пол. Мария налила чай и подала ему; руки у него тряслись, когда он взял чашку. Наконец, он спросил:

– Что тут, в конце концов, произошло?

– Владимир провалился на экзамене.

– Владимир? Какое отношение он имеет к гитаре Юрия? Что за экзамен?

– В физматшколу. Он не прошел.

Ростов тупо смотрел на нее.

– Я была так расстроена, а Юрка смеялся… ты знаешь, он слегка ревнует к младшему брату – а затем стал играть эту западную музыку, и я подумала, дело не в том, что Владимир недостаточно толковый… дело в том, что у его семьи не хватает влияния, может быть, нас сочли недостойными из-за Юрки, из-за его взглядов, его музыки, я понимала, что это глупо, но, разозлившись, я сломала его гитару.

Ростов больше не слушал ее. Владимир не прошел? Невероятно. Мальчик умнее своих учителей, на несколько голов выше требований обыкновенной школы, они не могли завалить его. Физматшкола была учебным заведением для особо одаренных детей. Кроме того, мальчик сказал, что экзамены не представляют трудностей, он был уверен в успехе на сто процентов, и он всегда знал, как сдает экзамены.

– Где он? – спросил Ростов у жены.

– В своей комнате.

Пройдя по коридору, Ростов постучал в дверь спальни. Никто не ответил. Он вошел в комнату. Владимир сидел на кровати, уставившись в стенку, лицо у него покраснело и опухло от слез.

– Как, по-твоему, ты сдал? – спросил Ростов. Владимир поднял глаза на отца, и на лице его читалось детское непонимание всего случившегося.

– На сто процентов, – сказал он, протягивая несколько листов бумаги. – Я помню все вопросы. И помню свои ответы. Я проверил все дважды: без ошибок. И я сдал за пять минут до окончания срока.

Ростов повернулся уходить.

– Ты мне не веришь?

– Конечно, верю, – ответил Ростов.

Он направился в гостиную, где стоял телефонный аппарат. Набрал номер школы. Завуч по-прежнему был на работе.

– Владимир полностью ответил на все вопросы, – сказал Ростов.

У завуча был мягкий извиняющийся голос.

– Прошу прощения, товарищ полковник. Сюда стремятся попасть много весьма талантливых юношей…

– И все они стопроцентно выдерживают испытания?

– Боюсь, что не могу разглашать…

– Вы знаете, кто я такой, – коротко сказал Ростов. – И вы знаете, что я могу и сам все выяснить.

– Товарищ полковник, я уважаю вас и хотел бы, чтобы ваш сын учился в нашей школе. Прошу вас, не причиняйте себе неприятностей, поднимая шум вокруг этой ситуации. Если ваш сын будет поступать в будущем году, у него отличные шансы попасть в нашу школу.

Люди, как правило, не предупреждают полковника КГБ, что он может причинить себе неприятности. Ростов начал догадываться, в чем дело.

– Но он в самом деле получил круглые…

– Многие абитуриенты также получили круглые пятерки по письменным работам…

– Благодарю вас, – Ростов все понял и повесил трубку.

Так. Кто-то дернул за соответствующие ниточки. И менее талантливые дети попали в эту школу, потому что их папы пользуются большим влиянием. Ростов сдержал приступ гнева. Не стоит злиться на систему, сказал он себе: постарайся использовать ее.

И у него были кое-какие ниточки, за которые он мог бы дернуть.

Сняв трубку, он позвонил своему шефу Феликсу Воронцову домой. Феликс дал ему понять, что он несколько удивлен, но Ростов не обратил на это внимание.

– Слушай, Феликс, мой сын не прошел в физматшколу.

– Сочувствую. Но ведь не могут же все туда попасть.

Это был не тот ответ, который он ожидал услышать. Наконец, Ростов обратил внимание на тон Воронцова.

– Что ты имеешь в виду?

– Моего сына приняли.

Несколько мгновений Ростов молчал. Он даже не знал, что сын Феликса тоже подавал заявление. Мальчик, конечно, не глуп, но Владимир на две головы умнее его. Ростов собрался.

– Тогда разреши мне первым поздравить тебя.

– Спасибо, – сдержанно поблагодарил Феликс. – Кстати, с каким делом ты звонишь?

– Ну… в общем-то я не хотел мешать вашему празднику. Дело может подождать и до завтра.

– Ладно. Пока.

Ростов осторожно поставил телефон на пол. Если сын какого-то политикана или бюрократа может попасть в такую школу лишь потому, что кто-то где-то нажал на кнопки, Ростов с этим не смирится: на каждого есть досье, и в них полно грязи. Единственные, к кому он не мог подобраться, были офицеры КГБ, старше его по рангу и положению. Так что у него нет путей справиться с неудачей этого года.

Значит, Владимир будет поступать в следующем году. И снова может случиться то же самое. Но к этому времени он уже обретет такое положение, что Воронцовы и иже с ними не смогут отодвинуть его в сторону. В будущем году все будет выглядеть по-другому. Первым делом, для начала, он заглянет в досье этого завуча. У него будет полный список абитуриентов, и он назубок будет знать всех, кто может представлять какую-то угрозу. Он поставит на прослушивание телефоны и будет перлюстрировать почту, но выяснит, кто и как давит на приемную комиссию.

Но, главное, он должен обрести неколебимое и прочное положение. И теперь он понял, что предположения, как будет развиваться его карьера, оказались ошибочными. Если она пойдет этим путем, звезда его быстро закатится.

Надо приводить в действие тот замысел, который он старательно разрабатывал в течение последних двух-трех лет.

Немного погодя вошла Мария и молча села рядом с ним. Она принесла ему на подносе поесть и спросила, хочет ли он смотреть телевизор. Он покачал головой и отставил еду в сторону. И немного погодя она тихо пошла спать.

Юрий пришел ближе к полуночи, слегка выпившим. Войдя в гостиную, он включил свет и удивился, увидев сидящего тут отца. Он испуганно сделал шаг назад.

Встав, Ростов смотрел на своего старшего сына, вспоминая, какие страдания терзали его самого в годы отрочества, когда он маялся приступами неопределенного гнева, и ему казалось, что он четко различает, что хорошо и что плохо, как резко он испытывал унижение и как медленно к нему приходили знания.

– Юра, – сказал он, – я хотел бы извиниться за то, что ударил тебя.

Юрий разразился слезами.

Ростов обнял его за широкие плечи и проводил сына в его комнату.

– Мы оба были неправы, ты и я, – продолжил он. – И твоя мать. Скоро я снова уезжаю за границу и привезу тебе новую гитару.

Он хотел было поцеловать сына, но, поскольку у них был принят западный стиль общения, побоялся сделать это. Мягким толчком он отправил его в спальню и прикрыл за ним дверь.

Вернувшись в гостиную, он понял, что за последние несколько минут план обрел у него в мозгу четкие очертания. Он снова уселся в кресле, на этот раз с мягким карандашом в руках и листом бумаги и стал набрасывать текст памятной записки.