мало-помалу налаживалось, а поскольку приходилось лишь кормить свиней да приглядывать за ними, у Саймонса появилась масса свободного времени. Сперва он возился со своей коллекцией из 150 винтовок и пистолетов, а потом открыл оружейную мастерскую, где занимался починкой своего оружия и оружия соседей, отливал пули и дробь и набивал патроны. Чаще всего он рука об руку с Люсилль любил продираться сквозь заросли к озеру, где можно было половить рыбку. По вечерам, после ужина, она, бывало, уходила в спальню, будто готовясь принять его, как в дни молодости, а потом выходила оттуда в халатике, накинутом на ночную рубашку, с красной лентой, стягивающей черные-пречерные волосы, и усаживалась к нему на колени.

Сердце Саймонса просто разрывалось от таких воспоминаний.

За эти золотые годы даже их дети, похоже, наконец-то стали взрослыми. В один прекрасный день младший сын, Гарри, пришел домой и с порога заявил: «Пап, я привык к героину и кокаину и прошу твоей помощи». Саймонс мало что знал о наркотиках. Однажды он попробовал марихуану, но это было в кабинете врача, в Панаме, и попробовал он перед беседой со своими солдатами о наркотиках, чтобы поделиться с ними собственным опытом. А в общем-то, он знал о героине только то, что этот наркотик убивает человека. Все же Саймонс смог помочь сыну, загрузив его тяжелой работой на открытом воздухе и заняв сооружением нового свинарника. На лечение, конечно, потребовалось время. Не раз Гарри убегал из дома в город принять дозу, но всегда возвращался назад и, в конце концов, все же перестал наведываться туда. Этот случай опять сблизил отца и сына.

Отношения Саймонса со старшим сыном, Брюсом, всегда оставались прохладными. Он давно уже перестал тревожиться за судьбу своего мальчика. Мальчика? Ему уже за тридцать, и он вырос таким же упрямым, как… впрочем, как и отец. Брюс ударился в религию и решительно намеревался обратить весь мир в ревностных последователей Христа – начиная с полковника Саймонса. Отец практически махнул на сына рукой. И все же, не в пример своим юношеским увлечениям – наркотиками, Ай-Чингом, движением «назад к природе», с чем Брюс впоследствии безвозвратно покончил, христианская религия прочно вошла в его сознание, он сделался пастором маленькой церквушки на холодном северо-западе Канады и стал вести здоровый и размеренный образ жизни.

Как бы то ни было, Саймонс перестал волноваться за судьбу своих ребят. Он вырастил их, как сумел. Они теперь взрослые мужчины и сами позаботятся о себе. А всю свою заботу и нежность он перенес на жену.

Люсилль была высокая, красивая, величавая женщина, любившая носить большие шляпы. Она выглядела чертовски привлекательно, восседая за рулем семейного черного «кадиллака». В действительности ее натура представляла собой полную противоположность величавой внешности. По характеру она была нежная, покладистая и добрая. Родилась Люсилль в семье учителей, ей всегда нужен был кто-то, кто принимал бы за нее решения, за кем она могла бы безрассудно следовать и полностью ему довериться. И она нашла такого в лице Арта Саймонса. Он же, в свою очередь, платил ей глубокой преданностью. Ко времени его отставки они были женаты вот уже три десятка лет, и все эти годы он ни разу даже не взглянул на другую женщину. Их разлучала только его служба, особенно за рубежом. Но вот наступил и конец разлукам. Об отставке он сказал ей так: «Мои планы, чем я буду заниматься в отставке, можно выразить одним словом – тобой».

И они прожили семь чудесных лет, но 16 марта 1978 года Люсилль умерла от рака.

И жизнь Саймонса по прозвищу Бык пошла под откос, он погибал.

Говорят, что у каждого человека в жизни есть своя переломная точка. Саймонс не верил, что это правило применимо к нему. Теперь же он убедился в этом – смерть Люсилль переломила его жизнь пополам. Не раз ему приходилось убивать людей, но, пока не умерла его жена, он никогда не задумывался, что значит смерть. Тридцать семь лет они прожили вместе, и вот вдруг ее не стало.

Без нее он не представлял, как жить дальше. Все потеряло смысл. Ему уже стукнуло шестьдесят, и он не видел ни одной, черт побери, причины, зачем жить дальше. Бык перестал смотреть за собой. Он питался неразогретыми консервами, не брился и не стригся, отпустил длинные волосы, а раньше они всегда были коротко подстрижены – как принято у военных. Свиней он начинал кормить без пятнадцати четыре утра по какой-то фанатической привычке, хотя отлично знал, что поросятам не важно, в какое время их кормят. Потом он стал приносить домой бродячих собак, и вскоре более дюжины псов бродили по комнатам, грызя и царапая мебель и гадя на полу.

Он понимал, что вот-вот потеряет рассудок, и лишь железная дисциплина, ставшая за долгие годы неотъемлемой чертой характера, помогала ему сохранить здравомыслие. Впервые подумав о поджоге дома, он счел эту мысль опрометчивой и дал сам себе слово подождать с годок, а потом посмотреть, что будет думать на этот счет.

Саймонс знал, что его брат Стэнли беспокоится о нем. Стэн безуспешно заставлял Арта взять себя в руки. Он предложил ему читать лекции и даже попытался пристроить его в израильскую армию. По национальности Саймонс был еврей, но считал себя американцем и не захотел уезжать в Израиль. И все же взять себя в руки он так и не смог, ибо это ему было в тягость, как и продолжать жить на белом свете.

Ему не нужен был никто, кто бы заботился о нем, – он никогда в этом не нуждался. Наоборот, ему самому нужен кто-то, о ком можно было бы проявлять заботу. Это он делал всю свою жизнь. Заботился о Люсилль, заботился о солдатах под своим началом. Никто не может вытащить его из депрессии, вытаскивать и спасать других – это его предназначение в жизни. Поэтому-то он примирился с Гарри и не смог ужиться с Брюсом. Гарри пришел к нему сам и попросил спасти его от привычки к героину, а Брюс пришел спасать Арта Саймонса, стараясь приобщить его к Богу. При проведении боевых операций Саймонс всегда стремился к тому, чтобы все его подчиненные вернулись живыми. Рейд в Сантей стал бы замечательной кульминацией в его военной карьере, если бы только военнопленные оказались тогда в лагере и было бы кого спасать.

Парадоксально, но факт: единственным способом спасти Саймонса было просить его о спасении кого-то другого.

И такая просьба прозвучала 2 января 1979 года глубокой ночью, в два часа.

Его разбудил телефонный звонок.

– Бык Саймонс? – голос как будто знаком.

– Да.

– Это Ти Джей Маркес из корпорации ЭДС в Далласе.

Саймонс мгновенно вспомнил: ЭДС, Перо, кампания с военнопленными, встреча в Сан-Франциско…

– Привет, Том.

– Бык, я очень извиняюсь, что разбудил вас.

– Да ну, ничего. Чем могу быть полезен?

– Двоих наших ребят засадили в тюрьму в Иране и, судя по всему, мы не сможем вытащить их оттуда обычными законными путями. Не согласитесь ли вы помочь нам?

Не согласиться ли ему? И они еще спрашивают?

– Черт возьми, конечно же, – не раздумывая, ответил Саймонс. – Когда начинаем?

Отъехав от штаб-квартиры ЭДС, Росс Перо повернул налево на Форест-лейн, а потом направо – на главную скоростную магистраль. Он направлялся в гостиницу «Хилтон», где была назначена встреча с семеркой людей, которых он собирался просить отважиться на рискованное дело, касающееся жизни и смерти.

Скалли и Коберн уже сделали выбор. Их имена стоят в списке первыми, за ними последуют и пять других.

Многие ли руководители американских корпораций XX века просили семерых своих служащих быть готовыми к штурму тюрьмы? Вероятно, таких и не было вовсе.

Минувшей ночью Коберн и Скалли обзвонили других пятерых кандидатов в спасатели. После