Как было в школе?

Нормально.

Не опоздал?

Я раньше пришел.

Ждал на улице?

Ага.

А что делал?

Читал

Что?

Что что?

Что читал?

«Краткую историю времени».

Хорошая книжка?

Про нее нельзя так спросить.

А домой как дошел?

Нормально.

Погода прекрасная.

Ага.

Не помню, чтобы когда-нибудь была такая погода.

Я тоже.

Грех сидеть дома.

Ну, типа.

А мы сидим.

Я хотела повернуть голову, чтобы взглянуть на тебя, но не смогла. Я подвинула руку, чтобы дотронуться до твоей руки.

Вас отпустили из школы?

Практически сразу.

Ты знаешь, что случилось?

Ага.

Ты с мамой или с папой говорил?

С мамой.

Что она сказала?

Она сказала, что все нормально, скоро придет.

Папа тоже скоро придет. Ему надо закрыть магазин.

Ага.

Ты уперся ладонями в кровать, как будто пытался приподнять ее над нами.

Я хотела что-нибудь тебе сказать, но не знала, что. Только знала, что мне надо что-нибудь сказать.

Хочешь показать мне свои марки?

Нет, спасибо.

Можем побороться на пальцах.

В другой раз.

Есть не хочешь?

Нет.

Хочешь просто ждать маму и папу?

Ну, типа.

Хочешь, будем их ждать вместе?

Не стоит.

Ты уверен?

Абсолютно.

Можно я с тобой буду ждать, Оскар?

О'кей.

Иногда мне казалось, что кровать на меня наваливается. Она не была пустой. На ней прыгала Мэри. Спал твой отец. Анна меня целовала. Мне казалось, что я в могиле. Анна, обхватившая мое лицо. Отец, треплющий мои щеки. Все это сверху.

Когда пришла твоя мать, она так неистово тебя стиснула. Захотелось защитить тебя от нее.

Она спросила, не звонил ли отец.

Нет.

Есть ли на автоответчике сообщения?

Нет.

Ты спросил, пошел ли отец на свою встречу в то здание.

Она ответила нет.

Ты хотел заглянуть ей в глаза, и в этот момент я поняла, что ты знаешь.

Она позвонила в полицию. Занято. Она набрала снова. Занято. Она опять набрала. Когда стало не занято, она сказала: «Поговорить с оператором». Оператор не отвечал.

Ты пошел в ванную. Я сказала, чтобы она взяла себя в руки. Хотя бы при тебе.

Она обзвонила газеты. Там ничего не знали.

Она позвонила в пожарную.

Никто ничего не знал.

Остаток дня я вязала тебе шарф. Он становился длиннее и длиннее. Твоя мать закрыла окна, но запах гари все равно чувствовался. Она спросила, не кажется ли мне, что надо развесить объявления.

Я сказала, что, наверное, надо.

Она заплакала, потому что зависела от меня.

Шарф еще удлинился.

Она взяла снимок, сделанный на отдыхе. Всего две недели назад. Отец на нем был с тобой. Увидев это, я сказала, чтобы она не брала снимки, где ты. Она сказала, что не собирается брать весь снимок. Только ту часть, где отец.

Я сказала: Все равно не стоит.

Она сказала: Сейчас мне только об этом не хватает заботиться.

Возьми другую фотографию.

Бросьте, мама.

Никогда раньше она не называла меня мамой.

У вас же столько фотографий.

Это не ваше дело.

Мое.

Мы не ссорились.

Не знаю, что из этого ты понял, но, скорее всего, ты понял все.

Вечером она поехала в центр расклеивать объявления. Она набила ими чемодан на колесиках. Я подумала про твоего дедушку. Подумала, где он может быть. Не знаю, хотелось ли мне, чтобы и он страдал.

Она взяла степлер. И упаковку скоб. И скотч. И вот я про них теперь думаю. Бумага, степлер, скобы, скотч. Тошнит от этого. Вещи. Сорок лет любишь кого-то, а потом только скобы и скотч.

Мы остались вдвоем. Ты и я.

Мы поиграли в разные игры в гостиной. Ты помастерил драгоценности. Шарф еще удлинился. Мы пошли на прогулку в парк. Мы не говорили про то, что было над нами. Что давило на нас, как потолок. Когда ты уснул, положив голову мне на колени, я включила телевизор.

Я уменьшила звук до тишины.

Те же кадры, снова и снова.

Самолеты врезаются в здания.