Ребятам нравилось на рыбалке. В палатке понемногу копились книги, которые приносил Ринтын из библиотеки. Пришлось даже сделать небольшую полочку. День за работой проходил незаметно. Надо было перерабатывать весь улов, а рыба ловилась не только ночью, но и днем. Самое трудное заключалось в том, чтобы вытащить носилки с рыбой на крутой склон, где были вырыты ямы для собачьего корма. Сложенная в них рыба кисла, а такую собаки особенно охотно ели зимой.

К осени погода ухудшилась. Все чаще налетал ветер, и спокойная гладь Въэнского лимана покрывалась рябью волн. Ринтын с беспокойством наблюдал за пляшущими на волнах поплавками, опасаясь, что веревка запутается в блоке и тогда придется бежать за лодкой на промысловый участок колхоза.

В этот вечер поднялась настоящая буря. Низкие рваные тучи неслись над лиманом, роняя на землю редкие, но крупные капли. Никому не хотелось вылезать из теплой палатки, где гудел в печи огонь и дрожало пламя стеариновой свечки. Дежурили на улице по очереди. Ринтын с Сашей лежали на вытертых оленьих шкурах, и Саша по обыкновению рассказывал о Ленинграде.

— Перед войной мы жили на даче под Ленинградом, в деревне Ижоры, недалеко от станции Елизаветино. Когда идешь от станции, путь лежит по лесу. Волков там, правда, никто никогда не встречал, но все же боязно, особенно ночью, а еще хуже в грозу…

— Никогда не видел грозу, — перебил Ринтын, — а вот в книгах о ней много пишут, даже драма есть у Островского 'Гроза'.

— С непривычки, конечно, страшно. Кажется, что небо раскалывается на куски. Сначала яркий свет, а потом ужасный грохот. Что самое интересное — гремит гром и сверкают молнии, дождя нет, хотя все небо в низких темных тучах. А потом гроза начинает уходить: немного тишины — и начинается проливной дождь. — Саша помолчал и добавил: — Наверное, пора вытаскивать сеть.

Ринтын откинул вход в палатку, и ворвавшийся вихрь задул свечку. На улице выл ветер. На сушилах с глухим стуком билась о перекладину юкола, мелкий песок со склона больно бил в лицо.

— Кайон, где ты-ы-ы? — крикнул в темноту Ринтын.

— Ту-та! — отозвался из темноты Кайон.

Он сидел, скрючившись от холода, у самой воды в брезентовом плаще — единственном на всю бригаду.

— Не могли выбрать другого места для рыбалки, — ворчал он, как всегда. Надо же додуматься выбрать именно кладбище… Ну, потянем, что ли.

Ребята впряглись в мокрую скользкую веревку и уперлись ногами в податливую гальку. Сеть шла непривычно тяжело, удалось сделать лишь несколько шагов.

— Все, — отпуская веревку, сказал Кайон, — блок запутался. Придется шагать за лодкой.

От этих слов на душе у ребят сразу стало холодно. Кому охота плестись пять километров в бурю и дождь!

Ветер хлопал брезентом палатки, видимо, сорвалась прижатая камнем пола, и по-прежнему глухо постукивала юкола. Всем было ясно, что оставить так сеть нельзя. Ее может волнами закрутить и порвать.

— Что ж, Ринтын, — сказал Кайон, — потянем с тобой жребий, кому идти.

— А почему вы меня не считаете? — возмутился Саша. — Ведь я тоже член бригады.

— Ничего, в хорошую погоду разберемся, — отмахнулся от него Кайон, — ты сейчас лучше помалкивай.

— Нет, уж на этот раз я не позволю! — продолжал шуметь Саша. — Что это за дискриминация?

— Что это за слово ты загнул? — заинтересовался, как всегда, Кайон.

— А то слово, что вы меня, как русского, отстраняете от трудной работы не первый раз!

— Ты это брось, — сердито сказал Кайон, — знаешь такие длинные слова и не понимаешь, что мы бережем твое здоровье. Не забывай, что пережил блокаду. Тоже скажет — дискриминация.

— Но ведь пойти и сказать, чтобы пригнали лодку, совсем не так трудно, — настаивал Саша.

— Ты пойми, Саша, если в такую погоду никто не захочет сюда вести ее, придется самому, — попробовал убедить Сашу Ринтын.

— Не напугаешь, — отрезал Саша, — не хуже вас умею управляться с веслами.

— Ну ладно, — решил прекратить спор Кайон, — пошли в палатку и потянем жребий.

В душе он был почти уверен, что Саше идти не придется.

Но Кайон ошибся. Самую короткую спичку вытянул Саша. Он торжествующе посмотрел на притихших от неожиданности товарищей и бережно, как драгоценность, положил на ладонь обломанную спичку.

Ринтын и Кайон озадаченно посмотрели друг на друга.

— Скидывай плащ, — скомандовал Саша Кайону, — я не хочу мокнуть под дождем. Ну, что вы онемели?

В это время у Ринтына в голове возникла мысль:

— Пожалуй, нет необходимости идти в такую погоду за лодкой. У меня есть план, в который я сейчас вас посвящу.

— Торжественное начало, — заметил Кайон.

— Только быстрей, а то мне скоро идти, — бросил Саша.

— Какой длины наша сеть? Метров двадцать? Умели бы мы плавать, можно было добраться до блока и вплавь, держась за верхнюю веревку, на которой укрепляются поплавки. Но из нас никто не умеет плавать, и поэтому…

— Надо не болтать, а скорее идти за лодкой.

— Ну и что же ты предлагаешь? — махнув рукой на Сашу, с любопытством спросил Кайон.

— У нас есть большое деревянное корыто. Одного человека оно вполне выдержит. Перебирая руками вдоль сети, можно пробраться к блоку и распутать веревку…

— Но корыто очень неустойчиво на воде, — сказал Саша.

— На всякий случай вы меня обвяжете веревкой. Если перевернусь, вы меня быстро вытянете.

Предложение было принято. На этот раз жребий выпал Ринтыну.

Честно говоря, он очень боялся, что кому-нибудь из его товарищей придется плыть на необычном судне. Ему казалось, что он продумал все до мельчайших подробностей.

Под ветром и дождем Кайон и Саша обвязали Ринтына вокруг пояса веревкой и столкнули на воду корыто. Ринтын осторожно ступил на шаткое судно. Чтобы устойчивее себя чувствовать, он уселся и вытянул по днищу ноги. Поймав верхнюю веревку, Ринтын стал осторожно ее перебирать и медленно двинулся вдоль сети. Волны плескались вокруг корыта, переливаясь через борта. Руки от холодной воды быстро закоченели. Рукава ватной куртки намокли и задубели. Кайон то и дело окликал Ринтына.

— Все в порядке, — отвечал он товарищу.

— Кричи громче! — требовал с берега Кайон. — Тебя плохо слышно.

Но Ринтын не решался кричать во весь голос. Каждое лишнее движение грозило перевернуть корыто.

А вот и конец сети. Ринтын стал осторожно вытягивать блок, отодвигаясь к краю корыта, чтобы уравновесить груз. Затянувшаяся петля была несложна. Распутав ее, Ринтын бросил сетевую веревку и, облегченно вздохнув, громко крикнул:

— Все в порядке! Блок распутал. Тяните к берегу!

В ту же минуту веревка, обвязанная вокруг пояса, дернулась, и Ринтын оказался в холодной воде.

Вода с шумом ворвалась в уши, холодным свинцом затянула голову. Ринтын отчаянно забарахтался и закричал: он не чувствовал толчков веревки, которую изо всех сил товарищи тянули к берегу. Несколько раз глотнул соленой воды и каждый раз, погружаясь в воду, орал изо всех сил, выпуская весь запас воздуха, который ему удавалось набрать в короткие мгновения, когда его голова оказывалась на поверхности.

Сильный толчок — и его ноги, беспомощно болтающиеся в воде, нащупали каменистое дно. Он встал, но в это время резким рывком был снова сбит с ног: веревка протащила его, не давая встать.

Наконец он очутился на берегу. Над ним озабоченно склонились Саша и Кайон.

— Ну как, живой? — с беспокойством спросил Кайон.

— Живой, — пробормотал Ринтын, с трудом поднимаясь на ноги. Волна унесла его кепку, а со спутанных черных волос стекали струйки воды.

— Да ведь он весь мокрый! — сказал Саша.

— Еще бы, — проговорил Кайон, — в воде был. Давай-ка немедленно раздевайся и иди в палатку. Мы с Сашей разведем костер и посушим твою одежду.

Ринтын скинул все мокрое и вошел в палатку. Он зажег свечку и бросился ничком на оленьи шкуры. В ушах все еще шумела вода, она булькала в его животе, во рту был горький и неприятный привкус.

Он слышал, как ребята за брезентовой палаткой рубили сухие жерди, предназначенные для устройства дополнительного вешала, но протестовать не было сил: ныло в животе, и все тело мелко дрожало от холода.

Затрещали дрова, и Кайон позвал Ринтына:

— Иди погрейся у костра!

Ринтын с трудом поднялся и вышел к пылающему костру. Рядом висели распяленные на палках его штаны, белье и ватная куртка.

— Становись сюда, — Саша показал на разостланные на гальке дерюжные мешки.

От пылающих жердей Ринтыну стало сразу тепло и перестало мутить. Он поворачивался то одной, то другой стороной к огню и хлопал себя по голому телу. Отогревшись, он уселся на мешки, поджав под себя ноги.

Кайон и Саша пристроились рядом.

— Ох, как я испугался, когда ты плюхнулся в воду, — проговорил Саша, даже сначала не сообразил, что надо тянуть веревку.

— А все-таки неприятная вещь — тонуть, — сказал Ринтын, — в воде совсем другим человеком становишься, совершенно беспомощным. Завидую