— Чай все будут? — решила сменить тему Полина. Андрей, очнувшись от грустных мыслей, воскликнул:
— С удовольствием. Позвольте, я его заварю? У меня это получается просто изумительно!
Не дожидаясь ответа, он понесся на кухню. Полина с улыбкой посмотрела ему вслед.
— Ну и как тебе это нравится? Поскакал на кухню, даже не дождавшись нашего согласия! Словно он заранее уверен, что отказа не будет! — буркнул Виктор.
Полина осадила его:
— Витя, перестань. Ты придираешься к ерунде.
— Может быть. Но как подумаю, что он будет спать в твоем рабочем кабинете, чистить там зубы и ходить в трусах…
Полина рассмеялась:
— Ну у тебя и фантазия! Да с чего ты взял?
— Мне кажется, что твой писатель собрался у нас жить! — недовольно сказал Буравин.
Полина кивнула:
— Кстати, я сама хочу предложить ему остановиться у нас. Ученые — люди небогатые.
Вошел Андрей с чаем:
— Вы, наверное, обо мне сейчас разговаривали? Я вас стесняю?
— Нет-нет. Я просто сказал Полине, что мне не терпится попробовать заваренный вами чай, — успокоил его Буравин.
Когда чай был выпит, Андрей начал собираться уходить. Полина спохватилась:
— Андрей, куда вы на ночь глядя?
— Надо как-то определяться с жилплощадью. Пойду в гостиницу. Сниму номер, — сказал Андрей.
— Ой, ну что вы будете делать в гостинице? Оставайтесь лучше у нас, — предложила Полина.
— Боюсь, что это будет не очень удобно. Не хочу вас стеснять, — неуверенно посмотрел на хозяев Андрей.
Буравин поддержал Полину:
— Гостиницу обычно заранее бронируют. А если номеров свободных не будет, куда вы пойдете?
— Ну, поищу что-нибудь в частном секторе. Может, и найду какое-нибудь уединенное и романтичное убежище. Чтобы писалось лучше, — пошутил Андрей.
Буравину неожиданно пришла в голову идея:
— Уединенное местечко, говорите? Похоже, я знаю, чем можно вам помочь.
— О чем ты? — спросила Полина.
— Сейчас сделаю один звонок и все вам расскажу. — Буравин вышел позвонить. Вернувшись, он . довольно объявил:
— Все нормально, я позвонил вице-мэру и договорился насчет жилья для Андрея. Вы можете прямо сегодня заселяться на маяк.
— На маяк? Вот здорово! Спасибо огромное, это как раз то, что мне нужно, — обрадовался Андрей. — Маяк, он же рядом с морем. А… катакомбы там поблизости есть?
— А как же! Они у нас под территорией всего города есть, не только у маяка, — кивнул Буравин.
— Ну, так что, пойдемте? Я готов, — поднялся Андрей.
— Минуточку. Жить на маяке можно при одном условии. Необходимо выполнять нехитрые обязанности смотрителя маяка, — остановил его Буравин.
— О, это я с удовольствием! — охотно согласился Андрей.
— Прекрасно. Постажируетесь у одного опытного человека — он не смотритель, но дело это неплохо знает. И, так сказать, заступите на вахту, — поднялся Буравин.
Андрей спросил:
— Интересно, а куда делся настоящий смотритель маяка? Где он?
— В тюрьме, — коротко ответил Буравин.
Следователь сидел в своем кабинете и листал папку с документами. Марукин сидел рядом и подобострастно смотрел на него:
— Григорий Тимофеевич, а зачем к вам этот столичный писатель приходил? Андрей… не помню, как фамилия.
— Москвин. Видишь ли, он ученик того самого Сомова — ученого, который в 1999 году приезжал в наши края с экспедицией. И пропал без вести, — не отрываясь от папки, рассказывал следователь.
— А Москвин-то чего вдруг к нам пожаловал? — спросил Марукин.
— Интересуется судьбой учителя. Переживает, — пояснил следователь.
Марукин покачал головой:
— Странно. Столько лет интереса не проявлял, и вдруг — на тебе, нарисовался.
— Не нарисовался, а откликнулся на мой запрос. Приехал помочь в расследовании, — возразил следователь.
— Кстати, о расследовании. Я сегодня собираюсь проводить повторный допрос Родя. Какие будут пожелания? — переменил тему Марукин.
— Никаких. Потому что сегодня Родя буду допрашивать я, — отрезал следователь.
На допросе следователь не тянул резину:
— Ну так что, гражданин Родь? Идем на чистосердечное признание или уходим в глухой отказ? — сразу спросил он.
Смотритель хитро сощурился:
— Да я не против чистосердечного. Если, конечно, вы меня убедите, что это необходимо.
— Значит, так. Против тебя — факты. Во-первых: в 1999 году в районе твоего маяка без вести пропал известный ученый Игорь Сомов, — начал следователь.
Смотритель хмыкнул:
— Да? Прямо у маяка? Ну надо же! Ну, это ж разве факт? Это так — фактик. Для чистосердечной исповеди нужны основания посерьезней.
— Знаешь что? Когда у меня на руках будут такие «фактики», никакое чистосердечное тебе уже не поможет, — отрезал следователь.
Смотритель махнул рукой:
— Ну ладно, уболтал. Давай бумагу, напишу.
Следователь недоверчиво взглянул на смотрителя, но бумагу дал. Смотритель начал писать, следователь за ним наблюдал:
— Ты пиши, пиши. Чем больше подробностей, тем лучше. Чистосердечное признание смягчает вину… Хотя… совокупной вины на тебе столько, что… Ладно, пиши.
Смотритель огрызнулся:
— А я и пишу. И ведь действительно: чем больше пишу, тем легче на душе становится!
Смотритель продолжал увлеченно что-то писать. Следователь постепенно закипал:
— Что ты там пишешь так долго?
— Так ты ж сказал, чем больше подробностей — тем лучше. Вот я и описываю все в деталях.
Следователь потянулся к бумаге:
— Дай-ка я посмотрю, что ты написал.
— Э, нет. Сначала ты меня уговаривал, а я не хотел. А раз уговорил, так теперь и не останавливай. Не наступай на горло моей песне.
Следователь едва сдержался:
— Вот уж не знал, что тебя охватит такое вдохновение!
— Э, да ты еще не знаешь всех моих творческих способностей! — ехидно сказал смотритель.
Терпение следователя иссякло:
— Ну, все, давай сюда свою писанину! Смотритель отдал следователю свой листок. Тот начал читать:
— «На первое дело я пошел в малолетстве — 5 лет мне было. Обнес яблоню в соседском саду. Поступок мой раскрылся, и отец меня выпорол. Но уже через неделю я пошел на второе дело». Что это? Что за бред? Смотритель молчал и загадочно улыбался. Следователь нервно читал дальше: