вскакивает и усилием воли прогоняет соблазнительные образы. Такие мысли и желания никогда не являлись ему в такой форме. Потея и кашляя, он садится в кровати и смотрит в ночь за окном. Так он никогда не обретет покой. Что с ним происходит? Что есть в этой девушке такого, что она так сильно околдовала его? Что-то в ней было не так. Почему она выкрасила волосы? Что искала она в том месте, где убили Зеллинга?
Внезапно в ушах его раздался стук. Он схватился за лоб, стараясь унять этот звук, но громкий стук покинул его голову и превратился в громкие удары в дверь дома. Николай широко открыл глаза. Яркий солнечный свет заливал комнату. Николай выпрыгнул из кровати и бросился на лестницу.
— Лиценциат, — раздался за дверью голос ди Тасси еще до того, как Николай успел отодвинуть засов.
Советник стоял на пороге и неодобрительно смотрел на врача.
— Вы все еще в постели? Вы знаете, который теперь час? Заспанный Николай отрицательно покачал головой. Он ничего не понимал и не помнил, как заснул. И вот, пожалуйте, уже наступил ясный день.
— Быстро собирайтесь. Мы должны ехать. По дороге я вам все объясню. Возьмите свою сумку. Я заеду за вами через четверть часа.
— Но… куда мы поедем?
— Мы напали на один след. Мне нужна ваша помощь.
— Но… я не могу просто так взять и поехать с вами.
Ди Тасси посмотрел на него так, словно Николай произнес какую-то непристойность.
— Вы работаете на меня. Об этом мы договорились с вами в субботу. Или вы забыли?
— Нет, но мы не говорили о деньгах, а ведь у меня договор с городским врачом Мюллером.
— Сколько он вам платит?
— Триста талеров в год.
— Я заплачу вам четыреста, а теперь собирайтесь.
Ди Тасси резко повернулся на каблуках и сбежал с лестницы к сопровождавшему его человека.
Четыреста талеров? Николаю показалось, что он грезит. За что этот человек предлагает ему такие большие деньги? Но в следующий момент ему в голову пришла иная мысль.
— Пятьсот, — крикнул он в спину ди Тасси.
Ди Тасси обернулся, хмуро посмотрел на Николая и сказал:
— У меня нет времени на мелочную торговлю. Но ладно, пятьсот. И закончим на этом. Что с девушкой? Она заговорила?
Николай уже окончательно проснулся. Сумма потрясла его воображение. Он отрицательно покачал головой.
— Она должна заговорить. Нам нужно описание преступников. Постарайтесь что-нибудь придумать. И поторопитесь, мы не можем терять ни минуты.
Час спустя Нюрнберг остался далеко позади. Они скакали по дороге на север в направлении Эшенау. Вопреки своему обещанию объяснить по пути причины столь неожиданной вылазки ди Тасси молча сидел в седле и о чем-то напряженно размышлял. Трое людей ди Тасси тоже скакали молча и в разговоры не вступали. Фойсткинг, самый молодой из них, хотя бы кивнул ему, остальные не сделали даже этого.
Через два часа они прибыли в Швабах, забытый Богом городишко в болотистой пойме реки. Главная улица, если ее вообще можно было так назвать, была совершенно размыта. При каждом ударе копытом с земли взметался фонтан солоноватой воды и обрызгивал штаны всадников мокрой грязью. По улице бродили свиньи. Подняв головы, они тупо смотрели на лошадей, а потом снова утыкались рылами в грязь.
Николай последовал за ди Тасси и другими в гостиницу и упал на стул, стоявший у входа. Зад невыносимо болел, каждое движение болью отзывалось во всех мышцах ног. Ди Тасси заговорил с хозяином. Трое мужчин стояли возле двери, не спуская глаз с лошадей. В гостинице они оказались единственными постояльцами.
— Пока мы остановимся здесь, — сказал ди Тасси, отойдя от стойки. — Я снял для нас комнату. Мы встретимся там через час, а сейчас мне надо ненадолго отлучиться. И… ах да, лиценциат, вы уже знаете моих людей. Фойсткинг, Камецкий, Хагельганц. Подойдите сюда.
Все трое подошли к Николаю и по очереди протянули ему руки.
— Лиценциат Рёшлауб будет помогать нам распутывать это дело. Я уверен, что сегодня нам удастся сделать большой шаг вперед. Рассчитываю при этом на ваше содействие. Лиценциат Рёшлауб пользуется моим доверием, а значит, и вашим.
Повисло молчание. Николай всмотрелся в лица троих мужчин. Он попытался улыбнуться, но никто не ответил ему тем же. Ди Тасси прервал тягостное молчание следующим распоряжением:
— Камецкий, объясните ему положение. Дайте ему почитать протокол допроса Боскеннера. Если за это время прибудет фельдъегерь, прочтете донесения и доложите мне, когда я вернусь.
С этими словами он вскочил на лошадь и уехал.
Николай чувствовал, что все трое внимательно разглядывают его. Было очевидно, что они не испытывают ни малейшего желания посвящать его в положение. Фойеткинг и Хагельганц, не говоря ни слова, взяли вещи и потащили свои седельные сумки по узкой лестнице на второй этаж. Камецкий также молча направился в конец трактира и уселся за стол. Николай нерешительно остановился в дверях, но когда Камецкий сделал ему знак, тоже пошел к столу.
— Не знаю, как это вышло, — заговорил Камецкий, сохраняя на лице не слишком дружелюбное выражение, — но это первый случай, когда с нами работает мещанин.
У Николая сильно забилось сердце. Оскорбление было невыносимым, но инстинкт подсказал ему, что он попадет в открытую ловушку, если поддастся на провокацию. Австриец, очевидно, только этого и ждал. Как он ненавидел этих надутых аристократов!
Тонкими пальцами Камецкий взял несколько листов бумаги.
— Я дам вам прочесть протокол допроса, — сказал он, не глядя на Николая. — Допрашиваемый — некто Боскеннер, вор и преступник, который два дня назад попал в наши сети. Из протокола становится ясна связь с Альдорфом. В протоколе идет речь о человеке, которого мы собираемся арестовать. Господин ди Тасси хочет, чтобы вы незамедлительно обследовали этого человека.
— Обследовать? Но на предмет чего?
— На предмет яда, — ответил Камецкий, по-прежнему не поднимая глаз на Николая. — Господи ди Тасси ищет следы невидимого яда.
Николай изо всех сил постарался сохранить спокойствие. Очевидная неприязнь, которую этот человек испытывал к нему, вызывала у Николая плохо сдерживаемый гнев. Надменность Камецкого вызвала неудержимое желание поддразнить его.
— Чтобы найти яд, надо знать, что ищешь. Скажите, какой яд я должен найти?
— Не знаю, это ваше дело.
— Мое дело.
Этот повтор прозвучал совершенно беспомощно, что вполне соответствовало состоянию Николая.
Камецкий встал, пододвинул Николаю бумаги и оставил его одного.
13
