— Благодарю вас за помощь, мистер Фитцроджер. — И пошла — спина прямая, голова высоко поднята.

Фитц хотел дождаться, когда Дамарис выйдет от маркиза, но ему было неприятно мозолить глаза двум лакеям, которые стояли в холле. Кроме того, очевидно, несколько человек еще находились в столовой. Однако в свою комнату он тоже не желал возвращаться, потому что делил ее с Эшем и, когда уходил, тот еще спал.

Вначале, получив приглашение Родгара, Эш отклонил его, точнее, швырнул в огонь. Терпеливый секретарь Эша написал и отослал вежливый отказ. Потом его друг встретил своих двоюродных бабушек, направляющихся сюда, и передумал. Отчасти причиной этого была, безусловно, прелестная компаньонка бабушек, мисс Дженива Смит, но Фитц подозревал, что Эш обрадовался поводу принять приглашение. Теперь, вероятно, вражда закончится.

По его приезде была тут же найдена роскошная спальня. Фитц слышал, что лорда Генри попросили разделить комнату с его неприятной женой, что могло частично объяснить его дурное настроение. О поисках комнаты для Фитца и речи не шло, поэтому он поселился с Эшем. Они и раньше часто поступали так — на постоялых дворах и в других битком набитых домах. Но сейчас ему не хотелось тревожить спящего.

Молодой человек пересек холл и в поисках тепла подошел к огромному камину, где все еще тлело рождественское полено, но ему не под силу было справиться с холодом громадного помещения. Он с уважением отметил, что Родгар обеспечил лакеев теплыми сюртуками и перчатками для исполнения обязанностей в холле. Немногие хозяева отличались такой заботливостью.

Фитц гадал, что Родгар подумает о его собственной роли в приключениях Дамарис. Может, тоже сочтет его охотником за приданым?

Он подошел к краю камина, чтобы рассмотреть прелестную картину с изображением итальянской рождественской сцены, принадлежащую Джениве Смит. Девушка же, очаровательная, умная, сильная, храбрая, стала бы Эшу отличной женой во всех отношениях, если бы только была богата.

Предполагалось, что Эш должен жениться на деньгах, чтобы возродить к жизни имения, которые вдовствующая леди Эшарт довела почти до полного разорения. Семена разрушения были посеяны в этом доме сорок лет назад, когда тетя Эша, леди Августа Трейс, вышла замуж за отца нынешнего лорда Родгара. В течение года она благополучно произвела на свет сына, а еще через два года родила дочь, впала в глубокую депрессию и задушила новорожденное дитя.

Это ужасающее деяние не подверглось судебному наказанию, но ее заточили здесь, где вскоре она умерла, возможно, от чувства вины и скорби. Ей не было еще и двадцати. Ее мать, нынешняя вдовствующая маркиза Эшарт, возложила всю вину на Маллоренов и пообещала уничтожить их. Ее супруг и двое сыновей оказались людьми слабыми и апатичными, не возражающими против ее верховенства во всех делах. К тому же Эш унаследовал все, еще будучи ребенком. Каждый фартинг вдова направляла на попытки подорвать положение Маллоренов в политике, обществе и при дворе. Но ее усилия оказались тщетны, и за последние десятилетия Маллорены достигли процветания благодаря блестящему управлению Родгара.

— Ха! Вы, сэр. — Фитц обернулся и обнаружил лорда Генри, направляющегося к нему. — Где моя подопечная?

— С лордом Родгаром, сэр. — После минутного раздумья он добавил: — Просит, чтобы опекунство над ней было передано ему.

— Что?! — И без того красное лицо лорда Генри побагровело. — Дерзкая девчонка! Черт возьми, он может сделать это.

Фитцу пришло в голову, что для лорда Генри его обязанности опекуна так же неприятны, как и для Дамарис. Это его не извиняет, но едва ли он не станет бороться за свое право продолжать их.

— Своих детей у нас нет, — проворчал лорд Генри. — Не привыкли к молодым людям в доме. У жены от нее мигрень. А она трудная девушка, сэр. Своевольная. Неженственная. Крайне дерзкая. Это до добра не доведет, что, собственно, и случилось.

Хотелось бы Фитцу знать, что же такого натворила Дамарис, что так оскорбило ее опекуна, но он также подумал, что именно те качества, которые отталкивают от нее лорда Генри, привлекают его.

Лорд Генри повернулся и посмотрел в сторону кабинета своего племянника, словно пытаясь проникнуть взглядом сквозь стены. Но в конце концов, ворча что-то себе под нос, прошествовал в Гобеленовую комнату, наиболее уютную из всех гостиных Родгар-Эбби.

Что ж, подумал Фитц, все становится на свои места. Но тут его взгляд наткнулся на презрительную ухмылку одного из лакеев. Ее тотчас же как ветром сдуло, но до Фитца дошло, что он по-прежнему в том же виде, в котором помчался за Дамарис, — в рубашке с расстегнутым воротом и с неубранными волосами. Вот дьявол! Фитц поспешил прочь, чтобы привести себя в порядок. Он тихо вошел в спальню. Эш уже встал, оделся, и вокруг него хлопотал его камердинер Генри.

— Должно быть, это любовь, — сухо прокомментировал Фитц.

Эш швырнул в него расческой. Фитц с улыбкой поймал ее. Он был рад, что его друг встречает день, полный надежд. Эш по натуре не был ни угрюмым, ни жестоким, но он рос под мрачным бременем и был подвержен приступам дурного настроения. Но с появлением Дженивы Смит появился и свет. Да будет он ясным и долгим!

— Ты завтракаешь внизу?

— Где, несомненно, ожидает Дженива. — Эш выхватил у Генри окаймленный кружевом шейный платок и небрежно повязал его. — Довольно, Генри. Я же не ко двору иду. Кстати, — добавил он, обращаясь к Фитцу, — я уезжаю сегодня вместе с вдовой.

Фитц удивился:

— Иисусе, почему?

— А какой у меня выбор? Бабуля не останется здесь, а я едва ли могу сделать ей ручкой из дверей после вчерашнего.

Бабулей Эш называл вдовствующую леди Эшарт. По мнению Фитца, душа и сердце старухи оказались непоправимо отравлены трагедией ее дочери. Но Эш был привязан к ней. Его родители отдалились друг от друга спустя какие-то недели после свадьбы и не проявляли никакого интереса к ребенку. Вдова вырастила его и сумела завоевать любовь.

Фитц взглянул в окно.

— Сомневаюсь, что кто-нибудь сегодня уедет, Эш. Опять снег идет.

Эш повернулся посмотреть.

— Вот черт! Ее хватит удар.

— В этом есть и хорошая сторона. Больше времени для примирения между нею и Маллоренами.

Эш покачал головой:

— Она признает, что у тети Августы была неустойчивая психика, но чтобы оправдать. Маллоренов, ей пришлось бы взять часть вины на себя. Этого она никогда не сделает. Уступчивость не в ее характере. — И это еще очень мягко сказано, подумал Фитц. — Но я сделаю для нее все, что в моих силах. Когда она решит ехать, я буду сопровождать ее домой.

— А как же Дженива? — Не похоже, чтобы Эш был готов расстаться с ней.

— Она поедет с нами, разумеется.

— В Чейнингс? Зимой?

Чейнингс, родовое гнездо Эшартов, был самым неуютным местом из всех, в которых Фитцу доводилось бывать, не говоря уже о полнейшем запустении и разорении. Сырость и сквозняки просачиваются из каждого угла. Истлевшие ковры дышат на ладан. Во всем огромном доме витает запах тления, а куски потрескавшейся штукатурки от малейшего прикосновения грозятся свалиться на голову.

— Дженива не хрупкий цветок, — сказал Эш. — После стольких лет, прожитых на военных кораблях с ее отцом, даже Чейнингс покажется сносным.

— Но мне казалось, ты намеревался строго соблюдать приличия.

Эш забрал у Генри носовой платок, на который тот накапал духами, и сунул его в карман.

— С нами будет бабуля.

— Которая практически не выходит из своих комнат. Ловко. Видимость приличия, позволяющая тебе