бесед, коих последовало великое множество и после коей Старый Викинг принялся строчить в Министерство по делам колоний отчёты, теперь уже сообщающие о неуклонных и даже невиданных достижениях. В отчётах сих прогресс хотя и встречал неизменно на пути своём разного рода препятствия, однако никогда не замедлял торжествующей поступи из-за таких неизбежных обстоятельств, как удалённость от цивилизации, леность и неумелость работников-каторжан, нехватка опытных мастеров и потребных для них инструментов. В этих отчётах возникал образ хорошо управляемого заведения, очень приличного, приносящего умеренную прибыль, и в то же время содержалось нечто вроде рекламации на непригодные для хозяйствования земли и ни для чего не годные души преступников. Но только Йорген Йоргенсен обращал внимание, что слюна, сверкающая в тёмном провале меж позолоченных губ, уже черна от ртути, которую Комендант принимал, пытаясь вылечить сифилис.

Затем этот последний отдал приказ открыть двери складов, подведомственных Интендантству, и начать торговлю имеющимися там товарами. Он распорядился, чтобы весь запас солонины, до последнего бочонка, отгрузили американскому коммерсанту из Нантакета, связанному с китобойным промыслом, в обмен на два старых китобойных судна, которые он затем послал, набрав из каторжников две новые команды, на поиски той огромной рыбы, что некогда поглотила Иону. Один китобой затонул вместе со всем экипажем где-то у самых Врат Ада, но другой вернулся к берегам голодающего Сара-Айленда, где жалкий рацион колонистов состоял из рыбы и подходящей к концу муки, привезя в трюме то самое ценное, что дала разделка двух горбатых китов, и Комендант начал торговать китовым жиром.

На вырученные деньги он купил новые суда и отправил их к берегам того острова, где совсем недавно пребывал в безвыходном положении, охотиться там на птиц ради их мяса и на тюленей ради их шкур. Из каторжников, коим доверял более других, он сформировал свою личную стражу, наделил её привилегиями и поручил ей перестрелять половину своих солдат, утаил сей факт от колониальных властей и продолжал получать за них жалованье. Он удвоил добычу редкой местной сосны и уменьшил вдвое поставки оной в Хобарт, а затем, когда торговля ею начала процветать, учетверил добычу и вчетверо уменьшил поставки, высылая эту жалкую дань колониальным властям в сопровождении письменных жалоб на практически непреодолимые трудности, такие как выход из строя инструментов, совершенная неопытность пильщиков, эпидемия невыразимого греха и немилость стихий, сковывающих льдом реки целых шесть месяцев в году.

Торговые операции он затевал самые экзотические, меняя десяток бочек китового жира на один- единственный перезревший и вонючий плод гуаявы, или инструменты, необходимые для создания чертежей новых судов, или игуановы яйца, вельбот — на груз недозрелых бананов, а хорошие красные мундиры — на шёлковые тюрбаны.

Однако вопреки тому, что нашёптывали своим бразильским матросам португальские купцы, взявшие в Малайзии полный груз молуккского пера, опустошая трюмы судов в порту Сара-Айленда, и, уж конечно, тому, что ворчали босоногие арестанты, таская огромные брёвна через лесную чащу к берегам замёрзших рек, отнюдь не все его торговые предприятия были сплошным безумием.

Что же касается гуонской сосны, то её масло, по заверениям Коменданта, могло использоваться одновременно и в качестве афродизиака, и в качестве лекарства от французского насморка, что делало его поистине волшебным снадобьем, чудесным вдвойне, ибо оно не только выводило принявших его на вершины любви, но и предохраняло их там от падения, и за него он получал из Индии тончайшие шёлка. За стаю какаду с зеленовато-голубыми хохолками, которых он раскрасил под птенцов попугая ара, научил декламировать меланхолические стихи в духе Александра Попа и петь страстные песни, пересыпанные забористыми словечками из лексикона каторжников, Комендант получил четырнадцать бразильских каравелл и семь пушек, сразу же обменял их на княжество в Сараваке, которое один левантийский купец незадолго до этого выиграл в игру под названием «тарок» по дороге на юг, в баснословное королевство Сара-Айленд, а княжество продал, чтобы финансировать строительство дворца и ещё одной верфи.

За весь австралийский континент, который Комендант недавно объявил подвластной ему территорией, ибо Муша Пуг по его приказу сплавал на вёсельной лодке на материк и водрузил там на безлюдном пляже флаг независимого княжества Сара-Айленд, он получил целую флотилию с грузом сиамских девушек. Днём они торговали собой в рощицах среди папоротников, но когда начинало темнеть и выпадала роса, сиамки собирались под навесом у северной стены Пенитенциария. Там они громкими криками расхваливали свой товар, призывали поклонников показать, какие они мужчины, и пили их семя в убеждении, будто оно излечивает от чахотки, которой заболели многие из них.

Репутация Коменданта упрочилась, молва о нём распространялась дальше и дальше, и к Сара- Айленду начали стекаться корабли со всевозможными ремесленниками, торговцами, попрошайками и шарлатанами на борту. Комендант приветил их всех, и то, что началось как полузаконная, но никем не пресекаемая торговля из-под полы у южного частокола, где по субботам во второй половине дня собирались служители чистогана, постепенно превратилось в базар, а тот превратился во внутренний рынок, а он, в свою очередь, — в идею создания новой нации, нового государства. «Ибо что есть нация?» — часто спрашивал Комендант у Доктора, и тогда голос его становился настолько же странным, как и старая присказка, которую он любил повторять: «Что есть нация, как не народ, который располагает торговым флотом? Что есть язык, как не диалект, у которого имеется армия? И что такое литература, как не слова, коими торгуют, словно патентом на благородство?»

IV

Решение Коменданта стать земным воплощением лейтенанта Хораса имело одно значительное и непредвиденное последствие: к нему стала поступать почта, адресованная усопшему. В целом его корреспонденцию можно было бы назвать малопримечательной и спорадической, когда бы не могучая, полноводная река писем, кои продолжала слать покойному лейтенанту его сестра, мисс Анна. На основании некоторых лирических отступлений, содержавшихся в её посланиях, Комендант смог прийти к выводу, что ещё до того, как утопленнику стали досаждать морские вши, ему жутко досаждали эпистолы его сестрицы. Он отвечал на них редко — можно сказать, почти никогда не отвечал. Но Комендант, ставший, так сказать, «суррогатным» братом для мисс Анны, отнёсся к ним совершенно иначе. Он принялся писать ей регулярно и с воодушевлением, иногда посылая по два, а то и по три письма на каждое, присланное ею.

Возможно, сначала он собирался использовать переписку с нею, чтобы выудить побольше сведений личного характера, касающихся её брата, которые помогли бы сделать его перевоплощение более совершенным. Однако вместо того чтобы выспрашивать о себе самом, он задавал в письмах — копии их я спустя много лет обнаружил переплетёнными наподобие книги — вопросы, призванные выведать побольше подробностей о её семье, о мире, в котором она живёт; ему хотелось узнать, чем она интересуется, что волнует её, что восторгает.

Вскоре переписка их зажила собственной жизнью. Трудно сказать, было ли это действительно навеяно тем, что она писала, или Комендант читал между строк, однако постепенно он пришёл к заключению, что его недавно обретённая сестра — в высшей степени необыкновенное существо. Мисс Анна, будучи в восторге от вдруг проснувшегося интереса к её особе, а также от того, что брат наконец оценил её по достоинству, писала всё чаще — и, что самое примечательное, всё больше от чистого сердца. Тон её писем изменился настолько, что Коменданту порой казалось: теперь они выходят из-под пера совсем другого человека, в коем он стал распознавать по-настоящему родственную душу. И когда её письма так преобразились, Комендант усмотрел в них уже не источник полезных сведений, но, скорее, страстный стимул. Ибо по мере того как укреплялась его вера в незыблемость своего положения как истинного правителя подвластного ему острова, соответственно росло в нём и чувство отчуждённости от других людей. В одних только письмах мисс Анны находил он сразу и ту меру интимности, и тот источник вдохновения, которые действительно заслуживали вознаграждения.

Характеризуя поток писем мисс Анны, я назвал его могучей, полноводной рекой, но это не совсем точно. Конечно же, она строчила свои завораживающие послания по два, по три в неделю, но доставляли их всего раз или два в год, а стало быть, и влияние их на ум Коменданта никак нельзя сравнить с тем постепенным воздействием, кое оказывает поток на вмещающие его и медленно им размываемые берега;

Вы читаете КНИГА РЫБ ГОУЛДА
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату