному из подражателей Марло, однако в высшей степени вероятно, что Шекспир принимал некоторое участие в создании 'Эдуарда III'. Замечательны следующие стихи из одной реплики Уоррика: 'Я мог бы, дочь моя, еще расширить поле моих сопоставлений между величием короля и твоим позором. Яд, поднесенный в золотом сосуде, кажется еще противнее; вспышка молнии, сверкнувшей во мраке, заставляет ночь казаться еще темнее. Лилия, подвергшаяся разложению, пахнет хуже сорной травы, а если добрая слава клонится к греху, то позор принимает втрое большие размеры' (III, 2).
Напечатанные курсивом слова 'подвергшаяся разложению лилия пахнет хуже сорной травы' являются заключительным стихом 94-го шекспировского сонета. Нет никакого основания предполагать, что этот сонет, намекающий, как будет показано ниже, на более поздние события в жизни поэта, был уже в то время написан. По-видимому, Шекспир воспользовался для этого сонета одним стихом, сочиненным им для упомянутой драмы.
Иностранному исследователю, разумеется, неудобно возражать англичанину, если речь идет об английском языке и английском поэтическом стиле. Но так как многие критики приписывают то одну, то другую пьесу елизаветинской эпохи либо полностью, либо частью Шекспиру, приходится, тем не менее, часто делать такие возражения. Это в особенности касается драмы 'Арден из Февершема', одной из самых прекрасных пьес этой богатой произведениями эпохи. Даже если вы прочтете эту драму в ранней молодости, не подвергая ее тонкой критической оценке, то вы невольно будете поражены ее достоинствами. Суинберн прямо заявляет: 'Я считаю не только возможным, но даже необходимым утверждать, что это произведение, написанное без всякого сомнения, молодым человеком, может принадлежать только перу юного Шекспира'.
Конечно, я заслуживаю в этом вопросе гораздо меньше доверия, чем Суинберн, тем не менее я не разделяю его мнения. При всем моем уважении к драме 'Арден из Февершема', я не могу допустить, чтобы Шекспир написал хоть одну строчку в этой драме. Ни выбор сюжета, ни манера его обработки не напоминают Шекспира. Это - мещанская драма. Героиней является женщина, покушающаяся трижды на жизнь своего доброго и деликатного мужа, чтобы свободнее отдаться своему гнусному любовнику. Автор драматизировал настоящее уголовное дело, придерживался очень добросовестно судебных протоколов и внес во всю эту историю свои богатые психологические сведения и наблюдения. Шекспир не любил таких сюжетов. Он впоследствии никогда на них не
