На минуту воцарилось молчание.

— Чего зря болтаешь? — заметил кто-то. — Всех одинаково учат!

— Действительно, — поддакнул второй солдат.

Взлетев вверх, осветила мишени ракета. Цедлер успел заметить, что Шварц закрыл глаза. Уголки его тонких губ, как и всегда, были опущены вниз, что придавало лицу Шварца презрительное выражение.

И снова автоматная очередь разорвала тишину ночи. Одна за другой падали мишени. Вскоре свет стал слабее и постепенно погас.

Цедлер закрыл глаза и сказал:

— Не надо думать, Герольд, что ты всегда прав, а другие — нет.

— Когда стреляешь по мишени, думай только о том, чтобы попасть в нее, — посоветовал Шварцу кто-то из солдат.

— А нужно ли вообще об этом думать? — спросил другой.

— Обязательно. Но не слишком долго обдумывать, а то может случиться, что поздно будет, — посоветовал Кат.

— А я, когда стреляю, думаю, что передо мною враг, а не мишень, — сказал Цедлер.

— Ну и что? — спросил Шварц.

— Стреляю и попадаю. Пойми, если ты не попадешь в противника, то он попадет в тебя.

— Ты уверен в этом?

— Так было всегда.

Шварц с любопытством посмотрел на энергичное и спокойное лицо Цедлера.

— Если ты знаешь, кто находится на другой стороне, — вмешался унтер-вахмистр Грасе, сидевший позади Шварца, — и знаешь так же хорошо, как и я, потому что ты не глуп, не спрашивай больше об этом.

— А твой отец? — спросил Шварц. — Он ведь живет по ту сторону границы.

— Я и не собираюсь его к себе звать. Не собираюсь даже справляться, там ли проживает Ханс Грасе. Разве это отец? Если он меняет родину как перчатки… Забыть о семье, о товарищах, обо всем… Что это за отец? Уж пусть лучше никакого не будет!..

— Не скажи… — не согласился с ним Шварц.

— Вы тут опять теории разводите. — Ефрейтор Рингель, наводчик из расчета Ката, заговорил, как всегда, торопливо. — Представь-ка себе, профессор кислых щей, что мы лежим в окопе: ты, я, Цедлер и еще несколько солдат, А с той стороны снайпер или пулеметчик вот-вот отправит некоторых из нас на тот свет. Но ты этого не допустил бы, если бы мог метко стрелять… Если бы мог! Обещаю тебе, если ты не научишься стрелять, то другом моим не станешь. — Рингель поднялся. — А я через две недели буду свободен, как птица, и ни стрельба, ни марши меня больше интересовать не будут… — радостно засмеялся он и пошел прочь, насвистывая себе под нос песенку о демобилизации.

«Жаль, — подумал Цедлер, — что Рингель не остается на сверхсрочную, очень жаль».

Шумный и немного строптивый Рингель был надежным товарищем. Несколько дней назад он с усмешкой сказал Цедлеру:

— Сам ты можешь оставаться хоть навечно, но за меня не решай, Каланча. С меня и полутора лет вполне достаточно. Я их честно отслужил и уеду отсюда, мой мальчик. На другой день после демобилизации я уже буду сидеть в аудитории. Место в институте мне обеспечено.

— А через три года — учительствовать в Еснак.

— Вот было бы интересно! — воскликнул Рингель, и оба весело рассмеялись.

В небо взлетела осветительная ракета. В ее бледном свете Цедлер увидел, как Шварц, сняв очки, отошел от товарищей в сторону.

Пули впивались в песок впереди мишеней. Обер-лейтенант Экснер не выдержал и сердито бросил:

— Стреляют, как новобранцы, а еще командиры орудий! Что случилось?

На огневом рубеже поднялся Моравус и застыл по стойке «смирно». Каска сползла ему на лицо.

— Товарищ обер-лейтенант, я старался, но после беготни вокруг боксов эти скачки…

— Какие скачки? Что за ерунда?

— Унтер-лейтенант Каргер…

— Черт побери! — выругался Грасе.

Ракета сгорела, и снова стало темно.

— Унтер-лейтенант Каргер, ко мне! — раздался зычный голос Экснера.

— Вокруг боксов бегали все, — заметил Грасе. — А если расчет Моравуса плохо стреляет, значит, причина вовсе не в этом.

Через минуту унтер-лейтенант Каргер стоял навытяжку перед Экснером.

Стало немного светлее — луна выплыла из-за облаков.

— Вы не выполнили мой приказ, а начали самовольничать, — тихо и спокойно проговорил Экснер. — Наверное, решили: хоть Экснер и мой начальник, но солдаты будут делать то, что я хочу…

— Товарищ обер-лейтенант, — перебил его Каргер, — дело не в вас, не во мне, а в батарее…

— Вы, Каргер, как я вижу, не болеете за престиж батареи…

— …И если хоть один артиллерист, — продолжал Каргер, — из-за тренировок после нескольких часов перерыва не поражает цели, это должно явиться для нас сигналом тревоги.

— Для меня сигналом тревоги является ваше поведение.

— Я повторяю, речь идет не обо мне и не о вас. Жаль, что вы сегодня утром не видели, как проходила тренировка.

Экснер молчал. Он без колебаний два месяца назад назначил Каргера старшим офицером на батарее, хотя унтер-лейтенант лишь год назад прибыл в Еснак. Если бы Экснер тогда мог все это предвидеть, он назначил бы командиром первого взвода вместо Каргера лейтенанта Гартмана. Лейтенант Гартман прослужил на батарее три года и ничего подобного себе никогда не позволял. Экснер разволновался не из-за Каргера, а из-за плохих результатов стрельбы. Он уже знал, что батарея Хагена отстрелялась на «отлично».

— Послушайте… — начал Экснер, не зная, что сказать дальше, чтобы не оказаться несправедливым, но в то же время не быть слишком снисходительным. — Да что там попусту говорить! Идите, завтра поговорим!

Каргер повернулся и пошел, а Экснер бросил ему вслед:

— Если не все выполнят упражнение, можете сделать для себя выводы.

Унтер-лейтенант остановился и повернулся к Экснеру:

— Я не понимаю, товарищ обер-лейтенант, как вы можете довольствоваться такой стрельбой! Мне плевать на звание отличной батареи, если солдаты не умеют стрелять!

— Плевать, Каргер?! — вскричал Экснер, рассердившись, хотя сердился он больше на себя, чем на Картера.

Когда Каргер ушел, обер-лейтенант пожалел о своей вспышке: как-никак они были друзьями. Но сделанного не воротишь. Каргер уже скрылся из виду.

Каргер встал на колени возле артиллериста, который впервые стрелял ночью. Чуть коснувшись рукой ствола автомата, унтер-лейтенант почувствовал, как он дрожит в руках солдата.

— Спокойнее, — сказал офицер. — Дышите ровнее. — Он знал, что спокойный голос командира всегда придает уверенность солдату. Потом он подошел к следующему стрелку. Унтер-лейтенант нисколько не жалел, что утром подверг расчеты такой тренировке. Теперь он точно знал, что батарея, хотя она и закончила год с хорошими результатами, не заслуживает награды. Каргер не раз говорил об этом командиру батареи, но тот его даже не выслушал. Теперь унтер-лейтенант будет действовать иначе: он скажет об этом на собрании партийной группы батареи. Вчера он узнал, что командиром полка назначен Харкус. Каргер знал его давно, с тех пор, когда был еще командиром орудия. Харкус его поймет и поддержит.

— Спокойнее дышите, спокойнее, и спусковой крючок не дергайте!

Над мишенями снова повисла осветительная ракета.

В тот вечер долго слышались лязг гусениц и шум моторов первого дивизиона. Около девятнадцати часов майор Харкус утвердил решение капитана Келлера на марш, а спустя несколько минут дивизион в походной колонне покинул полигон и направился в расположение части.

Вечер стоял чудесный: спокойный и теплый, напоенный запахом соломы, яблок и свежеиспеченного хлеба.

Солдаты, сидевшие у окон или у заднего борта машины, с жадностью и любопытством смотрели на дома, мимо которых проезжали, приветливо махали жителям, невольно вспоминая свои семьи. А жители, заслышав шум моторов и лязг гусениц, выходили из своих домов, радостно махали солдатам в ответ.

— Спи, крошка, спи, это наши защитники, — шептала какая-нибудь мать ребенку, который проснулся от шума моторов.

Машина Харкуса носилась взад и вперед мимо колонны.

На привалах майор приказывал шоферу остановиться где-нибудь на обочине, Харкус и Вебер выходили из нее, курили и мирно беседовали. Но как только Харкус и Вебер садились на свои места, Древс нажимал на газ, и машина снова рвалась вперед.

Когда подполковник Пельцер настигал батарею, майора Харкуса уже на месте не было. Подполковник не знал маршрута движения колонны и поэтому часто сбивался с пути. Он ориентировался лишь по шуму моторов. Водителю Пельцера нравилась эта игра в преследование; чем дольше она длилась, тем больше это его забавляло, в то время как раздражительность Пельцера все больше усиливалась. Подполковник ехал, высунувшись из окна и нервно постукивая кулаком по дверце кабины. Вскоре они догнали батарею. Подполковник подал условный сигнал карманным фонариком и остановил колонну.

— Где майор Харкус?! — крикнул он первому попавшемуся офицеру, который выпрыгнул из машины на дорогу.

— Не могу знать. Полчаса назад был здесь.

— Вперед! — приказал Пельцер водителю.

— Может быть, заедем на батарею? — предложил ефрейтор. — Там и подождем майора.

— Я не могу ждать! — возразил Пельцер.