– Что-то сомнительно, – настороженно возразил Хассан.
– Отнюдь, – уверенно ответил Ростов, хотя Хассан был прав. – Это стандартная техника. Я и сам так не раз делал. И всегда срабатывало.
– Значит, если он свяжется с Эшфордом…
– У нас появится возможность снова сесть ему на хвост. Поэтому я бы хотел, чтобы ты отправился в Оксфорд.
– О! – Хассан не догадывался, к чему может привести разговор, и оказался в тупике. – Но Дикштейн мог просто позвонить по телефону…
– Мог, но такого рода разговоры предпочтительнее вести при личной встрече. Ты можешь сказать, что случайно оказался в городе и хочешь поболтать о добрых старых временах… а во время международного разговора трудно быть столь непринужденным. В силу этих же причин и следует прибыть на место, а не звонить по телефону.
– Может, вы и правы, – неохотно согласился Хассан. – Я планировал отправить сообщение в Каир, как только мы разберемся с распечаткой.
Вот именно этого Ростов и старался избежать.
– Хорошая мысль, – одобрил он. – Но сообщение будет выглядеть куда лучше, если вы сможете присовокупить к нему и известие, что удалось снова выйти на Дикштейна.
Хассан стоял, вглядываясь вдаль, словно надеялся увидеть отсюда Оксфорд.
– Давайте вернемся, – коротко сказал он. – Я уже нагулялся.
Настало время проявить общительность и дружелюбие. Ростов приобнял Хассана за плечи.
– Вы, европейцы, такие изнеженные.
– Только не пытайтесь меня убедить, что у КГБ в Москве трудная жизнь.
Выйдя к дороге, они остановились, пережидая поток машин.
– Ох, послушай, – спохватился Ростов, – все время хотел спросить. Ты трахал жену Эшфорда?
– Не больше четырех или пяти раз в неделю, – хмыкнул Хассан и, довольный, громко расхохотался.
Он явился на станцию слишком рано, поезд запаздывал, так что ему пришлось провести тут целый час. Единственный раз в жизни он прочитал «Ньюсуик» от корки до корки. По приходе поезда она едва ли не бегом кинулась к нему по платформе, широко улыбаясь. Как и вчера, она обняла его и расцеловала, на этот раз поцелуй был несколько продолжительнее. Он смутно предполагал, что увидит ее в длинном платье, окутанную шелками, как жена банкира в «Клубе-61» в Тель-Авиве, но, конечно же, Сузи принадлежала к другому поколению в другой стране и явилась в высоких сапожках, голенища которых исчезали под подолом юбки, спускавшейся чуть ниже колен, и в шелковой блузке, стянутой широким поясом. На лицо наложен макияж. Руки ее были пусты, ни плаща, ни сумочки, ни косметички. Несколько мгновений они стояли молча, лишь улыбаясь друг другу. Дикштейн, по-прежнему плохо представлявший, что ему делать, предложил ей руку, как вчера, и, по всей видимости, этот его жест обрадовал ее. Они двинулись к стоянке такси. Когда они сели в машину. Дикштейн спросил:
– Куда вы хотели бы направиться?
– Вы не заказали столик?
Я должен был бы это сделать, – пришло ему в голову, но он признался:
– Я не знаю лондонских ресторанов.
– На Кингс-Роуд, – велела Сузи водителю. Когда машина снялась с места, она глянула на Дикштейна и сказала:
– Привет, Натаниель.
Никто еще не называл его Натаниелем. Ему понравилось.
Небольшой ресторанчик в Челси, который она выбрала, был погружен в уютный полумрак. Когда они шли к столику, то Дикштейну показалось, что он видит несколько знакомых лиц, и в желудке у него возник ком; минуту спустя он понял, что это популярные исполнители, фото которых мелькают на страницах журналов, после чего снова расслабился. Он с удовольствием отметил, что в зале люди всех возрастов, ибо слегка опасался, что окажется среди них самым старым.
Они сели, и Дикштейн спросил:
– Вы водите сюда всех своих молодых людей?
Сузи одарила его холодной улыбкой.
– Это первая глупость, которую я от вас услышала.
– Я исправлюсь. – Ему хотелось провалиться сквозь землю от стыда.
– Что вы хотите заказать? – спросила она, и неловкость прошла.
– Дома я питаюсь просто и незамысловато, тем, что и все. В отлучке я живу в гостиницах, где мне вечно подсовывают какие-то загадочные блюда. А больше всего мне нравится то, чего здесь не подадут: жареный бараний окорок, пудинг из почек с зеленью, ланкаширская похлебка.
– Знаете, что меня в вас больше всего привлекает? – улыбнулась она. – Вы не имеете представления, что является изысканностью, а что нет, но, в любом случае, она вас совершенно не волнует.
Он коснулся лацканов пиджака.
– Вам не нравится этот костюм?
– Нравится, – сказала она. – Хотя, скорее всего, он вышел из моды, уже когда вы его покупали.
Он остановился на куске мяса с вертела, а она на тушеной печенке, которую ела с завидным аппетитом. Он заказал бутылку бургундского, ибо это тонкое вино как нельзя лучше подходило к печенке, мягко дав ей понять, что хоть в винах он разбирается, поскольку такова его работа. Сузи опустошила добрую половину бутылки, что он ей с удовольствием позволил; у него же не было аппетита.
Она рассказала ему, как в свое время принимала ЛСД.
– Это просто незабываемо. Я чувствовала все свое тело, словно я в нем и вне его. Я слышала, как бьется сердце. Кожа просто пела от счастья, когда я прикасалась к ней. И вокруг полыхание красок… А я все задавалась вопросом: то ли наркотик в самом деле показывает мне эти красоты, то ли он привел меня в такое состояние? Это был новый путь осознания мира или же он просто усиливает ощущения, которые всегда присутствуют в вас?
– Но потом у вас не возникало потребности в нем? – спросил он.
Она покачала головой.
– Я не могла позволить себе настолько терять над собой контроль. Но я рада, что познала такое.
– Поэтому я не люблю пить – теряешь контроль над телом и мыслями. Хотя, конечно, это не то же самое. Как бы там ни было, пару раз, когда мне случалось напиваться, я отнюдь не считал, что обретаю ключ от вселенной.
Она рассеянно отмахнулась. У нее была длинная тонкая рука, точно как у Эйлы и такой же грациозный жест.
– Я не верю, – сказала Сузи, – что наркотики могут решить все проблемы мира.
– А во что вы верите, Сузи?
Медля с ответом, она, улыбаясь, смотрела на него.
– Я верю в то, что вам больше всего на свете нужна любовь. – Тон у нее был чуть вызывающий, словно она боялась ответной иронии.
– Эта философия, скорее, подходит утомленному жизнью обитателю Лондона, чем закаленному в драках израильтянину.
– Я даже не буду пытаться переубедить вас.
– Я был бы счастлив.
Она посмотрела ему прямо в глаза.
– Вы никогда не знали счастья.
Уставившись в меню, он пробормотал:
– Я бы предпочел клубничное желе.
– Расскажите мне, кого вы любите, Натаниель, – внезапно попросила она.
– Одну пожилую женщину, ребенка и привидение, – тут же ответил он, потому что не раз сам задавался этим вопросом. – Пожилую женщину зовут Эстер, и она еще помнит погромы в царской России.
