которые только что прошли в вышине куда-то на запад, ни колонн танков с крестами, поднявших тучи пыли на соседнем проселке. Так и кажется, что всюду царит тишина, и единственный хищник — это ястреб, который кружит над рощей.

Галкин остановился на пригорке, отсюда хорошо было видно шоссе. Убедившись, что на магистрали никого нет, свернул в молодой лес, прижавшийся вплотную к дороге. Федько забросил на дерево антенну, начал настраивать рацию.

“Тире, точка, точка… Тире, точка, тире… Тире, точка, тире… ДКК”.

Петро, укрывшись за ветвистым кустом, наблюдал за шоссе. Ничего не видно — ни машин, ни возов. Совсем спокойно, лишь над головой пташка какая-то попискивает.

Галкин свистнул в знак того, что передача окончена и можно возвращаться домой. Но Петро не велел заводить машину: справа на шоссе, в километре от них, появилась какая-то черная точка. Потом донесся гул мотора. “Переждем”, — решил он. Машина шла не очень быстро для легковой — километров шестьдесят-семьдесят в час. Но когда подошла на сравнительно близкое расстояние, Петро увидел, что это “хорх”. Откуда взялась такая машина? Не иначе военная. Действительно, рядом с шофером сидел чело­век в офицерской фуражке. Однако когда “хорх” поравнялся с ним, Петро узнал в военном Харнака. Да, не могло быть никаких сомнений: это гауптштурмфюрер. На заднем сиденье расположились военные, которых Кирилюк не знал.

“Что он тут делает?” — подумал Петро, и вдруг его осенило: да ведь это Харнак охотится за ними!.. Вот почему и усилен был наряд эсэсовцев на заставе, вот почему шныряет этот “хорх” на дороге. Галкин прав: на этом шоссе в ближайшее время появляться нельзя.

“Хорх” исчез за поворотом. Галкин вывел машину на просеку. Еще раз осмотрелись и выскочили на шоссе. Поехали в противоположную от “хорха” сторону. Вдруг Федько встревоженно свистнул:

— Посмотрите назад! По-моему, тот самый “хорх”…

Петро оглянулся. Галкин не ошибся: мощный “хорх” шел за ними.

— Быстрее, Федько! — крикнул Петро. — Они не должны догнать нас!

Галкина не надо было подгонять — стрелка спидометра уже приближалась к стокилометровой отметке. Федько наклонился вперед, стиснув зубы и крепко сжимая руль. На поворотах не снижал скорости, и машину заносило.

Петро оглянулся. Расстояние между ними уменьшалось — “хорх” был уже метрах в трехстах. Петро представил себе, как там сейчас приготовили оружие, а Харнак ругается сквозь зубы…

Да, у них с Федьком одна надежда — скорость. Видимо, Харнак патрулировал на шоссе и, получив сообщение, что рация вышла в эфир, решил занять позицию около леса. “Хорх” миновал место их стоянки, но примерно километра через два, когда лес кончился, повернул обратно. И тут-то гестаповцы заметили выехавшую из леса машину и пошли за ней вдогонку.

Теперь — скорость! Обнаружив Петра в “мерседесе”, Харнак, конечно, удивится, но машину непременно обыщет. Можно, правда, незаметно выбросить рацию. А что потом? Братья Шиши вряд ли продадут им другой аппарат, даже за доллары. Но дело не только в этом — пусть не найдут рацию, — все равно подозрение останется, а это равносильно провалу.

А “хорх” постепенно догоняет их. Давай, Федько, дорогой, теперь все зависит от тебя!..

Впереди крутой поворот. Галкин срезал его так, что у Петра сердце оборвалось: еще одно мгновенье — и “мерседес” полетел бы вверх колесами в кювет. Федько вырвал машину уже с обочины и бросил ее на крутой подъем так, что мотор едва не задохнулся — лишь застонал, а потом заревел еще злобнее, набирая скорость.

На этом повороте Федько выиграл у “хорха” добрую сотню метров. Дальше шоссе было почти прямое, лишь с крутыми спусками и подъемами, и здесь “хорх” имел явное преимущество. Расстояние сокращалось метр за метром: триста, двести семьдесят, двести сорок…

   — Нам осталось не больше пяти километров, Федько, — ска­зал Петро. — Там пойдет проселок, дорога сухая, мы ударим им в лицо такой пылью, что они вынуждены будут отстать.

Галкин не ответил. Да и что мог сказать, если и без того жал на всю железку — стрелка спидометра, дрожа, остановилась у последней цифры на щитке.

Раздались выстрелы. Это хорошо: значит, нервы у них не вы­держали. На таком расстоянии угодить в “мерседес” может лишь шальная пуля. А то, что они высунулись по пояс из окна, сра­зу же отразится на скорости их машины. Поняв это, ге­ста­пов­цы прекратили стрельбу. Но Галкин успел выиграть еще пол­ сот­ни метров. Преследователи не знают, что до поворота на про­се­лок осталось не так уж и много. Два километра, полтора… Вот за тем пригорком свернуть в лес… Только бы не подвела машина…

Федько не рискнул на большой скорости съезжать на про­се­лок: глупо бы было теперь, когда их шансы так возросли, оп­ро­ки­нуться или повредить машину. В двухстах метрах от съезда он на­чал тормозить. “Хорх” уже почти догнал их, и офицер в черном мун­дире высунулся с пистолетом в окно. Но тут Галкин про­ско­чил через кювет в лес, сразу же подняв за собой густую желтую ту­чу, которая скрыла их машину, как дымовой завесой.

Позади раздавались выстрелы, а “мерседес” уже мчался лес­ным проселком, снова набирая скорость. Семьдесят–во­семь­де­сят километров — для такой дороги это даже слишком много… Ма­шину кидало на выбоинах, железо стонало и скрипело…

Кончился лес, и проселочная дорога начала петлять меж ку­курузных и картофельных полей.

— Только бы не наскочить на гвоздь, — буркнул Галкин, вы­руливая на дорогу, которая вела к темневшему вдалеке лесу.

Петро жадно всматривался в эту темную полосу на горизонте. Там ждали их партизаны. Как бы не проворонить их!.. Кто-то из ребят должен стоять с телегой на обочине дороги — будто треснула ось.

Лес сразу начался густой и темный. Проселок узкий, не накатанный, “мерседес” аж загудел на выбои­нах. Пришлось немного сбавить скорость.

Пошли повороты. Галкин — как это ему только удавалось? — творил чудеса, проскакивая между деревьями. Наконец показалась телега. С нее замахали руками. Галкин затормозил так резко, что автомобиль пошел юзом, задел бампером телегу и опрокинул ее. Петро выскочил из машины, побежал навстречу выскочившим из-за кустов парням с автоматами.

— Ложись! — закричал. — Ложись, сейчас здесь будут гестаповцы!

Партизаны сразу же исчезли в кустах. Последним бежал Галкин. Вдруг кто-то выскочил из-за дерева, потянул Петра за руку, и оба скатились в канаву.

Рев мотора заполнил лес. Из-за поворота вылетел “хорх”. Завизжали тормоза. Харнак бросился к “мерседесу”. За ним бежали еще четверо с автоматами в руках. Обнаружив, что “мерседес” пуст, гауптштурмфюрер громко выругался.

— Они не могли далеко убежать! — крикнул он и побежал к кустам, где притаились партизаны.

Человек, лежавший рядом с Петром, поднял ав­томат. Это был Богдан. Петро не поверил своим глазам, хотя и мечтал об этой встрече и надеялся на нее.

“Не стреляй, — хотел предупредить. — Надо взять живыми!” Но не успел: автомат затрясся, выплевывая огонь, и Харнак упал лицом в траву. Защелкали еще автоматы, и те четверо возле “хорха”, бросив оружие, подняли руки вверх. Из-за телеги вышли двое парней с автоматами и аккуратно подобрали брошенное эсэсовцами оружие.

Богдан вскочил, побежал к пленным. Вдруг раздался выстрел. Он бросился на землю. Пуля отколола щепку от сосны над самой головой Петра. Богдан лежа дал короткую очередь из автомата, затем кинулся в сторону, где лежал Харнак. Вновь тишину расколол пистолетный выстрел. Однако Богдану на какой-то миг раньше удалось прикладом отвести руку гауптштурмфюрера. Сел на Харнака, вывернул ему руки, передохнув, поднял его за воротник.

— Добрый день, герр гауптштурмфюрер, — ска­зал. — Никогда не думал, что вот так нам придется встретиться…

Харнак затравленным волком смотрел на партизан, которые выходили на поляну. Увидев среди них Петра, удивленно замигал глазами.

— Ничего не понимаю, — спросил, — а вы как попали сюда? Где вас взяли?

Богдан ухмыльнулся.