момент зазвонил телефон, я снял трубку.

— Скажите, вы еще щенка не продали? — раздался мальчишеский голос.

Я засмеялся:

— Нет, не продал. Я и не продавал, потому что у меня щенка сроду не было. Вы, молодой человек, ошиблись номером.

— Ой, извините!

Несомненно, что у Кастелли было какое-то важное дело к Сытникову. То есть других дел у него и не было. Но что у них могло быть общего?

Зазвонил телефон; тот же звонкий голос спросил:

— У вас продается щенок?

— Вы снова попали ко мне, молодой человек. Набирайте внимательно номер.

— А я набирал аккуратно…

Я только положил трубку, как снова раздался звонок:

— Скажите, ваш щенок уже в комнатах не гадит? — требовательно спросила женщина.

Вот же чушь какая!

— Не гадит, потому что у меня нет никакого щенка — вы не туда попали.

Да, Сашка, конечно, прав, — все корни этого дела в Болгарии, и искать надо там. Батон, скорее всего, вообще оказался в нем сбоку припека, хотя это обстоятельство не снимает с повестки дня наших с ним счетов. И опять звонок телефона:

— Послушайте, а сколько недель вашему щенку?

— Вы ошиблись номером, — я бросил трубку, и сразу же телефон снова зазвонил:

— Я по объявлению о щенке. Он детей не искусает?

— Мне кажется, я вас сам искусаю! Вы куда звоните?

— На квартиру.

— А попали в милицию, и никаких щенков здесь нет!

— Ну и очень глупо! Вам остается сказать про роддом! — И старушка обиженно разъединилась со мной. Какое-то телефонное недоразумение, черт бы их побрал со щенками и вечно барахлящими телефонами.

Звонок:

— Простите, а вы еще своего Стаса на выставку не выводили?

— Что-о? — спросил я, и сердце ворохнулось быстро и тревожно.

— Щеночка своего, спрашиваю, на выставку молодняка представляли?

— Да, — сказал я очумело, — скажите, а по какому номеру вы звоните?

Человек назвал номер моего телефона.

— А где вы взяли мой телефон? — осведомился я.

— Да вы что, не в своем уме? Он же в объявлении напечатан! Черт знает что — дают объявления, сами не знают зачем, людям головы морочат только! — И возмущенно бросил трубку. И снова зазвонил телефон.

— Я по объявлению. Вы сколько за псину свою хотите?

— Недорого, почти задаром. Вы простите меня, я хотел у вас узнать: где вы прочитали мое объявление?

— Как где? В газете! А вы что, не знаете, где свои объявления печатаете?

— Видите ли, какая штука, — быстро забормотал я. — Мы с женой в принципе договорились о таком объявлении, а давала она его сама, и я спросить позабыл, а сейчас ее нет дома, поэтому я у вас и спрашиваю.

— Все понял — нет у вас насчет щенка еще согласного решения. А объявленьице такое ваша супруга дала в сегодняшнем приложении к «Вечерке».

— В каком приложении?

— В рекламе. Нешто не видели?

— Видел, видел, маленькая такая газета. А не прочитаете мне объявление?

Он там, на другом конце провода, засмеялся:

— Э, видать, супружница ваша совсем контрабандно провернула это объявление. — Я слышал в трубке его сытый смешок, тяжелое настырное дыхание, я видел, как толстые ноздри с рыжими волосками раздувались от удовольствия, что он является первым и главным участником надвигающейся семейной грозы, и в его голосе было неодобрительное уважение к моей самовольной жене, так откровенно пренебрегающей моей волей, и нескрываемое презрение к моему слюнтяйству. — Да-с, ловко жена ваша это сделала.

Оп посопел у микрофона, видно очки на нос напяливал, и дикторским тоном возгласил:

— «В связи с длительным отъездом хозяина очень дешево продается легавый щенок-медалист по кличке Стас, имеется родословная, воспитан в служебном питомнике. Звонить в дневное время…»

— Спасибо, — я нажал на рычаг.

Легавый щенок-медалист по кличке Стас. Все ясно — это Батон. Но почему? Напомнить мне о моем поражении? Но он знает лучше всех, что игра не окончена. Или он считает это еще одним голом в мои ворота? Разозлить меня хочет? Обсмеять перед всеми? Но ведь я могу никому не сказать об этих звонках…

Звонок. Я снял трубку и сразу же опустил ее на рычаг. Почти бесплатным щенком-медалистом будут интересоваться долго.

Я могу не сказать? Этот как следует считать — моим личным или служебным делом? Или, как говорят в документах, это личное дело возникло на почве выполнения мною моих служебных обязанностей? Так это что — плевок в меня лично или вызов большой группе людей, противостоящих Батону рядом со мной и называющихся вместе — МУР? Или я много беру на себя? Может быть, истина состоит как раз в том, что человек по фамилии Дедушкин смог ловко и очень хлестко поиздеваться над человеком по фамилии Тихонов и тот, не имея других средств отмщения, надевает на себя форменный мундир и начинает ерепениться, что Батон-де оскорбил честь этого мундира и должен за это ответить?

Батон, которого я грозился отучить воровать, спокойно вышел на волю и уже один раз подверг меня публичному унижению, заставив испугаться, когда прислал на меня жалобу. Теперь он нанес второй сокрушительный удар, поставив меня перед дилеммой: или доложить начальству об этом объявлении и совершенно неминуемо сделаться всеобщим посмешищем, потому что такие вещи обычно мгновенно становятся общеизвестными, или же никому не говорить про легавого щенка и признаться самому себе в собственной трусости и жуликоватости, потому что Батон знает: в нашей работе достаточно один раз хоть по самому пустяковому поводу схитрить — и добра не жди…

Надо идти к Шарапову и доложить обо всей этой истории. Ее еще будут тщательно разбирать, выяснять, устанавливать, неизбежно кроме Шарапова в этом будут участвовать другие люди, и даже страшно подумать сейчас, какую вызовет объявление лавину шуток, анекдотов, всяких басен, дружеских насмешек и не очень дружеских — вовсе не все в управлении мои друзья, и относятся люди ко мне весьма по-разному. Ох, черт его побери!

Я достал из стола телефонный справочник и позвонил в редакцию. Меня пофутболили по нескольким номерам, пока я добрался наконец до секретарши отдела объявлений:

— С вами говорит старший инспектор Московского уголовного розыска капитан Тихонов. Вы поместили в сегодняшнем номере объявление о продаже щенка…

— Какого именно? У нас их в номере три продается.

— Легавого щенка по кличке Стас, — сказал я, и ощущение у меня было такое, будто я глотал наждачную бумагу.

— Да, помню такое объявление. А в чем дело?

— Нас интересует, кто дал это объявление.

— Сейчас посмотрю по регистрационному журналу, — она коротко пошуршала бумагой, потом ответила: — Репнин Николай Иванович, проживает — Москва, улица Воровского, паспорт № 2794513…

Шарапов по телефону давал указания — наверное, кому-нибудь из наших инспекторов:

— Да, и вот еще что: посмотрите, подумайте, сравните, нет ли там чего-нибудь общего с кражей в