Как и прежде, существа стояли, не шелохнувшись, и будто ждали, пока он появится в проеме между домами. Но с чего, с чего он взял, что эти силуэты — живые? Волны страха, которые они испускали, не могли служить доказательством. Его обостренные чувства могли сослужить ему хорошую службу внизу, в метро, дома. На поверхности лежал непонятный ему, обманчивый мир, здесь все было иначе, и жизнь текла здесь по другим, новым правилам. Полагаться на свои ощущения и интуицию больше не стоило.
Постаравшись как можно быстрее и незаметнее проскочить новый переулок, Артем прижался к стене дома, переждал секунду и снова заглянул за угол. У него перехватило дыхание: фигуры двигались, причем удивительным образом.
Вытянувшись еще выше и поведя своей головой, словно принюхиваясь, одна из них неожиданно опустилась на четвереньки и одним длинным скачком скрылась за углом. Спустя несколько секунд остальные последовали за ней. Артем спрятался обратно и, сев на землю, перевел дыхание.
Сомнений больше не оставалось — они его преследовали. Твари будто вели его, перемещаясь по параллельным улицам с обеих сторон он проспекта, по которому он шел. Выжидали, пока он пройдет новый отрезок — от квартала до квартала — показывались в переулке, чтобы убедиться, что он не свернул со своего пути — и продолжали безмолвную слежку. Зачем? Выбирая удобный момент для нападения? Просто из любопытства? Почему они не решались выйти на проспект и предпочитали таиться в заполненных мраком переулках? Он опять вспомнил слова Мельника, который запретил ему сворачивать с прямой дороги. Не потому ли, что там его подстерегали, и Мельник знал об этой опасности?
Чтобы успокоиться, Артем сменил рожок у своего автомата, щелкнул затвором, включил и выключил лазерный прицел. Он был во всеоружии, и, в отличие от Библитеки, здесь можно было стрелять без опасений; защититься от неизвестных тварей было проще. Глубоко вдохнув, он поднялся на ноги. Что бы там ни было, оставаться на месте и тянуть время сталкер ему запретил. Надо спешить. Кажется, здесь, на поверхности, спешить надо было всегда.
Пройдя еще один квартал, он замедлил шаг, чтобы осмотреться. Улица здесь расширялась, образовывая подобие площади, часть которой, отрезанная от дороги оградой, была превращена в парк. Во всяком случае, можно было себе представить, что там когда-то был разбит этот парк — деревья все еще оставались на своих местах, но это были совсем не те деревья, которые Артему приходилось видеть на открытках и фотографиях. Толстые узловатые стволы уносили разлапистые кроны на высоту пятого этажа стоявшего позади этого парка здания. В просветах между стволами мелькали странные тени, а где-то в глубине мерцал неяркий огонь, который Артем мог бы принять за пламя костра, если бы не его зеленоватый свет. Само здание тоже выглядело зловеще: создавалось впечатление, что оно неоднократно становилось ареной жестоких и кровопролитных сражений. Его верхние этажи обрушились, во многих местах чернели пробоины, а кое-где уцелела только одна стена, и сквозь пустые окна виднелось мутное ночное небо.
За площадью здания и вовсе расступались, и улицу пересекал широкий бульвар. Над ним, выступая из темноты, словно сторожевые башни, возвышались первые многоэтажки Нового Арбата. Судя по карте, вход на станцию Арбатскую должен был быть расположен поблизости, по правую руку от него. Артем еще раз оглядел мрачный парк. Мельник был прав: углубляться в эти дебри, пытаясь отыскать среди них спуск в метро совсем не хотелось. Чем дольше он всматривался в черные заросли, раскинувшиеся у подножья разрушенного строения, тем больше ему казалось, что он видит, как среди корней исполинских деревьев движутся те самые таинственные фигуры, что следовали за ним раньше.
Налетевший порыв ветра с трудом качнул тяжелые ветви, и кроны натужно заскрипели. Издалека донесся чей-то протяжный вой. Сама чаща молчала, но не потому что была мертва. Ее безмолвие было сродни молчанию его загадочных преследователей. Казалось, она тоже чего-то ждала. Артема наполнило чувство, что если он останется на месте, беззастенчиво рассматривая ее сокровенные глубины, кары избежать не удастся. Он перехватил автомат поудобнее, осмотрелся — не подобрались ли создания слишком близко? — и двинулся дальше.
Но в следующий раз он остановился уже через несколько секунд — когда пересекал бульвары перед началом Калининского проспекта. Отсюда открывался такой вид, что заставить себя пропустить его и идти дальше Артем просто не смог.
Он стоял на крестообразном пересечении широких дорог, по которым, наверное, раньше ездили машины. Развязка была сделана необычно, и часть асфальтового полотна уходила в туннель, чтобы потом снова вынырнуть на поверхность. Справа в даль уходили бульвары — их можно было узнать по черным дебрям разросшихся деревьев, таких же огромных, как те, мимо которых он только что пробрался. Слева виднелась большая застеленная асфальтом площадь — часть автомобильной развязки. За ней опять начиналась чаща. Видно сейчас было уже довольно далеко, и Артем с спросил себя, не потому ли это, что восход страшного солнца уже близится.
Дороги были усеяны искореженными и сожженными каркасами, в которых Артем узнал автомобили. Ничего мало-мальски сохранившегося здесь не оставалось — за два десятилетия походов на поверхность сталкеры успели поживиться всем, чем только можно. Бензин из топливных баков, аккумуляторы и генераторы, фары и стоп-сигналы, выдранные с мясом сидения — все это можно было найти и на ВДНХ, и на любом крупном рынке в метро.
Асфальт был здесь и там изрыт воронками разного диаметра, почти повсюду шли крупные трещины, сквозь которые пробивалась трава и незнакомые гибкие стебли с шарами сверху. Прямо перед ним в перспективу уходило сумрачное ущелье Нового Арбата, с одной стороны увенчанное неизвестно как уцелевшими домами, по форме напоминавшими раскрытые книги, а с другой — частично обрушившимися высотками этажей в двадцать, не меньше. За спиной у Артема оставалась дорога к Библиотеке и Кремлю.
Он стоял посреди этого величественного кладбища цивилизации и чувствовал себя как археолог, раскопавший древний город, остатки былого мощи и красот которого и многие века спустя заставляют увидевших его испытывать легкий озноб благоговения. Представить себе, как жили люди, населявшие эти циклопические здания, перемещавшиеся на этих обугленных остовах машин, тогда блестевших свежей краской и мягко шуршавших по ровному дорожному покрытию разогретой резиной колес… Спукавшихся в метро только чтобы поскорее добраться из одной точки этого бескрайнего города в другую… это было невозможно. О чем они думали каждый день? Что их тревожило? Что вообще может тревожить людей, если им не приходится каждую секунду опасаться за свою жизнь и постоянно бороться за нее, пытаясь продлить ее хотя бы на день?
В этот момент тучи наконец расступились, и показался надкушенный желтоватый диск луны, испещренный странными рисунками. Яркий свет, который хлестал вниз через эту пробоину в облаках, заливал мертвый город, стократно усиливая его мрачное великолепие. Дома и деревья, до сих пор бывшие лишь плоскими и бесплотными силуэтами, ожили и обрели объем, стали заметны невидимые раньше детали и подробности.
Не в силах двинуться с места, он восхищенно и зачарованно оглядывался по сторонам и пытался унять охватившую его дрожь. Только сейчас он начал понимать и чувствовать ту тоску, которая звучала в голосе стариков, вспоминавших прошлое, возвращавшихся в своем воображении к городу, в котором они жили раньше. Только сейчас он начал осознавать, как далеко от своих прежних достижений и завоеваний находится человек. Словно гордо парившая птица, раненая и навсегда опустившаяся на землю, чтобы забиться в щель, и спрятавшись там, умереть. Ему вспомнился подслушанный им спор его отчима и Хантера. Сможет ли человек выжить, и даже если сможет, будет ли это то же человек, который покорил мир и уверенно правил им? Теперь, когда он сам смог хотя бы представить себе, с какой высоты человечество обрушилось в пропасть, его убежденность в этом исчезла.
Прямой и широкий, Калининский проспект уходил от него, постепенно сужаясь, пока не растворялся в темной дали. Сейчас он стоял на дороге совсем один, среди призраков и теней прошлого, пытаясь вообразить, сколько же людей раньше днем и ночью заполняли тротуары, сколько машин с фантастической скоростью проносилось по тому самому месту, где он находился, как уютно и тепло светились тогда пустые черные окна жилых домов. Куда все это кануло? Мир казался опустевшим и заброшенным, но Артем понимал, что это иллюзия — эта земля не была покинутой и мертвой, она просто сменила хозяев. Подумав об этом, он обернулся назад, к Библиотеке.
