И тут Герда вспомнила, с какой уверенностью Шихтенберг говорил о том, что скотный двор будет построен. Видимо, Шихтенберг решил сделать сельчанам приятный сюрприз.

— Ну что ж, будет очень хорошо! — громко произнесла она.

— Только вы от такой помощи еще беднее станете! — буркнул Гельмут.

— Да, да! — Старик поддержал сына. — Я-то уж знаю, как они орудуют…

— И долго они пробудут здесь? — поинтересовалась Герда.

— А тебе-то какое дело до того, будут нам помогать солдаты или нет? — При этих словах старика Герда встала. — В селе много таких, кто горазд языком болтать…

Герда вышла из комнаты, так хлопнув дверью, что в шкафу зазвенела посуда.

— Вот до чего дожили! — пробормотал старик кузнец. — В собственном доме слова не скажешь! — Вытащив газету, он уставился в нее.

Через минуту Герда вернулась.

— Скажите, — обратилась она к старику, — вы уже давно живете в этих краях?

— Да, а что?..

— Здесь всегда было так сыро?

— Да-а, — старик откинулся на спинку стула. — Насколько я помню, всегда. Сухо здесь не бывает.

— И против заболачивания ничего нельзя сделать?

— Что тут сделаешь? Так было, так и будет.

— А помнишь, как перед самой войной, — вмешалась в разговор жена старика, — к нам сюда приезжал один господин и говорил, что они хотят осушить эти болота.

— Было такое. — Старик пожал плечами.

— Вон как! — воскликнула обрадованно Герда. — Выходит, уже этим вопросом занимались. Почему же ничего не сделали?

— Этого я не знаю. Может, не получилось ничего, а потом началась война… Тем более не до того было… — сказал старик.

— И кто тебе вбил мысль о каком-то осушении! — не стерпел Грунделов. — Вы и хлев-то самостоятельно построить не можете. Выдумываете планы, а у самих, кроме выдумки, ничего нет!

— Разумеется, мы с такой работой сами не справимся, но если нам помогут, тогда все планы можно претворить в жизнь.

Все с удивлением уставились на Герду, а старик кузнец рассердился:

— Черт знает что творится на белом свете! — И занялся своей трубкой.

— Я никак не пойму, почему вы всегда так упорствуете. Это все равно что выходить в поле с косой, когда все выходят с косилками! — не сдержалась Герда.

— С косой-то оно надежнее! — ответил старый кузнец.

Возражения старика раздражали Герду, тем более что говорил он всегда со злостью и желчью.

— С косой, Герда, оно самое надежное! — повторил он.

— Конечно, — поддержал отца Гельмут. — До сих пор мы только косой и косили — и всегда были с хлебом. А теперь, выходит, нам косы уже не нужны, а?

— Но с ними далеко не уйдешь, все время нужно останавливаться.

— Ах, Герда, а разве можно работать и не останавливаться?

— Ведь мы строим для будущего!

— Так ведь и старое было неплохим, — проговорил старик. — Надеюсь, ты это понимаешь…

— Мы трудимся для нового!

— И я для нового, десять навозопогрузчиков сделал, каких у нас сроду не было, — сказал Гельмут.

— Но ты делал их для себя.

— Нет, не для себя. Один из них купил ваш кооператив.

— Да, но вступать в наш кооператив ты не хочешь, не так ли? — Герда чувствовала, что она вот-вот взорвется. — Иногда ты говоришь, как кулак, и хотя не являешься им, но зато помогаешь им! — Не желая продолжать разговор, Герда вышла из комнаты.

«Значит, солдаты нам помогут, — подумала она, — Ну что ж, посмотрим…»

Унтер-офицер Хаук, войдя в спальную комнату, тихонько прикрыл за собой дверь. Он обошел печку и, приблизившись к окну, где стояли койки солдат первого расчета, зачем-то посмотрел в окошко, как будто в темноте можно было что-нибудь рассмотреть. Однако увидел только кровати, шкафчики для обмундирования и смеющиеся лица что-то рассказывающих солдат, отраженные в стеклах.

Гертель лежал на койке и читал книгу. Увидев унтер-офицера, он смущенно улыбнулся и встал.

— Добрый вечер, — поздоровался Хаук. — Садитесь, поговорим.

— Хорошо. — Гертель захлопнул книгу и сунул ее под подушку.

— Ну, как идут дела, товарищ Гертель? — спросил Хаук.

— Хорошо, все хорошо. Я не привык жаловаться, товарищ унтер-офицер.

— Как служба? Нравится?

— Я никак не привыкну, особенно когда полевые занятия и все нужно делать самому… Да еще политзанятия… а я так плохо говорю. Ну и в спорте я не ахти как силен.

— Вы должны тренироваться. На батарее много хороших спортсменов, — проговорил Хаук и показал рукой в сторону солдат. — Кто-нибудь из них вам поможет.

— Они уже пробовали, но у меня ничего не получается. — Солдат безнадежно махнул рукой. — Не выйдет из меня спортсмена, разве что штангу поднимать…

— Попробуйте еще раз, товарищ Гертель. Главное — не теряйте надежды. Вот увидите — все получится.

— Хорошо, товарищ унтер-офицер, но только вы сами от меня откажетесь.

Постепенно вокруг них собрались солдаты.

— Ну как, товарищи, добьемся, чтобы наш расчет стал лучшим в дивизионе?

— Добьемся, если каждый будет стараться, — ответил Лахман.

Хаук посмотрел на каждого по очереди. Пауль уставился в пол, Гертель крутил головой.

— С заправкой коек у нас уже лучше, только у Толстяка пока еще не получается.

— Да и в шкафчиках у нас порядок, — заметил Пауль.

Тем временем к ним подошли и остальные солдаты.

— Быть лучшим расчетом — это значит не только иметь хороший внутренний порядок. Нужно, чтобы ни у одного из солдат не было дисциплинарных взысканий…

— Это уж зависит от вас! — перебил унтера Дальке. Все весело засмеялись.

— Прежде всего нужно быть первым в учебе, — продолжал Хаук, — и вообще во всем, в том числе и в спорте.

Услышав эти слова, Гертель опустил голову.

— Подумайте, товарищи, обсудите все как следует, а потом поговорим. — Сказав это, Хаук попрощался с солдатами своего расчета и ушел. Постепенно солдаты стали расходиться. Лишь несколько человек из второго расчета не отходили от Гертеля.

— Нам еще очень много нужно сделать, — заметил рыжеволосый ефрейтор Эрдман. — А для этого придется использовать все свое свободное время.

Пауль махнул рукой, лег на койку и отвернулся лицом к стене. Бюргер слушал, склонив голову набок.

— Год назад был у нас один такой унтер-офицер, который тоже не давал нам ни минуты свободного времени. Потом пришел Бауман, и свободное время у нас появилось. Мы свое дело делаем! — выпалил Эрдман и отошел к окну.

— Держи лучше язык за зубами! — шикнул на него Гертель. — Или уйди!

Эрдман усмехнулся.

Лахман подошел к солдатам и, засунув руки в карманы, проговорил рыжеволосому прямо в лицо:

— Почему это ты решил заботиться о нас? Может быть, думаешь, что мы тебя всерьез воспринимаем?

— Лично ты или все?

— Мы придерживаемся одного мнения. А ты иди отсюда со своими советами. С нас хватит!

В этот момент раздалась команда дежурного на уборку помещения.

Шрайер пошел в курилку, которая находилась в конце коридора. Закурил и сел на скамейку. Достал из кармана письмо, которое ему прислали с завода, где он работал до армии, прочитал его и задумался.

«Ну и советы же они дают! Не знают нашей армейской жизни, а советы дают. К тому же я еще не комсомолец. Другое дело Лахман! Вот ему пусть и советуют, а меня бы оставили в покое. Да и Хаук теперь не даст нам житья. До сих пор он вел себя тихо, а теперь…» — Шрайер сложил письмо и, сунув его в карман, пошел в спальную комнату.