Алеша смутился от этого воспоминания.
Но Костя даже не обратил на это внимания.
— Покажи, — попросил он ключи.
Алеша полез в карман, достал связку ключей и нашел среди них нужный.
— Вот этот. А тебе зачем?
— Давай маме сюрприз сделаем! Откроем дверь этим ключом, войдем неожиданно и удивим ее.
— Ты что, с ума сошел? Это же непорядочно! — не одобрил решение брата Алеша.
— Да ладно, ничего такого в этом нет. Она нам знаешь как обрадуется! — уверенно сказал Костя и, забрав у Алеши ключ, открыл дверь.
— Костя, остановись, не надо, — все еще сопротивлялся Алеша.
— Ну вот и все, уже открыл. Заходи, — сказал Костя.
Он распахнул дверь в квартиру и уступил дорогу Алеше. Братья тихо зашли в квартиру и увидели в открытую дверь комнаты целующихся Полину и Буравина. Сыновья не ожидали увидеть такое. Им казалось, что мама — это только их мама, больше никому она не могла принадлежать. Даже выросшие дети остаются немного эгоистами в этом вопросе. Мама — это собственность ребенка, с такой установкой живут многие дети. Может, они в чем-то и правы. По крайней мере, семей, в которых дети — это главное, очень много.
Полина почувствовала на себе взгляды детей и быстро отстранилась от Буравина. Ей вдруг показалось, что она что-то делает не так. Она смутилась и, направляясь к сыновьям, быстро заговорила:
— Ой, мальчики… Здравствуйте. Проходите, проходите. Мы вас очень ждали. Я сейчас стол накрою.
Буравин подошел вслед за ней и, улыбаясь, протянул Алеше руку:
— Добро пожаловать в наш новый дом. Как видите, ваша мама живет во вполне сносных условиях.
Алеша ответил рукопожатием и заспешил:
— Мам, мы тут сумку принесли. Отец просил тебе передать кое-какие вещи. А я побегу, мне некогда.
Алеша развернулся и вышел из комнаты.
— Сынок, постой, — поспешила за ним Полина.
— Мама, извини, но я тороплюсь.
— Алеша, хоть на пять минут задержись. Расскажи, как вы там живете без меня.
— Не могу, мам. Как-нибудь потом. Сейчас я очень спешу.
Полина, расстроенная, вернулась в дом.
— Да, ребята, вы нас застукали… — смущенно сказал Косте Буравин. — А как' вы вошли? Разве дверь была открыта?
— Ну да, — не моргнув глазом, сказал Костя. — Не переживайте, Виктор Гаврилович, дело житейское. Мы все понимаем.
— Странно. По-моему, я закрывал дверь на ключ… — задумался Буравин. — А ты, Костя, тоже побежишь или задержишься?
— Я-то? Я с удовольствием попью чайку. Тем более что нам нужно кое-что обсудить.
— Ты хочешь поговорить со мной о маме?
— Нет, о Кате. Мы с вашей дочерью начинаем совместную жизнь.
— Поздравляю. Рад за вас.
— Я тоже рад, но одно обстоятельство омрачает мне радость.
— Таисия? — предположил Буравин.
— Нет, мое материальное положение. Сейчас оно не очень устойчивое. Я продал аптеку за долги. И теперь не знаю, что делать дальше.
— И что ты хочешь от меня? — перешел на деловой тон Буравин.
— Хочу попросить вас о помощи. Надеюсь, вы поможете мне выкупить назад аптеку. Или возьмете работать в свою фирму. Поймите, я забочусь не столько о себе, сколько о Кате. Она привыкла ни в чем себе не отказывать, и мне нужно соответствовать…
— Знаешь что, Костя. О своей дочери я позабочусь сам. А ты — взрослый человек. И пора бы тебе научиться самостоятельно решать свои проблемы.
— Но ведь вы — практически мой тесть, — напомнил Костя. — А мне кажется нормальным, когда родственники помогают друг другу… Поймите, я на нуле.
— Да? Вот и отлично. Когда начинаешь с нуля — терять нечего. Д'Артаньян завоевывал Париж с тридцатью экю в кармане!
Сравнение с д'Артаньяном Косте не понравилось. Он погрустнел. Хотелось, чтобы Буравин все же ему подкинул денег и помог с работой.
Мужской разговор прервала Полина.
— Как неудобно получилось… Алеша убежал, даже не захотел со мной разговаривать… — посетовала она.
— Похоже, что мне тоже не о чем с вами разговаривать! — резко сказал Костя и ушел, хлопнув дверью.
— Вот и Костя убежал тоже… Пообщались посемейному, называется… — совсем сникла Полина.
— Все еще наладится, будь уверена. Было бы странно, если бы они с первой минуты признали наш союз как семейный! — успокоил ее Буравин.
— Да, конечно…
— Главное, что мы с тобой чувствуем себя единым целым, семьей.
— Скажи, Витя, это что — сыновья ревность? — спросила Полина.
— Не знаю, наверное… Говорят же психологи, что мальчики ревнуют свою мать как женщину…
— Это ты говоришь про Алексея. У Кости наверняка другой мотив, — заметила Полина.
— Согласен. И если с Алексеем, я думаю, скоро смогу найти общий язык, то с Костей… — Буравин почесал затылок и задумался.
— А что с Костей?
— Костя — второй человек за сегодняшний день, которому нужны от меня деньги.
— Они что, с Таисией сговорились?
— Нет. Пока нет. Но я уверен, что они оба нас так просто в покое не оставят, — уверенно сказал Буравин.
— Ты знаешь, Виктор, меня немного настораживает решение Кости и Кати жить вместе. Слишком уж это быстро, спонтанно происходит… — сказала Полина, разливая по чашкам чай.
— А как ты относишься к решению Алеши и Маши пожениться? — поинтересовался Буравин.
— В их любовь я верю. Безоговорочно.
— Да, посмотреть на эту пару — кажется что они светятся от счастья, — согласился Буравин.
— Да, за Алешу и Машу я спокойна. А вот союз твоей дочери и моего старшего сына мне кажется слишком скоропалительным, — поделилась своими сомнениями Полина.
— Но, в конце концов, и наше с тобой решение быть вместе другим может показаться… слишком быстрым. Правда? Но мы-то знаем, что это не так.
— Знаем, — немного неуверенно сказала Полина. — Хотя… Мне до сих пор не верится, что мы уже вместе. Я так привыкла жить мечтой, что реальность меня немного пугает.
— Неужели? А я, наоборот, очень счастлив, что ты рядом, — признался Буравин. — Мы так долго шли к своему счастью, родная!
— Но сейчас окружающие нас понимают так же мало, как я — Костю и Катю, — заметила Полина.
— Вот и надо показать детям пример. Понимать и принимать их поступки такими, какие они есть. Ни в чем не сомневаться. Тогда им тоже будет легче понять нас.
— Я попробую, — улыбнулась Полина.
— Непременно. Мы все должны научиться заново любить друг друга в новом качестве.
— Да, — засмеялась Полина. — Не успею я ощутить себя молодой женой, как придется примерять на себя образ тещи!
— И возможно, скоро — бабушки, — таинственно сказал Буравин.