Вуд никогда особенно не интересовался чисто психологическими претензиями медиумов, но был страшно любопытен, когда дело шло о «летающих трубах», тамбуринах, «вырастании эктоплазмы», которые в то время, да и теперь, составляли часть мизансцены, предвещающей «появление духов».
Когда Палладино приехала в Нью-Йорк, доктора Вуда попросили участвовать в комитете. Она называла себя «физическим» медиумом, а физика была его хлебом. Физические медиумы не вызывают духов умерших, а дают сеансы, на которых предметы передвигаются, когда к ним не прикасаются, дуют непонятные ветры, появляется фосфоресценция, столы поднимаются в воздух, на мокрой глине появляются таинственные отпечатки руки, и музыкальные инструменты сами играют, в то время как медиум или крепко связан, или его крепко держат присутствующие — или и то и другое.
«Сеансы Палладино, — рассказывает Вуд, — происходили в физической лаборатории Колумбийского университета. Кабинет был устроен в проходе приемной комнаты профессора Хэллока таким образом, что примыкал к соседней лаборатории. Они пробили отверстие в кирпичной стене, разделявшей обе комнаты, около самого пола, так что наблюдатель мог лежать на полу в лаборатории и смотреть, что происходит под столом, насколько это было возможно при слабом свете. В кабинете стоял стол с обычными „приборами“ Палладино — тамбурином, букетом цветов, и еще чем-то — я уже забыл. Евзапия сидела в кресле спиной к занавеси. Ее руки лежали на маленьком деревянном столике, вокруг которого находились наблюдающие. Известно было, что Палладино надувает окружающих, как только дать ей возможность, и ее часто ловили „на месте преступления“. Я с первых же сеансов убедился, что
И действительно — на следующий сеанс, уставившись из своего тайника на пол кабинета, я разглядел длинную тень, на фоне светлого пола. Она имела форму очень вытянутого треугольника и двигалась между Палладино, цветами и тамбурином, но не смогла протащить что-либо из них сквозь занавес. У Палладино была сверхъестественная интуиция — она всегда догадывалась, когда ее хотят на чем-либо поймать. Может быть она заметила мои жалюзи на полу и это сделало ее подозрительной, даже если она и не догадалась о их назначении. Тогда я решил применить рентгеновские лучи, поставив с одной стороны кабинета мощную трубку, а с другой (снаружи его) — светящийся экран в четыре фута стороной. Мы испробовали установку перед сеансом — она работала превосходно. Любой предмет, находившийся между столом и занавеской, сразу обнаруживался, и наблюдатель, сидевший в темноте перед флуоресцирующим экраном, мог видеть кости руки человека, или палку, если ее протягивали — в виде резкой темной тени на экране. Мы все крепко надеялись на нашу установку, но когда Палладино приехала, она сказала, что „плохо себя чувствует“ и не сможет дать сеанса».
Если Вуд был экспертом по части научных «медвежьих западней», то Палладино оказалась очень хитрым медведем и смогла ускользнуть от него. Ей уже случалось «обжигать пальчики», и она была начеку. На следующий день она не «почувствовала себя лучше», так же как и все последующее время, когда она была поблизости от американского комитета и Вуда. Известно, что она никогда впоследствии не соглашалась дать им сеанс.
Вуд восхищался ею — и остается до сих пор при этом мнении. Он вполне уверен, что все, что касается «сверхестественного», — мошенничество, но считает ее величайшей из фокусников своего времени, да и во всей истории человечества. Он полон уважения к ее способностям, так же, как, вероятно, и она — к его таланту.
В противоположность этому, он очень не любит и презирает всех «психических» и спиритических медиумов — любители ли они или профессионалы, которые утверждают, что они имеют связь с душами умерших. Он страшно радуется, если ему удается разоблачить их фокусы.
Несколько лет назад его вывел из терпения один знакомый доктор, который вдруг открыл изумительные психические способности у собственной жены, занимаясь сеансами с планшеткой. Доктор обычно держал палец на планшетке, в то время как она ползала по алфавиту, а когда она останавливалась, держал палец на этом месте. Вдруг появилась новая сенсация — жена доктора «выловила из пространства» целую поэму — на древнем неизвестном языке. Ее отнесли к эксперту по древним наречиям. Язык оказался староисландским. Это была копия настоящей поэмы — подлинник ее хранился в британском Музее. Позднее, однако, Вуд нашел, что репродукции ее были напечатаны в одном старинном журнале — дело стало вполне ясным. Однако поймать доктора на этом было очень трудно. Ничего нельзя было доказать. Нельзя было сказать просто, что доктор списал и выучил поэму, а потом «передал» ее с помощью жены и планшетки. Но позднее они сделали роковую ошибку, пригласив Вуда на свою «охоту за духами», и предложили ему вызвать покойника по его желанию. Хозяин сказал:
«Есть ли кто-нибудь, кого вы хорошо знали и кто умер совсем недавно — лучше всего — не раньше, чем год назад?»
«Да, — ответил Вуд, — я очень хотел бы что-нибудь иметь от лорда Рэлея». Лорд Рэлей, великий английский физик, скончался незадолго до этого. Вуд не хотел дать им легко выпутаться. Он задал хитрую задачу.
Они положили руки на планшетку, и хозяин стал повторять: «Лорд Рэлей, с нами ли вы?» Дощечка сразу же написала «Да», и хозяин сказал Вуду: «Хотите ли вы задать какой-нибудь вопрос, чтобы удостовериться, действительно ли это он?»
«Да, хорошо бы, если бы он вспомнил что-нибудь о Терлинге». (Терлинг — название поместья лорда Рэлея). Дощечка начала дрожать, и аккуратно написала: «Звон камней на чистом льду».
Доктор попался! Литературно одаренный вызыватель духов перепутал слово с «керлинг» (curling), шотландской игрой, где тяжелые плоские камни бросают на чисто выметенный лед. Вуд был гостем, поэтому он скрыл свое удовлетворение и вежливо попрощался с доктором и его женой.
