Она наклонилась вперед, пристально разглядывая улицу. А я уставился на нее, на то, как рассыпались по спине ее густые, отливающие золотом на полуденном солнце, волосы, на веснушки на ее лице. Что за чертовщина с этими веснушками? Они то появляются по одной, то высыпают все сразу. В последнюю очередь я заглянул в ее глаза: светло-серые, обрамленные белесыми ресничками. Они были очень добрыми, и я подумал, а достаточно ли доброты в глазах, чтобы простить мне мою чудовищность?

- Ну и что там с коробками? – я жестом указал в сторону груды в углу.

- О, точно, - она выглядела расстроенной.

- За окном интересней после пяти. В это время люди как раз возвращаются с работы.

Она подняла на меня глаза.

- Ну, да, было дело, я сидел тут… разок-другой.

- Ааа, понимаю.

В первой коробке лежали книги, и хотя у Линди их было сотни, она все равно пришла в неописуемый восторг.

- Посмотри! Маленькая принцесса! Я так обожала эту книгу в пятом классе!

Я подошел к ней, чтобы взглянуть.

Как девчонки могут радоваться таким глупостям?

Следующее восклицание прозвучало еще громче. Я поспешил к ней, чтобы убедиться, что она не поранилась, но все, что я услышал: - Да это же Джейн Эйр! Моя самая-пресамая любимая книга.

Мне сразу вспомнилось, что именно ее она читала, когда я впервые наблюдал за ней.

- У тебя очень много любимых книг. И разве у тебя еще нет такой?

- Есть, но ты посмотри на эту.

Я взял книгу в руки. Она пахла так, будто долгое время пролежала где-то в метро. Она была датирована 1943 годом, иллюстрации в ней были почти полностью черные и занимали целую страницу. Я открыл книгу на странице с картинкой, на которой была изображена парочка под деревом.

- Я никогда раньше не видела таких старых книг с картинками. Они клевые.

Она забрала у меня книгу.

- Я обожаю эту книгу. Мне нравится, что в ней описывается, что, несмотря на все препятствия, два человека все равно будут вместе. Словно по волшебству.

Я вспомнил, как мы с Линди встретились на танцах, как потом я наблюдал за ней в зеркале, а сейчас она была здесь. Было ли это волшебством? Волшебством в стиле Кендры? Или мне просто повезло? В глубине души я понимал, что это чудо. Просто не знал, к лучшему ли оно.

- Ты в это веришь? – спросил я. – Во все эти магические штучки?

Ее лицо посуровело, как будто она подумала о чем-то еще.

- Я не знаю.

Я снова взглянул на книгу.

- Мне нравятся картинки.

- Правда, они отлично вписываются в сюжет?

- Не знаю, я никогда ее не читал. Она же из разряда женских романов?

- Ты никогда не читал ее? Серьезно? – кажется, я знал, что меня ждет. – Значит, тебе просто необходимо ее прочесть. Это самая замечательная книга в мире – история любви. Я постоянно перечитываю ее, когда у нас отключают свет. Она просто создана для того, чтобы читать ее при свечах.

- Отключают свет?

Ее передернуло.

- Полагаю, с нами это случалось гораздо чаще, чем с остальными. Просто мой отец нерегулярно платил за электричество.

Предпочитая тратить деньги на ханку для своего носа или инъекции в вену. Кому что важнее. Я в очередной раз подумал о том, что мы с Линди очень похожи. И о том, как схожи наши отцы, только моему отцу наркотиком служила его работа.

Я взял у нее книгу и уже знал, что проведу за чтением всю ночь.

Наконец, мы переключились на другие коробки. Следующая оказалась набита альбомами и вырезками из журналов, все они были посвящены какой-то актрисе - Иде Данливи. Я вынул из нее афиши: Ида Данливи в роли Поршии в 'Венецианском Купце'. Ида Данливи в 'Школе Злословия'. Были и рецензии.

- Послушай, - сказала Линди. – Иду Данливи запомнят, как одну из величайших актрис нашего времени.

- Ерунда. Никогда не слышал о ней, – я посмотрел на дату вырезки. Тысяча девятьсот двадцать четвертый год.

- Посмотри, какая она хорошенькая, – Линди показала мне другую вырезку.

На ней была изображена красивая темноволосая женщина в старомодном платье.

В следующей вырезке было что-то про свадьбу.

На смену вырезкам о фильмах пришли статейки о младенцах. Юджин Данливи Уильямс родился в тысяча девятьсот двадцать четвертом году, Уильбур Стэнфорд Уильямс - в тысяча девятьсот двадцать девятом. Страницы были испещрены замысловатыми надписями, и местами проложены прядями золотистых волос.

Вырезка от тысяча девятьсот тридцатого года гласила: «Банкир Стэнфорд Уильямс свел счеты с жизнью».

- Он убил себя, - прочитав, воскликнула Линди. – Выпрыгнул из окна. Бедная Ида.

- Он, наверное, был одним из тех парней, которые потеряли все в 'экономическом кризисе двадцать девятого года'.

- Ты думаешь, они жили здесь? – Линди провела пальчиками по пожелтевшим страницам.

- Или, может быть, их дети или внуки.

- Так грустно, – она пролистала оставшиеся вырезки.

На них были еще несколько статей о Стэнфорде, фотография двух маленьких мальчиков, трёх-четырех лет, и ничего больше. Линди отложила вырезки в сторону и полезла вглубь коробки. Достала из нее другую коробочку, открыла ее и вынула бумажные салфетки, которые в ее руках превратились в пыль. В конце концов, она достала зеленое сатиновое платье. Зеленый был очень странным: что-то среднее между цветом мяты и денег.

- Смотри! Это же платье Иды с фотографии.

Она приложила его к себе. Казалось, будто на нее оно и было сшито.

- Тебе стоит примерить его.

- Оно ни за что не подойдет мне!

Я заметил, как она держала его за пожелтевшее кружево, мысленно примеряя на себя. Некоторые бусинки еле держались, а в целом оно выглядело довольно неплохо.

- Примерь, - сказал я. – Можешь спуститься вниз, если переживаешь из-за моего присутствия.

- Дело не в этом, - сказала она, покружившись, и побежала вниз по лестнице.

Я подошел к шкафу и вознамерился поискать что-нибудь интересное, чтобы показать ей, когда она вернется. В отделе для шляп я нашел цилиндр. Примерил его, но на моей чудовищной голове он держался плохо. Я отбросил его на диван. Нашел также пару перчаток и нарядный шарф. Они на меня - с трудом - но налезли. Наверное, у Стэнфорда были большие руки.

Я открыл еще одну коробку и обнаружил там граммофон и кое-какие пластинки. Уже собрался было их вытащить, но тут вернулась Линди.

Я оказался прав насчет платья. Оно было сшито по ее фигуре - именно фигуре, которую она почему- то всегда прятала под футболками и мешковатыми джинсами. Но сейчас, когда сатин и кружева подчеркнули каждый изгиб ее тела, я просто не мог оторвать от нее взгляда. И глаза ее, которые раньше казались мне серыми, теперь были практически одного цвета с платьем. Может быть, из-за того, что я не так много общался с девчонками, но выглядела она горячо. Изменилась ли она столь же сильно, как и я? Или она и раньше так выглядела, просто я не замечал этого?

- Распусти волосы, - сказал я, не подумав. А вдруг это прозвучало странно?