— Очень часто бывает, что маловероятные версии становятся единственно верными, — заметил следователь.

— Не дай Бог! Ну да вы во всем разберетесь, Григорий Тимофеевич. Он и пикнуть больше не успеет…

— Он-то не успеет. Но кое-кто успевает… Я вот еще о чем думаю, Юрий Аркадьевич. Не могу понять, кто с утра пораньше меня начальству заложил.

Марукин отвел взгляд, потому что знал, кто это сделал:

— Мало ли доброхотов… Может, Васька наш, охранник, и заложил… Выслужиться захотел, скотина!

— Скотина, это ты загнул, Юра. Во-первых, неизвестно, Василий им сказал или сами стелепатировали. Начальство же — оно, знаешь, всевидящее…

— Да-да-да-да-да… — Марукин с готовностью закивал.

— А во-вторых, даже если и он, это не повод для того, чтобы обзывать скотиной человека, — продолжал следователь.

Марукин почесал затылок:

— Да, я чего-то погорячился… Так переживаю же за вас, Григорий Тимофеевич!

— Не переживай. Цель близка. Осталось совсем немного — и я прижму смотрителя к стенке, да так, что он у этой стенки и останется.

— Вы про высшую меру, что ли? Следователь задумчиво произнес:

— Меру наказания будет определять суд. И я надеюсь, она будет суровой и справедливой, эта мера.

— Вы, Григорий Тимофеевич, закроете это дело с успехом. И начальство вас оценит. Звездочку лишнюю прицепит.

— Звездочки лишними не бывают, Юрий Аркадьевич. Но я не ради них стараюсь, — заметил следователь.

Марукин всплеснул руками:

— Так это же понятно! От такой нечисти честных людей ограждаем, защищаем… Это же понятно, что…

Следователь решил прекратить беседу:

— Ладно, Юрий Аркадьевич. Спасибо за сочувствие. Но мне чего-то не хочется с утра пораньше разговоры разговаривать. Дело делать надо.

— Все, растворяюсь… — Марукин поднялся и спиной попятился к двери. В дверь зашел охранник, на которого наскочил Марукин. Оба охнули и разошлись. Охранник обратился к следователю:

— Разрешите доложить, Григорий Тимофеевич?

— Слушаю, Василий.

— Смотритель готов все рассказать. Просит, чтоб его немедленно допросили.

Следователь внимательно пронаблюдал за реакцией Марукина, на лице которого отразилась крайняя степень изумления. Марукин был хорошим актером, ему многое удавалось.

Зинаида на чердаке собирала Алешин чемодан. Она швыряла вещи с таким настроем, словно вымещала на них старые обиды на всех мужчин на свете. Дело спорилось так, что когда Леша подошел к дому Никитенко, у двери, на пороге, его ждал собранный чемодан.

Расстроенный Леша громко постучал в дверь:

— Маша! Открой! Маша, ты обязательно должна меня выслушать!

Дверь открылась, и на пороге возникла Зинаида:

— Ты чего здесь расшумелся? — сурово спросила она.

— Зинаида Степановна, здравствуйте! Мне срочно нужна Маша!

— А ты ей не нужен, — холодно ответила Зинаида.

— Но почему?

Зинаида уперла руки в боки:

— Как будто ты сам не знаешь!

— Это вы ничего не знаете! И не надо кричать на меня, не разобравшись! — возмутился Леша.

— Знаешь что, милый. Разбираться с тобой мне уже вот как надоело! — Зинаида жестом показала: по горло.

— Тогда пустите меня к Маше!

— Не пущу! — Зинаида стояла скалой.

— Я обязательно должен с ней поговорить!

— Уходи домой, Алеша. Все, хватит. Уходи!

— Но Маша… — Леша попытался возразить.

— Маша видеть тебя не хочет!

Алеша перевел взгляд на окно Машиной комнаты. Занавеска на окне резко закрылась. Зинаида зашла в дом, попыталась прикрыть дверь, но Алеша решительно вошел за ней следом. Зинаида обернулась к Алеше:

— Ты что, русского языка не понимаешь? Я же тебе сказала, что Маша с тобой не хочет разговаривать!

— Тогда вы выслушайте меня. Прошу вас. Зинаида махнула рукой:

— А мне это тем более не нужно, Алеша. Не нужно, не нужно… Уходи!

— Но я ведь ни в чем не виноват! — взмолился он. Зинаида закрыла уши руками:

— Все, все, я ничего не хочу слышать. Леша начал говорить громче:

— Случилось недоразумение, Зинаида Степановна! Просто дикое недоразумение!

Маша и Сан Саныч стояли около полуоткрытой двери и подслушивали разговор Зинаиды и Алеши.

— Ты слышишь, Сан Саныч? — шепотом сказала Маша.

— Так, может быть, выслушаешь парня? — спросил тот.

Маша отрицательно покачала головой:

— Зачем он бабушку обманывает? Я же все своими глазами видела!

Зинаида отняла руки от ушей:

— Алеша, ну что ты такой непонятливый. Если тебя не хотят видеть и слышать, разве можно так навязываться? Иди домой, Алеша. Там тебя… близкие люди ждут, А у нас… своя жизнь. Иди, Алеша!

Леша упрямо стоял на своем:

— Вы не можете выгнать меня просто так, не выслушав!

— Могу, — возразила Зинаида. Сан Саныч уговаривал Машу:

— Маша, ты же знаешь эту Катю. Может быть, и не было того, о чем ты думаешь.

Решившись, Сан Саныч вышел из комнаты, и Маша, подумав несколько секунд, направилась за ним. Зинаида и Алеша продолжали спор.

— Нет, нет и еще раз нет! Ни с какой Машей ты сейчас разговаривать не будешь! — говорила Зинаида.

В кухню зашел Сан Саныч, и Зинаида повернулась к нему:

— Нет, я так не могу! Саня, может быть, ты уговоришь этого упрямого молодого человека уйти отсюда?

— И не подумаю, — возразил Сан Саныч. Зинаида, опешив, уставилась на него.

— Я считаю, что Машенька сама должна решить, разговаривать ей с Алешей или нет.

На кухню зашла Маша и обвела всех строгим взглядом. Зинаида обратилась к Сан Санычу:

— Ты что, хочешь, чтобы он ей снова голову задурил?

— Задурит или не задурит — не наше с тобой дело, Зинаида. А выслушать Алешу тебе, Маша, я думаю, стоит.

Маша и Алеша встретились взглядами. Сан Саныч, пользуясь паузой, взял Зинаиду за рукав и увел ее с собой. Маша и Алеша продолжали молча смотреть друг на друга. В Машином взгляде читались обида и боль, в Алешином — сочувствие и любовь.

— Маша, я очень сожалею, что наш с тобой вчерашний вечер сорвался…

— Просто сожалеешь? — переспросила она.

— Не просто сожалею. А очень сожалею. Поверь мне.