Оба находились в роскошном рабочем кабинете со сводчатым потолком. Плиты пола были закрыты ковром с толстым ворсом, в котором ноги тонули, как в мягкой пене, старинного персидского или китайского производства, редкой расцветки, великолепно подобранной под грубую кладку стен.
Тут и там стояли скульптуры, добытые из руин древних монастырей и храмов, буддистских или индуистских. Глядя на их искаженные зловещими гримасами лица, становилось ясно даже не посвященному, что речь идет о демонах-разрушителях, а никак не о богах-благотворителях.
Билл Баллантайн, все ещё со связанными за спиной шелковыми шнурами руками, был брошен на пол. Минг сидел в нескольких шагах от него на широком диване, покрытом китайским шелком.
— Вы, как всегда, упрямы, — продолжал монгол. — Ваш друг, командан Моран, тоже надоедал мне и это стоило ему жизни… Что же касается вас, то о вашем присутствии я был осведомлен, лишь только вы ступили на бирманскую землю. Но я не вмешивался, потому что знал, что вы собираетесь отомстить за вашего друга, а месть придает людям огромную дополнительную силу. Так что, попытавшись расправиться с вами при помощи своих дакоитов, я нисколько не удивился, что вам удалось ускользнуть.
Через день вам подбросили королевскую кобру ночью в гостиничный номер в Мандалае. Но вам и на этот раз удалось избежать опасности. Конечно, меня по радио ставили в известность о ваших всех или почти всех действиях. Почти сразу же после того, как вы покинула Мандалай, мне стало известно, что вас захватили пираты Иравади. Эти дакоиты в Бирме, как, впрочем, и повсюду, подчинены мне и платят дань. Однако, когда я направил им приказ передать вас в руки моим эмиссарам, было уже слишком поздно. Вы отказались наглейшим образом от пиратского гостеприимства, нанеся урон их предводителю.. С этого момента я потерял ваш след, до того мгновения, когда вы пристукнули моего часового.
Желтая тень кашлянул и замолк, в то время как Баллантайн не промолвил ни слова. Тем не менее разные мысли бродили у него в голове.
«Минг совершенно не подозревает о моих контактах с У-Вином и доктором Партриджем. Кажется, он не знает, что с их помощью мне удалось добраться до крепости. Но, что я никак не могу понять, так это, каким образом часовой, умерший неожиданно, смог поднять тревогу. Он ведь не издал ни единого крика…»
Минг догадался о последних мыслях своего пленника, ибо продолжал:
— Я знаю, что вы, мистер Билл, заинтригованы поведением часового. Так вот знайте, что большинство моих охранников подверглись специальной операции. Как великий ученый, я к тому же не плохой хирург, не забывайте этого. Большинству охранников я имплантировал в основание черепа маленький передатчик с очень маленьким сухим элементом питания и к тому же подзаряжающимися автоматически от электроизлучений мозга. К этим батареям также подсоединены мощные заряды взрывчатки, хотя они и величиной с горошину. Передатчик настроен на одну волну с центральным приемником в крепости. Если охранник готов предать, то с помощью дистанционного управления бомба подрывается. Взрыв вроде бы не силен и не громок, но, уничтожая жизненно важные центры, влечет за собой смерть. Когда вы захватили часового, ваши и его слова фиксировались на приемном пункте, а когда он под вашим воздействием собрался выложить секретные сведения, которые вы от него требовали, бомба сработала. Догадываясь, что вы собираетесь влезть по стене, я уже ждал вас, и вы угодили в ловушку.
— Ну, а если бы я, вместо того, чтобы сражаться голыми руками, пристрелил вас? — спросил с интересом Билл. — Поступая так, вы подвергали себя огромному риску.
Желтая Тень сделал неожиданный кивок головой.
— Поверьте, что все предосторожности были приняты. Едва ступив на террасу, вы были уже на мушке у моих снайперов. Попытайся достать оружие, вы были бы тут же уничтожены.
Теперь Баллантайну все было ясно, в том числе и слова охранника: «Я ничего не могу говорить… Если я говорить, я — умереть…»
Несчастный малый знал, что их разговор прослушивается, а заряд в голове сработает, если он скажет хоть слово европейцу о тайне крепости. И, несмотря на это, Билл принудил его отвечать, вызвав тем самым смерть.
Это гениальное дьявольское изобретение, своего рода новое рабство, прямо-таки подкосило Баллантайна. Он сжал кулаки, напряг мускулы, пытаясь разорвать путы. Однако те были крепки и не поддались.
— Минг, вы — чудовище, — проворчал шотландец, — жаль, что я вас не раздавил, как козявку.
— Вы угрожаете попусту, — со своим обычным спокойствием проговорил Желтая Тень. — Уж никак не вы помешаете мне рано или поздно стать властелином мира… Рано или поздно… Но сейчас меня занимает вопрос, как поступить с вами. Я, конечно, могу приказать прикончить на месте… Однако это будет слишком легким выходом для вас…
Монгол замолчал и задумчиво посмотрел на пленника.
— Нет, нет. Решительно не стоит вас сразу же убивать, мистер Баллантайн, — опять проговорил он. — Такой уникальный образец. Жаль, просто жаль. Нужно подумать, как вас использовать.
Он опять задумался. Вдруг лицо его озарилось, и Минг воскликнул:
— Ну, вот и решение. Нашел!.. Вы убили моего охранника? Прекрасно. Вы его временно замените… Побудете несколько дней в камере. Затем я вам имплантирую маленький передатчик и малюсенькую бомбочку в основание черепа. Хотите или не хотите, но вы будете вынуждены служить мне. А если нет, то паф-ф-ф… Как вы на это смотрите?
— Я думаю, что вы совсем спятили, Минг. Вы нуждаетесь прежде всего в хорошем психиатре и сумасшедшем доме с холодным душем, смирительной рубашкой и прочими подобными вещами. Вы прекрасно знаете, что я никогда не буду вам служить. В первый же день я сделаю так, что бомба взорвется… и привет честной компании! Я предпочту медленно умирать под пытками, но никогда не стану сообщником такого злодея, как вы.
Минг пожал плечами.
— Это все слова!.. Вы же не идиот, мистер Баллантайн,, и должны знать, что инстинкт самосохранения превыше всего. Через несколько дней я сделаю вам небольшую операцию, о которой говорил. А в ожидании её, вы отведаете вкую моих темниц. К тому же, я изобрел некую систему оков, и благодаря им, вам даже не удастся разбить голову о стены…
Взяв небольшой, обитый кожей молоточек, Минг ударил им в серебряный гонг. Через несколько секунд в комнату вошли полдюжины охранников. Минг бросил им несколько слов, скорее всего по-монгольски, и, подняв Билла, они вывели его наружу.
Глава XIII
Нужно было обладать большим воображением — а Желтая Тень им безусловно обладал, — чтобы изобрести систему оков столь «эффективную», которую создал Минг. Темница сама по себе не отличалась от других: узкое помещение, низкие сводчатые потолки, толстые стены и тяжелые металлические решетки вместо двери. Но сами оковы были дьявольски просты. Речь шла о двух нормальных обыкновенных цепях с кольцами, куда вставлялись кисти рук. Но все дело в том, что они располагались, приковывая узника, на разной высоте. Одна была в двадцати сантиметрах от пола, а другая — в двадцати сантиметрах от свода. Браслет одной застегивался на левой, другой на правой руке, так что она оказывалась задранной вверх. Даже, если узник хотел сесть на пол, правая цепь не позволяла ему этого сделать. Если он хотел выпрямиться, то этого ему не давала левая цепь, заставляя его оставаться перекошенным. Несчастный должен был постоянно быть в неестественном положении, полусогнутым набок, с поджатыми ногами. Днями и неделями ему нужно было находиться в неестественной позе, не имея даже возможности заснуть, мучимый усталостью и болью в позвоночнике. Такой режим, как утверждал Минг, сламливал сопротивление самых упрямых в очень короткий срок.
В этой-то противоестественной позиции и оставили Билла стражники. Сначала он даже не чувствовал особого дискомфорта. После тех страданий, которым подвергли его змеепоклонники, это вроде бы было не столь страшно. Его к тому же постоянно преследовала мысль о провале, который он потерпел в борьбе с Желтой Тенью, и это повергало его в глубокое уныние.
Но прошли минуты, потом часы. Несмотря на всю свою физическую крепость, Билл почувствовал боль в груди и позвоночнике, но цепи заставляли его держаться в этом болезненном положении. Боль ударяла в затылок, переходила в ноги.
Много раз он пытался всем телом повиснуть на цепи, чтобы вырвать её из стены, но все напрасно. Так он и застыл, задыхаясь, перекошенный, как ревматик. Кровь стучала в виски.