образуются, целые улицы и кварталы?

Ничего поэтому нет удивительного, что по мере приближения роковой минуты каждый из обитателей земного шара испытывал ужас, проникавший его до мозга костей. Да, все трепетали, кроме одного — инженера Алкида Пьерде. Он не имел времени огласить результаты своих последних изысканий, которые открыли ему многое. И теперь он сидел за стаканом шампанского в одном из лучших ресторанов города и пил за здоровье Старого света.

Пробило пять часов, миновала и двадцать четвертая минута шестого, соответствующая полуночи в Килиманджаро. А Балтимора стояла, как стояла и прежде!

В Лондоне, в Париже, в Константинополе и т. д. тоже ровно никаких перемен!.. Даже ни малейшего сотрясения!

Джон Мильн,[23] наблюдавший помещенный им в каменноугольных копях Токошимы, в Японии, сейсмограф, не заметил ни малейшего ненормального движения земной поверхности в этой части света.

Да, наконец, и в самой Балтиморе не произошло ровно никаких явлений.

К тому же, было уже совсем темно; наступила ночь, и небо, покрывшееся облаками, не дало возможности определить, изменили ли звезды свое видимое движение, что, несомненно, последовало бы при перемещении земной оси.

Какую ужасную ночь провел Мастон в своем тайном убежище, знала только одна Еванжелина Скорбит! Пылкий артиллерист неистовствовал, не находя себе места. Дорого дал бы он, чтобы скорее пролетело еще несколько дней и выяснилось бы, изменился ли путь Солнца: это было бы неопровержимым доказательством полного успеха предприятия.

На следующее утро Солнце, как обыкновенно, показалось на горизонте.

Все делегаты европейских государств собрались на террасе своей гостиницы. Каждый запасся инструментами необыкновенной точности, чтобы определить, нормально ли дневное светило продолжает совершать свой небесный путь. И вот, несколько минут спустя по своем восходе, сияющий шар, как ему и полагалось, начал двигаться к южному полушарию неба.

Очевидно, ничего не изменилось в его видимом движении. Майор Донеллан и его коллеги приветствовали небесное светило дружным восторженным «ура», как приветствуют на сцене любимого актера.

Небо было чудно хорошо в эту минуту: оно совершенно очистилось от утреннего тумана, и никогда еще ни один великий актер не появлялся на более прекрасной сцене, при более блестящей обстановке, пред более восхищенной, восторженной публикой.

— И опять на своем месте, указанном ему законами астрономии! — кричал Эрик Бальденак.

— Да, нашей старушкой астрономией, — заметил Борис Карков, — которую эти безумцы собрались было уничтожить!

— Убытки и позор будут им в наказание, — добавил Янсен, устами которого, казалось, говорила сама Голландия.

— И северная область останется навеки погребенной подо льдами! — вставил профессор Гаральд.

— Ура Солнцу! — вскричал майор Донеллан. — Каково оно есть, таким оно останется и навеки; другой вселенной и не надо!

— Ура! Ура! — дружно подхватили остальные делегаты старой Европы.

Тут вмешался и Тудринк, не промолвивший до этой минуты ни слова.

— Не рано ли радоваться, господа? Они, может быть, вовсе еще и не стреляли? — сказал он с легкой усмешкой.

— Не стреляли? — вскрикнул майор Донеллан. — Я хочу думать, что, напротив, они произвели уже не один, а два выстрела!

То же предположение сделали и Мастон и Еванжелина Скорбит. Вопрос этот задавали себе и ученые и невежды.

То же повторил и Алкид Пьерде, прибавив только:

— Выстрелили они или нет — все равно! Суть в том, что Земля не перестала вальсировать вокруг своей старой оси!

Вообще никто не знал, что произошло в Килиманджаро. Но в тот же день, к вечеру, был получен ответ на вопрос, который задавали себе все обитатели земного шара. В Соединенных Штатах была получена от занзибарского консула телеграмма следующего содержания:

Да, действительно все обстояло благополучно, так как ничто не изменилось в положении вещей, если не считать опустошений в области Вамасаи, значительная часть которой была превращена положительно в голую равнину искусственным смерчем, а также кораблекрушений, происходивших от сотрясения воздуха. Не то же ли самое было при полете знаменитого снаряда на Луну? Не отозвалось ли сотрясение почвы во Флориде на сотни километров в окружности? Все это повторилось и теперь, но в сильнейшей степени.

Во всяком случае телеграмма консула сообщила всем заинтересованным обитателям Старого и Нового света две вещи, а именно:

И тогда весь мир испустил радостный, облегченный вздох, за которым последовал неудержимый взрыв хохота. Попытка 'Барбикена и K°' кончилась ничем! Все формулы и вычисления Мастона оказались годными только на растопку печей! Отныне 'Северной полярной компании' предстояла жалкая участь объявить себя несостоятельной.

Однако как это могло случиться? Неужели секретарь Пушечного клуба сделал ошибку в вычислениях?

— Я скорее могу усомниться в своих чувствах к нему, чем допущу, возможность подобного предположения! — говорила себе Еванжелина Скорбит.

И, конечно, в эту минуту среди всех этих людей, населяющих земной шар, не было ни единого живого существа, которое чувствовало бы себя более смущенным, чем Мастон. Убедившись в том, что в условиях, в которых свершается движение Земли, никакого изменения не последовало, он попытался успокоить себя надеждой, что, быть может, вследствие какой-нибудь случайности Барбикен и Николь принуждены были отложить выстрел…

Но с получением телеграммы из Занзибара ему волей-неволей пришлось признать, что их предприятие не удалось. Легко сказать!.. Не удалось! А уравнения, а вычисления и формулы, из которых следовала твердая и несомненная уверенность в успехе предприятия? Неужели пушка в шестьсот метров длины и двадцать семь метров ширины, выбросившая при взрыве двух тысяч тонн мели-мелонита снаряд в сто восемьдесят миллионов килограммов с начальной скоростью две тысячи восемьсот километров, — неужели такой пушки недостаточно, чтобы произвести перемещение полюсов? Нет! Нет! Этого быть не может!

А все-таки…

Наконец, Мастон не выдержал и в страшном волнении объявил своей покровительнице, что желает покинуть свое убежище. Напрасно Еванжелина Скорбит пыталась удержать его от этого шага. Не потому, что она опасалась за его жизнь, — нет, она знала, что в данную минуту угроза чего-нибудь подобного уже миновала, но ей хотелось уберечь его от насмешек, ядовитых шуток и намеков, которыми все неминуемо