Диана не столь сильно его любила, то ли была просто сдержанна, как истинная леди, Дженнифер понять не могла.

Наконец она перебрала почти всю пачку. Очевидно, Грей добивался Дианы главным образом письмами, потому что жила она в Уильямсбурге, в девяти милях. И это показалось Дженнифер очень романтичным. Она, несомненно, предпочла бы такой роман, нежели быть проданной за лошадь!

Может быть, и неудивительно, что Дженнифер, не знавшую любви после потери семьи, растрогала красивая любовь из писем Грея. Нормальное человеческое желание любви и живое воображение породили в ней фантазии, что письма эти написаны ей, а вовсе не умершей много лет назад женщине. Письма были такими страстными, такими живыми! Трудно было поверить, что все — в прошлом.

Дженнифер легко было представить, будто она сама вызывает такие чувства.

И постепенно, умирая от сочувствия и нежности, она стала проникаться любовью к своему мужу.

Поначалу это мало тревожило ее: в его письмах ее восхищал восторг, с которым он обращался к любимой. Но прошли недели, и она поняла, что испытывает нечто большее, чем просто восхищение.

Пришлось разбираться в своих чувствах. Увы, она любила не того угрюмого, озлобленного человека, за которого вышла замуж, а того, кто много лет назад был способен на сильную страсть и восторг. Казалось, Эдвард девять лет назад и Грей сейчас — это два разных человека. Лишь изредка ей удавалось узнать Эдварда под хмурой маской и грубыми манерами Грея: когда он смеялся или когда вспоминал о той страсти, что когда-то им владела. К сожалению, Эдвард исчез, остался Грей.

Странно, она попала в ту же ловушку, что и ее муж. Любила того, кого уж больше нет.

«Моя любимая…»

Это последнее письмо Грея Диане Дженнифер принялась читать с таким благоговением, будто это священное писание. Она вчитывалась в каждую букву, представляя себя на месте Дианы, поскольку ее выдуманный роман подходил к концу.

«…Я едва ли вынесу эти две недели ожидания, прежде чем назову вас своею. После двух долгих лет строительства Грейхевена мне и представить страшно, что скоро вы будете здесь со мной. Льщу себя надеждой, что вам понравится наш новый лом…»

Черная карета, запряженная парой гнедых, подъехала к дому, и кованные железом колеса перестали шуршать. Эдвард Грейсон привез из Уильямсбурга свою молодую жену. Диана с обитых кожей сидений, в пышных юбках с интересом смотрела в окно.

— О, Эдвард, — вздохнула она при виде их обители. — Какой он красивый! Мне нравится!

Грей радостно улыбнулся — еще бы, он ведь столько трудился! Дом обошелся ему не так уж дорого, потому что кирпичи были изготовлены из местной виргинской глины, а бревна взяты из его же леса. Только окна были доставлены из Англии. Он заплатил десятнику всего сто пятьдесят фунтов, а все строительство велось руками его рабов. Вот обстановка дома обошлась ему гораздо дороже — мебель была изготовлена мастерами из Уильямсбурга, а серебро пришлось выписать из Англии.

Но его совсем не заботили эти расходы. Главное для него — восторги и оханье жены.

— Я рад, что вам понравилось, — отозвался он. Странно, конечно, что она ни разу не сказала о любви к нему, но по крайней мере дом ей понравился.

Диана всегда была очень сдержанной, настоящей леди.

Карета подъехала к каменному крыльцу, и Грей на руках перенес жену через порог их дома. Вот и началась их совместная жизнь.

Дженнифер положила письмо обратно в ячейку бюро. Грей как-то говорил ей, что задумал этот дом для Дианы. Ей снова стало жаль молодого человека, который научился от родителей лишь тому, что любовь можно купить за деньги.

Конечно, Диана удовольствовалась бы и меньшим зданием. Разумеется, Диана должна была любить его. А почему нет?

Дженнифер глядела на письма, расставленные по ячейкам в бюро, и вдруг ее взор упал на запертую дверцу посередине. Интересно, что там, за нею? Может быть, там хранятся другие письма Грея? Она попыталась открыть дверцу, поддев ее ногтем, но оказалось, что она заперта. В конце концов, она сломала ноготь на большом пальце.

Вспомнив, что видела где-то ключ, она озадаченно прошла к туалетному столику. Ключ был там, И он подошел.

Внутри, за дверцей, оказалась маленькая пачка писем, написанных незнакомым мужским почерком. Дженнифер пробежала строчки глазами и оцепенела от ужаса. Поспешно положив письма на место, она заперла дверцу. Нет, Грей не должен видеть этих писем.

Они его просто убьют.

Это лето оказалось более жарким и влажным, чем обычно. Одежда колонистов, сшитая по моделям из Англии, была рассчитана на гораздо более прохладный климат. Дженнифер страдала от жары в тяжелых платьях из шелка, которые скорее бы подходили для Англии, с тесными корсетами и в многочисленных нижних юбках. Не один раз она вспоминала свою старую домотканую одежду.

И все же у нее не было другого выхода, надо было терпеть. Все двери Грейхевена были все время открыты настежь, чтобы прохладный воздух с реки хоть немного проветривал помещения. Все окна тоже были распахнутыми вместе со свежим воздухом в комнаты проникали москиты. В самые жаркие дни июля не было ни ветерка, и Дженнифер с Кэтрин сидели в гостиной, моля Бога о прохладе.

Грей же особых неудобств не испытывал, потому что ему не было нужды носить что-либо другое, кроме льняной рубашки, расстегнутой к тому же на груди, и панталон по колено. Дженнифер цинично подумала, что именно мужчины придумали женскую одежду. Определенно, ни одна женщина не смогла бы добровольно надеть тот наряд, который вынуждена сейчас носить!

В июльские ночи, правда, веяло прохладой. Дневная жара спадала, но не было дождя, чтобы охладить изнывающую землю. В одну из таких мучительных ночей Дженнифер, вся в поту, ворочалась на пуховых перинах, не в состоянии уснуть. Где-то вдалеке раздавались раскаты грома, и все равно на дождь рассчитывать не приходилось. Вконец измучившись, она встала, накинула самое простенькое платье и босиком спустилась по ступенькам.

Грей тоже не мог заснуть в эту ночь, а потому читал Екклесиаст. Сегодня он целый день осматривал одну из своих табачных плантаций в нескольких милях от Грейхевена и вернулся домой всего часа два назад. Конечно же, немного выпил… Тут в темноте послышался легкий скрип ступенек, и кто-то босиком прошлепал к двери из дому.

Грей тотчас сообразил, что это Дженнифер. Только у нее такая легкая походка, и, кроме того, Кэтрин, как настоящая леди, никогда не выйдет из комнаты, не обувшись. Мало этого, Грей знал, что Дженнифер любит гулять по ночам. Он не раз слышал, как она проходила мимо его кабинета. Как правило, напившись, он впадал в апатию и не интересовался тем, куда она направляется, но сегодня почему-то сгорал от любопытства.

В общем, Грей, словно индеец, бесшумно последовал за ней.

Не предполагая, что за ней следят, Дженнифер двинулась по посыпанным битыми ракушками дорожкам сада и жухлому из-за недостатка воды газону к реке. Ее так и манили ночные: звуки — плеск воды у берега, шуршание камышей, хор лягушат чьих голосов. Воздух становился все прохладнее, и легкий ветерок, казалось, ласкал ее щеки. На берегу она остановилась — залюбовалась рекой в лунном свете — и свободно вздохнула, утонув в теплом песке.

Если не оглядываться назад, на громаду Грейхевена, распростершегося на две сотни футов, то можно было предположить, что Виргиния — все еще дикая страна, совсем не обжитая англичанами, А река Джеймс слишком красива, чтобы ловить в ней рыбу или использовать для каких-нибудь других целей. Она разливалась спокойным и широким потоком.

Глядя вдаль, Дженнифер начала потихоньку раздеваться.

Грей же позади нее притаился затаив дыхание. Теперь он понял, что заставило ее прийти на берег.