художнике Виталии, которому не позволяли творить. От него требовали план — и только. И Виталий, подлинный художник, творивший с женской головой чудеса, ушел в слесари. Подальше от халтурщиков и выжиг.
Оказывается, творить невозможно даже парикмахеру. Он же не на войну работает!
Этот рассказ трагический, хотя его трагизм руководителям культуры был непонятен, и И. Грекову оставили в покое, пока она не опубликовала повесть «На испытаниях». Тут уж ей воздали за все: и за правдивое изображение дикости и тупости жизни захолустного гарнизона, и за еретические мысли.
В дни нескончаемой «юбилиады», перешедшей в обычный литературный погром, И. Грекову, по совокупности еретических мыслей и в литературе и в жизни, прорабатывали на всех собраниях.
Судьба «Нового мира» стала и ее литературной судьбой. На литературную панель И. Грекова, как можно догадаться, не пошла, а удалилась тихо профессорствовать в один из невоенных институтов.
Много разговоров вызвали Виталий Семин своей повестью о рабочей семье «Семеро в одном доме» и рассказами, и Юрий Домбровский, бывший зэка, светлейший человек, писатель и ученый, автор романа «Хранитель древностей», напечатанного в «Новом мире».
…Поднялся однажды до высот «Нового мира» Анатолий Кузнецов своим прекрасным рассказом «Артист миманса», может быть, лучшим своим произведением, однако вскоре он не вернулся из Лондона, и советская печать начала торопливо выскребать его из сознания поколения как перебежчика.
В литературе аллегорий, пожалуй, все эти годы лидировал Феликс Кривин, первая книга которого вышла в Ужгороде и тем не менее стала широко известной.
В 1966 году его «Божественные истории» стали одной из самых популярных книг; и чем сильнее свирепствовала цензура, чем быстрее гибла сатира, тем охотнее читался Феликс Кривин, в творчестве которого торжествовал Эзоп.
Ведь он писал о том же — об ушедшей и вовсе не ушедшей кровавой эпохе: «Избавь меня, Бог, от друзей, а с врагами я сам справлюсь! (сказал Александр Македонский. — Г. С.). Он так усердно боролся с врагами, что Бог избавил его от друзей».
Столь же актуален и «Мафусаил»:
«Первым человеком был Адам.
Мафусаил не был первым человеком.
Первым пророком был Моисей.
Мафусаил не был первым пророком.
Поэтому Мафусаил прожил девятьсот шестьдесят девять лет. И в некрологе о нем написано: «Безвременно скончался…».
Он не щадит, Феликс Кривин, и своего читателя, только что боготворившего Сталина, а затем Хрущева и снова готового вознести над собой нового «вождя и учителя».
«Не сотвори себе кумира. Я, например, не сотворю. У меня, например, к этому не лежит душа.
Зашумело стадо Моисеево.
— Вы слышали, что сказал Моисей?
— …как это правильно!
— …как верно!
— …не сотвори кумира!
— …О, Моисей!
— …мудрый Моисей!
— …великий Моисей!..»
Самое удивительное, что эти «Божественные истории» изданы Политиздатом. Вероятно, по графе антирелигиозной литературы.
О, Эзоп!
В эти годы он стал нашим главным литературным наставником.
Благодаря ему правда просачивалась иногда даже на страницы «Литературной газеты». Чаще всего на шестнадцатую страницу, где царствовали сатирики и юмористы.
Открывал читатель шестнадцатую и — похохатывал нервно:
«Дальше едешь — тише будешь».
«Очереди станут меньше, если сплотить ряды».
«И на похоронах Чингисхана кто-то сказал: «Он был чуткий и отзывчивый».
«Уберите эти строчки — они мешают читать между ними».
«Да здравствует все то, благодаря чему мы, несмотря ни на что…»
А то вдруг о советских буднях эпически:
«Стояла тихая Варфоломеевская ночь…»
В конце концов юмористы так развеселились, что принялись на литературных концертах высказывать афоризмы, которые не удалось напечатать:
«Время работает на заключенного…»
Тут уж веселье началось такое, что редактор шестнадцатой страницы И. Суслов продолжает веселиться ныне за пределами бывшего Советского Союза.
Похоже, слова «комик» и «комическое» в СССР происходят от японского «камикадзе».
Особняком стоит прозаик Юрий Казаков, талант поэтичный и редкий. Его первые рассказы появились в 56-м году. Первая книга «Манька» издана в 58-м году в Архангельске.
Рассказы Казакова — откровенная полемика с теми, кто идеализирует жизнь, упрощает человека, облегченно трактует сложности и противоречия современной жизни. Это качество объединяет его с Вас. Шукшиным, Вас. Беловым, Вл. Максимовым, Вл. Конецким. Вас. Аксеновым, Георгием Владимовым — это писатели одной генерации. Ю. Казаков издал несколько сборников. «На полустанке» (59-й г.), «По дороге» (61-й г.), «Легкая жизнь» (63-й г.), «Запах хлеба» (65-й г.). Думается, идет он от тургеневских «Записок охотника», отсюда его манера повествования, его попытка избежать строгих рамок сюжета и сюжетного завершения.
Критика сравнивала «Трали-вали» с «Певцами» Тургенева.
В традиционном, будто бы «тургеневском» обличье встает перед нами ненадежный, ленивый душевно, «ветхий человек». Не может быть на него опоры, нет на него надежды.
Вот в чем и вот где преодоление традиций, преодоление глубокое и многозначительное, которое советская критика старалась не замечать, обвиняя автора в эпигонстве.
Сочен, талантлив и «Северный дневник» Юрия Казакова, последнее произведение писателя; после него Казаков словно в прорубь канул.
Художники столь тонкие и чуткие погромных «юбилиад» не выдерживают. Они спиваются или уходят в свои леса с охотничьим ружьем…
3. Разгром киноискусства
«Из всех искусств для нас самым важным является кино», — сказал В. Ленин. И немудрено. Книгу, даже хорошую, читают десятки — сотни тысяч человек, кино смотрят ныне в СССР сто — сто пятьдесят миллионов. В любой захолустный колхоз, на самое дальнее становище или погранзаставу раз в неделю, не
