речи быть не могло. Она не могла бросить Фитца.

Наверняка ей удастся убедить Родгара, что она сама навлекла на себя бесчестье. Даже если он запретит им пожениться, не может он убить Фитца за то, что она его соблазнила. Но теперь она уже достаточно узнала мужчин, чтобы понимать, что может. Предлог для вызова будет придуман какой-нибудь другой, чтобы оградить ее имя, но это случится, и Фитц умрет. Он не станет защищаться, считая себя виноватым.

А повинна она одна. Как могла она не подумать, не понять, что значит для него быть соблазненным женщиной, к которой он не должен прикасаться? Для него, юношей искушенного его невесткой?

У нее опять сдавило горло, но она не станет плакать. Слезами горю не поможешь — разве что удастся разжалобить Родгара. Она побережет слезы для такого случая.

— Поднимайтесь-ка, мисс, — сказала Мейзи наигранно бодро. — Мы выезжаем через час. Я уже собрала почти все вещи, а вам надо позавтракать. Ваша горячая вода здесь. Ох, ну давайте же, мисс, — всхлипнула она, — вы должны.

Прошлой ночью Мейзи объяснила, что ее разбудила мышь, прошмыгнувшая прямо возле лица. Конечно, она закричала. А потом до нее дошло, что Дамарис нет, и она выскочила в коридор звать на помощь. И это страшное ружье выстрелило. Она без конца извинялась между отчитыванием Дамарис за глупость и предсказыванием всевозможных несчастий. И все они по вине Фитца.

Все они возможны, признала Дамарис, выбираясь из кровати, но главное, чтобы Фитцу ничто не угрожало. Она прошла к умывальнику, ощущая перемены в своем теле и болезненную чувствительность, но это лишь усилило ее желание снова быть с Фитцем.

Она разделась, умылась и надела сорочку, ожидающую перед огнем.

— Как ваша рана, мисс? — спросила Мейзи.

Дамарис успела забыть о ней и сейчас потрогала это место.

— Заживает. — В отличие от воображаемой, которая болела и кровоточила.

— Сядьте и поешьте, мисс. Вот ваш шоколад, такой, как вы любите, и хлеб, правда, вчерашний...

Желудок Дамарис взбунтовался, но ей нужны силы. Она выпила шоколада и съела немножко хлеба, глядя на языки пламени.

Она бы пошла с Фитцем на край света, но даже если б им удалось скрыться от Эшарта и Родгара, он никогда не согласится. Он отвезет ее в Лондон, а потом покорится приговору. И возможно, возненавидит ее.

— Мисс Дамарис, ну что же вы? Сейчас придут за багажом. Дамарис надела теплое синее платье. Мейзи усадила ее на стул и переплела косу, закрутила ее на затылке и закрепила шпильками. Если бы и жизнь можно было так просто привести в порядок! Потом она вспомнила спусковой крючок ночных событий. Предлог. Ее завещание.

— Где мой секретер?

— В большом сундуке, мисс. — Мейзи водрузила треугольную шляпу на голову Дамарис и воткнула еще одну шпильку, чтобы держалась. — Зачем он вам сейчас?

Дамарис подбежала к замкнутому сундуку:

— Мне нужна бумага. Ключ!

Мейзи, ворча, полезла в карман, но отомкнула висячий замок и открыла крышку. Она вытащила деревянный ящик-секретер. Дамарис отнесла его на стол, открыла, достала лист бумаги и сняла крышку с маленькой чернильницы. Она, не затачивая, окунула перо в чернила.

Чернильная клякса упала на бумагу. Дамарис хотела было выбросить лист, но какое значение имеет какое-то пятно? Она стала писать, стараясь соблюдать формальность и порядок, которые помнила из материнского завещания. Следовало бы изложить все попроще, но она поймала себя на том, что перечисляет завещательные отказы, которые хотела сделать так, словно она сегодня может умереть.

Она услышала приближающиеся шаги.

— Ну вот, пришли за багажом, мисс. Нет времени писать письмо!

В дверь постучали. Дамарис кивнула, и Мейзи пошла открывать. Вошли двое мужчин, отвесили поклоны и направились к сундуку.

— Кто-нибудь из вас умеет читать и писать? — спросила Дамарис.

До этого мужчины вежливо избегали смотреть на нее, но теперь посмотрели. Один, коренастый, седой мужчина с яркими голубыми глазами, сказал:

— Я умею, мисс.

— Ваше имя?

— Сайлас Браун, мисс.

— Подойдите сюда, пожалуйста, мистер Браун. Это мое завещание, которое я только что написала. Я сейчас его подпишу, а потом хочу, чтобы вы подписали как свидетель.

Мужчина кивнул. Дамарис подписалась, обмакнула перо в чернила и подала ему. Он вывел свое имя ровным, сильным почерком.

— Благодарю вас. Мейзи, ты тоже засвидетельствуешь. Мейзи выглядела слегка напуганной, но она умела читать и писать. Она вытерла руки о юбку, взяла ручку и аккуратно написала свое полное имя — Мейзи Данкотт — под именем Сайласа Брауна.

Дамарис облегченно вздохнула и даже улыбнулась:

— Спасибо вам обоим. Мейзи, теперь можешь убрать секретер.

Она дала слуге крону за услуги. Как только сундук был снова заперт, мужчины унесли его. Чернила на завещании подсохли, поэтому Дамарис сложила его, раздумывая, что с ним делать. Она не хотела оставлять его у себя на случай, если с ней что-то произойдет.

Хотелось бы отдать завещание Фитцу, но ее, вероятно, не подпустят близко к нему. Значит, остается Эшарт.

— Ну, теперь вы готовы, мисс?

Дамарис предприняла попытку улыбнуться:

— Да, конечно. Не волнуйся. Я не схожу с ума. Все утрясется.

— Угу, мисс. — Но на лице Мейзи было такое же сомнение, как и в мыслях Дамарис. Горничная помогла ей надеть накидку и подала темно-коричневые перчатки. Теперь Дамарис была готова встретить этот день. При виде Фитца за дверью она остановилась как вкопанная.

— Эскорт, — бесстрастно пояснил он. — Нападение между домом и каретой маловероятно, но рисковать не будем.

Ей хотелось так много сказать, но он будто заковал себя в лед. Она ожидала этого, но теперь словно в сердце воткнулся железный штырь.

— Спасибо. — Она протянула ему сложенную бумагу. — Возьми.

— Твое завещание? — Да.

— Засвидетельствованное?

— Мейзи и одним из слуг. — Которым?

— Сайласом Брауном.

— Один из людей Родгара. Подойдет. — Фитц положил бумагу в карман сюртука и жестом предложил ей идти вперед под арку.

Дамарис помедлила, лихорадочно пытаясь придумать, что сказать. Яростная стычка растопила бы лед, но она подозревала, что именно благодаря этому льду он держится. Она пошла сквозь строй увековеченных художниками Трейсов, Присов и Стюартов и спустилась по лестнице к остальным. Когда она присоединилась к ним, Фитц остался в стороне.

Интересно, подумала Дамарис, знает ли Талия. Она должна была слышать сигнальный выстрел.

Вошла служанка и сделала книксен.

— Все готово, милорд.

— Мы выйдем через боковую дверь, — сообщил Эшарт. Он выглядел спокойным, однако Дамарис ощущала, что за внешней невозмутимостью пылает огонь. Она сознавала, что он чувствует ответственность за ее бесчестье. Но как ослабить напряжение? — Там менее открыто, чем с фасада, и можно подогнать карету поближе.

Они быстро направились к ожидающей их карете. Шесть лошадей стояли в упряжке и били копытами,