обратился к сестре:
— Она что-нибудь ела?
Кэтрин отрицательно покачала головой.
— Она слишком устала. Поест, когда проснется.
— Ей обязательно нужно поесть.
— Ей сейчас гораздо важнее поспать, — возразила Кэтрин.
Грей тем временем пересек комнату и остановился, наморщив лоб, у кровати Дженнифер. В его взоре сохранилась тревога этих трех дней, и Кэтрин почувствовала желание утешить его.
— Грей… — начала она. Брат повернулся к ней, вопросительно приподняв брови. — Она будет в полном порядке.
Кэтрин видела, как меняется его настроение, похоже, он жалел, что в течение этих дней так заботился о женщине, которую как бы ни во что не ставил. Выражение тревоги в его глазах постепенно сменилось его обычным безразличием. Может быть, его и в самом деле Дженнифер не интересует, подумала она.
Но в таком случае почему он не отходил от ее постели целых три дня?
— Конечно, она поправится, — беззаботно отозвался он. — В этом нет сомнений, И мне теперь незачем здесь оставаться. Дадите знать, если будут какие-нибудь изменения.
— Разумеется, — кивнула Кэтрин, сожалея, что ее желание утешить его послужило поводом, чтобы брат снова замкнулся в себе. А ведь в последнее время ей стало ясно, что Грею не чужды человеческие эмоции.
Коротко кивнув, он исчез за дверью. На лестнице послышались его шаги. Значит, Грей пошел в свой кабинет, чтобы выпить.
И тут ее осенило: пока Дженнифер болела, Грей ничего не пил! Кэтрин улыбнулась. Несомненно, его равнодушие было всего лишь маской.
К своему разочарованию, Дженнифер больше не видела Грея. Она выпила немного мясного бульона, потом съела что-то более существенное и все время ждала мужа, то и дело вспоминая его помятым и небритым, спящим в неудобной позе в кресле у кровати. Вспоминались ей и слова Кэтрин: «Грей не оставлял вас трое суток». Грей заботился о ней как о ребенке. Определенно, она для него что-то значила.
Но если так, почему он не зайдет проведать ее? Она предавалась этим печальным мыслям, когда вдруг открылась дверь, и Грей тихонько вошел в комнату.
— А, — сказал он, — вы проснулись.
Дженнифер кивнула, ощущая бешеную радость при виде его. Она едва не расплылась в улыбке.
— Вам лучше? — спросил он, садясь в кресло у кровати.
— Гораздо лучше, спасибо.
Наступило неловкое молчание. Наконец Дженнифер решилась его нарушить:
— Кэтрин сказала, что вы заботились обо мне, когда я была больна. Вы были… очень добры ко мне.
— Ну, это не доставило мне особых хлопот, — вежливо ответил Грей. — Сидеть с больным — мне не привыкать. Я много раз выхаживал Кэтрин, когда она в детстве страдала от лихорадки. Наша мать терпеть не могла возиться с больными детьми.
— А вот моя мать заботилась обо мне, когда я болела, — тихо сказала Дженнифер.
— Да, я знаю. Вы говорили о ней, когда были больны.
— Говорила?
— Да. — Грей немного помолчал, а потом продолжил: — Вы умоляли ее не бросать вас. Дженнифер, может, это hе мое дело, но как умерли ваши родители?
В глазах девушки отразился панический страх. Она попыталась овладеть собой, пожала плечами и ответила с печальной улыбкой:
— Я и не помню их как следует.
— Не верю, — отрезал Грей. — В бреду вы звали только их. И еще, сколько вам было лет, когда они умерли? Девять? — Она утвердительно кивнула, и он продолжил: — У вас прекрасная память, Дженнифер. Не могу поверить, что вы забыли события девятилетней давности.
Видя, что он смотрит на нее в упор, она потупилась и сказала:
— И тем не менее это так.
— Гмм, — задумался Грей и решил атаковать ее с другой стороны: — А кто такой Роберт?
Дженнифер в тревоге посмотрела на него. Судя по всему, он что-то знал. И тогда она нехотя призналась:
— Мой брат.
— Ваш единственный брат? — Она кивнула. — Старше или младше вас?
— Младше.
Грей был не настолько глуп, чтобы не понять, что она не хочет говорить о семье, но он становился все настойчивее и настойчивее.
— И он тоже мертв?
— Я не хочу говорить об этом, — взорвалась Дженнифер. — Оставьте меня в покое!
Грей вздохнул. Как всегда, он повел себя неловко, не проявив ни такта, ни осторожности. Своими неуклюжими попытками разузнать правду он только обидел ее. А уж ему-то было известно, что больного нельзя огорчать в то время, когда он восстанавливает силы.
— Дженнифер, — тотчас стал объясняться Грей, — извините, если я причинил вам боль.
Дженнифер недоверчиво взглянула на него:
— Да нет же.
Грей усмехнулся, извинения оказались не слишком сильным средством.
— Вы говорили о своей семье, когда были больны, но я так и не понял, что с ними случилось. Мне хотелось бы знать о вас больше.
— Это очень грустная история, — нехотя сказала она. — Мы… мы были бедными. Вам это будет неинтересно.
— Я рискну услышать скучную историю, — отозвался он, будто пытаясь поддразнить ее.
Она поняла, что он не отстанет от нее, пока она все ему не выложит. Во всяком случае, если она уступит ему и расскажет, как умерла ее семья, он будет с нею, пока она не закончит рассказ. А потом пусть делает, что захочет, грустно подумала она.
— Что ж, — с неохотой сказала она, — я расскажу все, что помню.
Дженни открыла глаза. Ее веки были словно налиты свинцом, она смотрела в темноту невидящим взглядом. Комната, где она лежала, была освещена только сальной свечой. Она с трудом могла рассмотреть фигуру матери, которая, закрыв лицо руками и то и дело вздрагивая, горько плакала.
— Мама? — Ее хриплый голос был еле слышен, но мать сразу же повернулась и схватила ее за руку.
— Дженни! — воскликнула она и, понизив голос, свистящим шепотом произнесла: — Ты проснулась, наконец-то ты пришла в себя.
Дженни, словно очнувшись от тяжелого сна, оглядела комнату. Белые стены, покрытые штукатуркой из размельченных раковин устриц, казалось, поблескивали в неверном свете свечи. Грубо отесанный стол, за которым семья обычно обедала, по-прежнему стоял у очага. Это был все тот же дом, в котором она жила со дня своего рождения, но что-то в нем было не так. Очень уж тихо. Странная тишина. Наконец Дженни поняла, что ее тревожит.
— Где Роберт? — дрогнувшим голосом спросила она. Мать отвернулась, губы ее тряслись. Дженни никогда не видела свою сильную мать такой беспомощной и растерянной, и ее охватил страх. Случилось что-то ужасное.
Подозрения девочки подтвердились, когда мать снова заговорила.
— Роберт… мертв, — произнесла она, слишком измученная и подавленная горем, чтобы поведать эту горькую правду. — И отец тоже. Они умерли от лихорадки. Я думала, что и ты тоже умрешь.
Мать сжала слабенькую ручку дочери и погрузилась в горестное молчание.