приманка, против которой невозможно устоять, или, наоборот, угроза. Неужели у такого ловкого придворного ничего нет в вышитом рукаве? Даже вдова слегка испугалась такому внезапному окончанию сражения. Лонгфелло пошел к выходу, и Ральфу не оставалось ничего, как последовать за ним. Филиппа и Одила смотрели на них, не зная точно, что делать. Свита затихла. Хозяйка тихо произнесла:
— Прошу вас, умолите короля о милости.
— Его не надо умолять, миледи, — ответил Грегори. — Учитывая ваше упорство, монарх повелел мне сказать, что не будет заставлять вас выходить замуж за человека, вам отвратительного.
— Спасибо! Вы спасли мне жизнь.
Фитцджеральд опешил. Но ему обещали! Он совершил ради этого святотатство и убийство. И теперь так просто принять отказ! Тенч открыл было рот, но Лонгфелло опередил его:
— Король милостиво повелел сэру Ральфу жениться на вашей дочери. — Лонгфелло указал на высокую пятнадцатилетнюю девушку, стоявшую подле матери. — На Одиле, — добавил он, как будто на этот счет у кого-то могли возникнуть сомнения.
Филиппа ахнула. Одила вскрикнула. Грегори поклонился:
— Всего самого доброго вам обеим.
— Подождите! — воскликнула графиня.
Законник вышел, словно не услышав. Изумленный Ральф последовал за ним.
Гвенда проснулась усталой. Стояла пора сбора урожая, и все длинные августовские дни крестьяне проводили в поле. Вулфрик от восхода до темноты без устали махал косой, а она увязывала снопы: целый день наклонялась и подбирала скошенные колосья, наклонялась и подбирала, наклонялась и подбирала, спина горела от боли. Затемно с трудом возвращалась домой и падала в постель, а домочадцы в поисках ужина шарили по шкафам.
Проснувшийся муж заворочался, и его движения медленно проникли в сознание Гвенды. Она с трудом встала и, учитывая предстоящий труд, накрыла плотный завтрак — холодная баранина, хлеб, масло, крепкое пиво. Десятилетний Сэм встал, а Дэви, которому было всего восемь, пришлось расталкивать.
— Эти земли никогда не возделывал один человек с женой, — заворчала Гвенда, когда всей семьей уселись за стол.
К ее досаде, Вулфрик весело ответил:
— В год, когда рухнул мост, мыс тобой собрали урожай вдвоем.
— Я тогда была моложе на двенадцать лет.
— А сейчас красивее.
Ей было не до комплиментов.
— Даже когда были живы твой отец и брат, вы на сбор урожая нанимали батраков.
— Ничего. Это наша земля, мы жнем свой урожай, а не вкалываем за пенни в день. Чем больше будем работать, тем больше получим. Ты ведь всегда этого хотела.
— Я всегда хотела быть независимой и обеспечивать себя, если ты это имеешь в виду. — Она выглянула за дверь: — Западный ветер, и облака на небе.
Вулфрик забеспокоился:
— Дождь нам совсем ни к чему, еще хотя бы пару дней.
— Думаю, он все же пойдет. Давайте, мальчики, пора. Доедите по дороге. — Гвенда заворачивала на обед хлеб и мясо, когда в дом вошел Нейт Рив. — О нет! — простонала крестьянка. — Не сегодня. Нам нужно собирать наш урожай!
— Лорду тоже нужно собирать урожай, — ответил староста.
С Нейтом был его десятилетний сын Джонатан, которого все звали Джонно, он тут же скорчил рожу Сэму. Гвенда попросила:
— Дай нам еще три дня.
— Даже не спорь. Барщина один день в неделю, в пору сбора урожая — два. Сегодня и завтра будете жать ячмень лорда на Ручейном поле.
— Но по обычаю второй день испокон веков прощают.
— Прощали, когда было полно батраков. А теперь лорд на мели. Столько людей выклянчили себе свободное держание, что у него почти никого не осталось на свою запашку.
— Значит, те, кого ты по договору избавил от барщины, в выигрыше, а кто принял старые условия — как мы, — наказаны двойной работой на барской запашке? — Она с упреком посмотрела на Вулфрика, вспомнив, как муж отмахнулся от ее совета обговорить с Нейтом условия держания.
— Выходит, так, — небрежно ответил Рив.
— Черт.
— Не ругайся, — одернул ее староста. — Вам полагается бесплатный обед. Пшеничный хлеб и бочонок свежего эля. Разве ради этого не стоит потрудиться?
— Так сэр Ральф кормит лошадей, которым нужно скакать во весь опор.
— Ну хватит, не нуди! — И Нейт вышел.
Джонно показал Сэму язык. Тот хотел схватить мальчишку, но противник увернулся и выбежал вслед за отцом.
Гвенда со своими устало пробиралась к тому участку поля, где на ветру колыхался ячмень лорда. Они принялись за работу. Вулфрик жал, а Гвенда увязывала снопы. Сэм плелся сзади, подбирая пропущенные ею колосья, пока не набиралось на сноп, а затем подносил матери. Дэви маленькими юркими пальцами плел тугие соломенные веревки. Рядом трудились семьи, державшие землю на традиционных условиях, а те, кто оказался половчее, собирали собственный урожай.
Когда солнце оказалось в зените, Нейт подвез на телеге бочонок. Верный своему слову, он выдал каждой семье по большому драгоценному свежему пшеничному хлебу. Все поели досыта, и взрослые улеглись в тенек отдохнуть, а дети принялись играть.
Гвенда только задремала, как вдруг услышала детский крик. Сэм дрался с Джонно Ривом. Хотя они были одного роста и возраста, Сэм повалил сына старосты на землю и беспощадно его дубасил. Крестьянка двинулась к ним, но Вулфрик, оказавшийся быстрее, одной рукой оттащил Сэма.
Гвенда с ужасом смотрела на Джонно. У него носом и ртом шла кровь, а один глаз уже начал распухать. Сын старосты держался за живот, стонал и плакал. Гвенда не раз видела мальчишеские драки, но тут что-то другое. Сэм бил по-взрослому. Мать пристально вгляделась в десятилетнего сына. Ни единой царапины: Джонно, похоже, не удалось ударить ни разу. Сэм не чувствовал ни малейшего стыда. В его торжестве крестьянке почудилось что-то смутно знакомое. Ей не потребовалось много времени, чтобы сообразить — старший сын действительно напоминал одного человека, особенно когда тот кого-нибудь избивал. То же самое выражение она замечала на лице Ральфа Фитцджеральда, его настоящего отца.
Ральф размышлял о перспективе брака с Одилой. Симпатичная девушка, но в Лондоне таких можно купить за несколько пенни. Он уже был однажды женат на ребенке. Довольно скоро супруга начала его раздражать и наводить тоску. Какое-то время Фитцджеральд прикидывал: а что, если жениться на Одиле и заодно заполучить Филиппу? Волнительная мысль — жениться на дочери, а мать взять в любовницы. Однажды он устроил себе подобное развлечение — с двумя проститутками в Кале; элемент кровосмешения придал разврату дополнительные краски. Но скоро Тенч понял, что замечтался. Филиппа ни за что не пойдет на это. Можно, конечно, попробовать запугать, но войдет ли? И, приближаясь к дому, он сказал Грегори:
— Я не хочу жениться на Одиле.
— Вам и не придется этого делать, — ответил тот, отказавшись дать разъяснения.
Графиня приехала через два дня с одной из своих приближенных и телохранителем, но без Одилы. Она вошла в Тенч-холл, отбросив всяческое высокомерие. Ральфу вдова даже не показалась красивой: очевидно, не спала две ночи.
Фитцджеральд, Алан, Грегори, несколько сквайров и староста как раз сели обедать. Гостья подошла к Лонгфелло. Тот, отбросив былую любезность и даже не привстав, дерзко осмотрел ее с ног до головы, как будто это служанка донимала его какой-то просьбой.
— Ну что? — спросил он в конце концов.