ягнят в свинарнике.

Усевшись в кресло, Ширинг вспомнил день двадцать два года назад, когда он стоял в этом самом зале в качестве обвиняемого в изнасиловании — смехотворная претензия к лорду, когда так называемая жертва происходила из его же вилланок. За гнусным судебным делом стояла Филиппа. Ну что ж, она за это уже хлебнула. Тогда Ральф удрал. Сэму не убежать: он безоружен, в цепях. А войны с Францией, судя по всему, кончились, так что великодушного помилования, какое в свое время получил лорд Вигли, ожидать не приходится.

Пока зачитывали обвинительное заключение, Ральф изучал Сэма. Сложение Вулфрика, не Гвенды: очень высокий, широкий в плечах. Мог бы стать неплохим воином, если бы родился знатным. Не очень похож на Вулфрика. Что-то в лице юноши насторожило Фитцджеральда. Как и многие обвиняемые, он смотрел с некоторым вызовом, за которым стоял страх. «Вот так же чувствовал себя и я», — думал Фитцджеральд.

Первым свидетелем оказался Натан Рив. Отец погибшего засвидетельствовал, что Сэм — виллан графа Ширинга и не получал разрешения уходить в Олдчёрч. Нейт рассказал, что в надежде выследить беглеца послал своего сына за Гвендой. Староста Вигли вызвал не очень много симпатий, но его горе, разумеется, было искренним. Лорд радовался: это явно на руку обвинению.

Около Сэма, по плечо сыну, стояла мать. Не красавица: близко посаженные к крючковатому носу темные глаза, выступающие лоб и подбородок, придававшие ей решительный вид. Но вместе с тем проглядывала какая-то женская привлекательность, даже сейчас. Ральф спал с ней больше двадцати лет назад, однако ясно вспомнил тот день, и у него пересохло во рту. Он встретился с ней глазами. Гвенда не сразу отвела взгляд, словно пытаясь прочитать его мысли. У нее, наверно, перед глазами встала та же картина, поскольку стыд вдруг залил ее простое лицо и крестьянка все-таки отвернулась.

Рядом с ней стоял еще один юноша — вероятно, второй сын, больше похожий на нее, невысокий, жилистый, с хитрецой в глазах. Он впился глазами в Ширинга, явно пытаясь понять, что происходит в голове у графа, и полагая, что может считать ответ по лицу.

Но Фитцджеральда больше интересовал отец юношей. Он ненавидел Вулфрика с той самой драки на шерстяной ярмарке в 1337 году и невольно дотронулся до сломанного носа. Позже ему наносили увечья и другие люди, но никто так болезненно не ранил самолюбие. Однако и месть была болезненная, решил Ральф. «Я десять лет не давал то, что полагалось тебе по праву рождения. Я переспал с твоей женой. Когда ты попытался помешать мне удрать из этого самого зала суда, я распорол тебе щеку, вон шрам. Когда ты бежал, я на веревке привел тебя домой. А теперь повешу твоего сына».

Вулфрик отяжелел, но это даже шло ему. Темная борода с проседью не закрывала полностью тот самый длинный шрам. Морщинистое лицо загрубело от непогоды. Если Гвенда негодовала, то Вулфрик страдал. Когда крестьяне Олдчёрч подтвердили, что Сэм убил Джонно дубовой лопатой, глаза матери непокорно вспыхнули, а на широком лбу Вулфрика залегли тревожные складки. Старшина присяжных спросил, имел ли подданный основания опасаться за свою жизнь. Ральф нахмурился. Этот вопрос подразумевал оправдание убийцы. Отвечал одноглазый тощий крестьянин:

— Нет, сын старосты не представлял для него опасности. Хотя, думаю, парня напугала собственная мать.

В зале захихикали. Старшина спросил, вызвал ли Джонно обвиняемого на драку, — еще один вопрос, возмутивший Ширинга симпатией к Сэму.

— Вызвал? — переспросил одноглазый. — Ну, он врезал ему железными кандалами по лицу, если считать это вызовом.

Все громко рассмеялись. Вулфрик был ошарашен. «Как люди могут смеяться, когда на кону жизнь моего сына?» — словно спрашивал он. Ральф тревожился все больше. Старшина вел себя неправильно.

Вызвали Сэма, и Фитцджеральд обратил внимание, что говорит он похоже на Вулфрика. Тот же наклон головы и движение рукой. Обвиняемый рассказал, как его мать попросила Джонно перенести разговор на утро, а тот в ответ попытался надеть на него кандалы. Подавляя негодование, граф тихонько сказал судье:

— Какое все это имеет значение: имел основания опасаться — не имел, вызвали его на драку — не вызвали, предлагал он перенести разговор…

Сэр Льюис ничего не ответил, и Ширинг продолжил:

— Неопровержимый факт заключается в том, что беглый крестьянин убил приехавшего за ним человека.

— Да, убил, — сдержанно отозвался сэр Льюис, и Ральфу это не понравилось.

Пока присяжные задавали вопросы Сэму, Фитцджеральд смотрел в зал. Перед тем как стать монахиней, Керис одевалась модно и, сняв обет, вернулась к своим привычкам. Сегодня на ней было яркое двухцветное платье — сине-зеленое, отороченный мехом плащ из кингсбриджского алого сукна и маленькая круглая шапочка. Ширинг вспомнил, что Суконщица с детства дружила с Гвендой. Все они тогда видели, как Томас Лэнгли дрался в лесу с двумя воинами. Ради подруги Мерфин и Керис постараются помочь Сэму. «Не помогут, если я в состоянии этому помешать», — подумал граф.

В зале также находилась преемница Керис, мать-настоятельница Джоана, — вероятно, поскольку долина Аутенби принадлежала женскому монастырю, который являлся поэтому незаконным нанимателем Сэма. Джоана сама должна сидеть на скамье подсудимых вместе с обвиняемым, подумал Ральф, но, перехватив ее взгляд, заметил в нем упрек, как будто монахиня считала, что это убийство — его вина, не ее.

Аббат Кингсбриджа не явился. Сэм приходился настоятелю племянником, и монах решил не привлекать внимание к тому факту, что стал дядей убийцы. Ширинг вспомнил, что когда-то Филемон любил и защищал сестру, но, вероятно, с годами эта привязанность ослабла.

Пришел и дед Сэма, печально известный Джоби, теперь седой сутулый беззубый старик. Чего пришел? Они поссорились с Гвендой много лет назад, и вряд ли прохиндей так уж любит внука. Наверное, рассчитывает стянуть деньги у людей, все внимание которых поглощено процессом.

Сэм сел, и слово взял сэр Льюис. Его логика понравилась Ральфу.

— Является ли Сэм Вигли беглецом? — начал он. — Имел ли Джонно Рив право арестовать его? Убил ли Сэм Джонно лопатой? Если ответ на все три вопроса — «да», Сэм виновен в убийстве.

Фитцджеральд-младший удивился и обрадовался. Никакого вздора про какой-то там вызов. Все-таки судья что надо.

— Каково ваше мнение? — спросил Абингдон.

Ральф посмотрел на Вулфрика. Тот был убит. «Вот что значит схватиться со мной», — подумал граф, ему очень захотелось произнести эти слова вслух. Отец обвиняемого тоже смотрел на него. Ширинг не отвел глаза, пытаясь понять, что чувствует враг. Страх. Никогда прежде дерзкий крестьянин не боялся высокородного недруга и вот испугался. Его сына повесят, и это лишило его сил. Глядя в расширенные глаза Вулфрика, Ральф испытал глубокое удовлетворение. «Все-таки я сломил тебя, — подумал он. — Через двадцать два года; наконец-то ты боишься».

Жюри совещалось. Старшина как будто не соглашался с остальными. Ральф нетерпеливо смотрел на присяжных. Неужели они еще могут сомневаться, после того что сказал судья? Правда, с присяжными дело такое… Но не может же сейчас все рухнуть, думал граф. В конце концов они, кажется, пришли к единому решению, хотя землевладелец так и не смог понять, чье мнение возобладало. Старшина встал:

— Мы считаем, что Сэм Вигли виновен в убийстве.

Фитцджеральд впился глазами в старого врага. Вулфрика будто пырнули ножом. Он побледнел и словно от боли закрыл глаза. Граф попытался сдержать торжествующую улыбку. Сэр Льюис обернулся к нему, и Ральф оторвал взгляд от Вулфрика.

— И что вы думаете об этом вердикте? — спросил судья.

— Единственно верный, что же еще.

Сэр Льюис кивнул.

— Присяжные не подали просьбу о помиловании.

— Они не хотят, чтобы беглый виллан избежал наказания за убийство сына своего старосты.

— Значит, высшая мера?