для тебя новости. На Авиамоторной — чума. Чума там, понял?! Ганза закрыла и Таганскую, и Курскую. Карантин называется. У меня знакомые там, граждане Ганзы. И на Таганской, и на Курской в переходах огнеметы стоят, и всех, кто на расстояние действия подходит, жгут. Дезинфекция называется. Видно, у кого неделя инкубационный период, а у кого и больше, раз вы туда все же пронесли заразу, — заключил он, недобро понижая голос. — Да вы чего, ребята? Да я здоровый! Да вот хоть сами посмотрите! — мужичок вскочил с места и принялся судорожно сдирать с себя ватник и оказавшийся под ним неимоверно грязный тельник, торопясь, боясь не успеть убедить.
Напряжение нарастало. Рядом с ним не осталось уже никого, все сгрудились по другую сторону костра, люди нервно переговаривались, и Артем уловил уже тихое клацание затворов. Он вопросительно посмотрел на Хана, перетягивая свой новый автомат с плеча в боеготовое положение, стволом вперед. Хан хранил молчание, но жестом остановил его. Потом он быстро поднялся и неслышно отошел от костра, увлекая за собой и Артема. Шагах в десяти он замер, продолжая наблюдать за происходящим.
Спешащие, суетливые движения раздевающегося в свете костра казались какой-то безумной первобытной пляской. Говор в толпе умолк, и действо продолжалось в зловещей тишине. Наконец ему удалось избавиться и от нательного белья, и он торжествующе воскликнул: — Вот, смотрите! Я чистый! Я здоров! Ничего нет! Я здоров!
Бородач в жилете выдернул из костра горящую с одного конца доску и осторожно приблизился к нему, брезгливо всматриваясь. Кожа у того была темная от грязи и жирно лоснилась, но никаких следов сыпи бородачу обнаружить, видимо, не удалось, потому что после придирчивого осмотра он громко скомандовал: — Подними руки!
Худой поспешно задрал руки вверх, открывая взгляду столпившихся по другую сторону поросшие тонким волосом подмышечные впадины. Бородач демонстративно зажал нос свободной рукой, и подошел еще ближе, дотошно рассматривая и выискивая бубоны, но и там не смог найти никаких симптомов. — Здоров я! Я здоров! Что, убедились теперь?! — чуть не в истерике выкрикивал мужичонка срывающимся в визг голосом.
В толпе неприязненно зашептались. Уловив общее настроение и не желая сдаваться, коренастый вдруг объявил: — Ну и что, что ты сам здоров? Это еще ничего не значит! — Как это — ничего не значит? — опешив и как-то сразу сникнув, поразился тот. — Да так. Сам-то ты мог и не заболеть. У тебя может быть иммунитет. А вот заразу принести ты мог вполне. Ты же с этим твоим Рыжим общался? В отряде одном шел? Говорил с ним там, воду из одной фляги пил? За руку здоровался? Здоровался, брат, не ври. Здоровался ведь? Здоровался… — Ну и что, что здоровался? Не заболел ведь… — потерянно отвечал мужичок. Его странный танец прекратился и теперь он замер в бессилии, затравленно глядя на толпу. — А то. Не исключено, что ты заразен, брат. Так что ты извини, мы рисковать не можем. Профилактика, брат, понимаешь? — бородач расстегнул пуговицы жилета, обнажая бурую кожаную кобуру. Среди стоявших по другую сторону костра послышались одобрительные возгласы и вновь, уже более уверенно защелкали затворы. — Ребята! Но я же здоров! Я же не заболел. Вот, смотрите, — он опять поднимал вверх худые свои руки, но теперь все только морщились пренебрежительно и с явным отвращением.
Коренастый извлек из кобуры пистолет и наставил его на мужичка, который, похоже, так и не мог понять, что с ним происходит, и только все бормотал, что он здоров, прижимая к груди скомканный свой ватник — было прохладно и он начинал уже мерзнуть.
Тут Артем не выдержал. Дернув назад затвор, он сделал шаг к толпе, не осознавая толком, что он собирается сейчас сделать. Под ложечкой мучительно сосало, и в горле стоял ком, так что выговорить ему бы сейчас ничего не удалось. Но что-то в этом человеке, в опустевших, отчаянных его глазах, в бессмысленном, механическом бормотании, поцарапало Артема, толкнуло его сделать шаг вперед. Неизвестно, что он сделал бы после, но на его плечо опустилась рука, и боже, какой тяжелой она была на этот раз! — Остановись, — спокойно приказал Хан и Артем застыл как вкопанный, чувствуя, что его хрупкая воля разбивается о гранит воли Хана. — Ты ничем не можешь ему помочь. Ты можешь либо погибнуть, либо навлечь на себя их гнев. Твоя миссия останется невыполненной и в том, и в другом случае, и ты должен помнить об этом.
В этот момент мужичок вдруг как-то дернулся, вскрикнул, и, прижимая к себя свой ватник, одним махом соскочил на пути и помчался к черному провалу южного туннеля с нечеловеческой быстротой, дико и как-то по-животному вереща. Бородач рванул было за ним и пытался прицелиться в спину, но потом одумался и махнул рукой. Это было уже лишним, и каждый, кто стоял на платформе, знал это. Неясно лишь было, помнил ли загнанный мужичок от том, куда он бежит, надеялся ли он на чудо, или просто от страха все выпало у него из головы. Только через пару минут его вопль, рвущий глухую тягостную тишину проклятого туннеля и топот его сапог как-то разом, мгновенно оборвались. Не затихли постепенно, а смолкли в одно мгновение, будто кто-то выключил звук, и даже эхо умерло сразу, так что вновь воцарилось безмолвие. И было это так странно, так непривычно для человеческого слуха и разума, что воображение пыталось еще заполнить этот разрыв, и казалось, слышен был где-то вдалеке еще крик. Но это только чудилось, и все отдавали себе в этом отчет. — Шакалья стая безошибочно чувствует больного, дружок, — промолвил Хан и Артем чуть не отшатнулся, заметив в его глазах блуждающие хищные огни. — Больной — обуза для всей стаи и угроза ее здоровью. Поэтому стая загрызет больного. Раздерет его в клочья. В кло- чья, — повторил он, словно смакуя. — Но это же не шакалы, — нашел наконец в себе смелость возразить Артем, вдруг начиная верить, что он имеет дело с реинкарнацией Чингиз Хана. — Ведь это люди! — А что прикажете делать? — парировал тот. — Деградация. Медицина у нас здесь на шакальем уровне. И гуманности в нас столько же. Посему…
Артему было что возразить на это, однако он решил, что спорить с единственным своим покровителем на этой дикой станции было бы не совсем правильно. Хан же, подождав с минуту возражений, наверное, определил для себя, что Артем сдался и перевел разговор на другую тему. — А теперь, пока у наших маленьких друзей такое оживление по поводу инфекционных заболеваний и способов борьбы с ними, мы должны ковать железо. Иначе они могут не решиться на переход еще долгие недели. А тут — как знать? — может, удастся проскочить.
Остальные стояли у костра и возбужденно обсуждали случившееся. Кто-то осторожно поддел на ствол ружья и швырнул в костер мешок сгинувшего мужичка. Люди были напряжены и растеряны, призрачная тень страшной опасности накрыла их рассудок, и теперь они пытались решить, что же делать дальше, но мысли их, как подопытные мыши в лабиринте, кружились на месте, беспомощно тыкались в тупик, бессмысленно метались взад-вперед, не в силах отыскать выход. — Наши маленькие друзья весьма близки к панике. Кроме того, они подозревают, что только что линчевали невинного, а такой поступок вовсе не стимулирует дальнейшее рациональное мышление. Сейчас мы имеет дело не с коллективом, а со стаей шакалов. Отличное ментальное состояние для манипуляции психикой! Обстоятельства складываются как нельзя лучше, — довольно прокомментировал Хан, улыбаясь краешком губ и весело глядя на Артема.
От его торжествующего вида Артему опять стало как-то не по себе. Он попробовал улыбнуться в ответ, — в конце концов, Хан хотел помочь ему, — но вышло жалко и неубедительно. — Главное теперь — авторитет. Сила. Стая уважает силу, а не логические аргументы, — кивнув Артему, добавил Хан. — Стой и смотри. Не далее, чем через день ты сможешь продолжить свой путь, — и с этими словами, сделав несколько широких шагов, он вклинился в толпу. — Здесь нельзя оставаться! — загремел его голос, и говор в толпе сразу затих.
Люди с настороженным любопытством прислушивались к его словам. Хан использовал свой могучий, почти гипнотический дар убеждения. С первыми же словами острое чувство опасности, нависшей над ним и над каждым, кто осмелится остаться на станции после произошедшего, захлестнуло Артема. — Он заразил здесь весь воздух! Подыши мы им еще немного и нам конец. Зараза тут повсюду, и если мы еще не заразились, обязательно подцепим эту дрянь, если останемся. Передохнем, как крысы, и будем гнить прямо посреди зала, на земле. Сюда никто не проберется, чтобы помочь нам, нечего и надеяться! Рассчитывать мы можем только на себя. Надо поскорее уходить с этой чертовой станции, где все кишит микробами. Если мы выйдем сейчас, все вместе, прорваться через тот туннель будет совсем несложно. Но надо делать это немедленно!
Люди согласно зашумели. Большинство из них не могли, как и Артем, противостоять колоссальной силе убеждения, которой буквально лучилась фигура Хана. Вслед за его словами, Артем послушно переживал все те состояния и чувства, которые были заложены в них: ощущение угрозы, страх, панику,
