На этом текст обрывался. Вадим уставился на Антона.

— Не понимаю, — сказал он.

— Я тоже, — тихо сказал Антон.

Яркий свет упал на поляну. Над «Кораблём» Медленно снижался санитарный «Огонёк».

— Объясняйся с врачом, — сказал Антон с неопределённой усмешкой, — а я пойду и свяжусь с Советом.

— Что же я ему объясню? — пробормотал Вадим, глядя на клочок бумаги.

Заключённый N819360 лежал ничком, уткнувшись лицом в липкую грязь, у обочины шоссе. Правая рука его ещё цеплялась за рукоятку «шмайссера».

— Кажется, готов, — с сожалением сказал Эрнст Брандт. Он был ещё бледен. — Мой бог, стёкла так и брызнули мне в лицо…

— Этот мерзавец подстерегал нас, — сказал оберштурмфюрер Дейбель.

Они оглянулись на шоссе. Поперёк шоссе стоял размалёванный камуфляжной краской вездеход. Ветровое стекло его было разбито, с переднего сиденья, зацепившись шинелью, свисал убитый водитель. Двое солдат волокли под мышки раненого. Раненый громко вскрикивал.

— Это, наверное, один из тех, что убили Рудольфа, — сказал Эрнст. Он упёрся сапогом в плечо трупа и перевернул его на спину.

— Крайценхагельдоннерветтернохайнмаль, — сказал он. — Это же портфель Рудольфа!

Дейбель, перекосив жирное лицо, нагнулся, оттопырив необъятный зад. Дряблые щёки его затряслись.

— Да, это его портфель, — пробормотал он. — Бедный Рудольф! Вырваться из–под Москвы и погибнуть от пули вшивого заключённого…

Он выпрямился и посмотрел на Эрнста. У Эрнста Брандта было румяное глупое лицо и чёрные блестящие глаза. Дейбель отвернулся.

— Возьми портфель, — буркнул он, и горестно уставился вдаль, где над лесом торчали толстые трубы лагерных печей, из которых валил отвратительный жирный дым.

А заключённый N819360 широко открытыми мёртвыми глазами глядел в низкое серое небо.