Брендон перейдет в свое убежище в шкафу.

Дженни, побыв с дядей около десяти минут, простилась и ушла спать, а Дориа проводил его наверх и зажег лампу. Погода становилась бурной, дул сильный ветер и пошел дождь. Бендиго приложил свои жесткие, рыжие брови к оконному стеклу, вглядываясь в темноту.

— Бедняга может утонуть или сломать шею в этой дьявольской темноте, пробормотал он.

Джузеппе подал ему бутылку ликера, пачку табаку; старый морской волк курил только после ужина, но уж не выпускал трубки изо рта до самого сна.

— Вы видели беднягу? — спросил он итальянца. — Какое он на вас произвел впечатление?

— Я видел его и слышал, как он говорил с мадонной. Он очень плох.

— Не похоже, что он может опять наброситься на кого-нибудь и перерезать горло?

— О, нет. Ручаюсь, что нет. Когда он убил мужа мадонны, он был не в своем уме; но теперь же он вполне здоров — так же здоров, как мы с вами. Единственное, что ему нужно теперь, — мир и покой.

Бендиго закурил трубку и развернул книгу, которую собрался читать.

— Ладно, — сказал он слуге, — можете уходить. Осмотрите дом сверху донизу, как всегда, и идите спать. Оставьте внизу свет и нижнюю дверь открытой. Вы не заметили, что v него есть часы?

— Нет, у него не было часов, но миссис Пендин отдала ему свои. Бендиго кивнул головой и затянулся трубкой, но Дориа не хотел уходить.

— Вы чувствуете, ваши нервы в порядке? Может быть, мне следует быть где-нибудь поблизости, чтобы вы могли позвать меня в случае нужды?

— Нет, нет, — идите спать. И, надеюсь, вы не станете подсматривать, раз вы порядочный человек. Я хочу по душам поговорить с братом.

— Миссис Пендин обращалась с Робертом Редмэйнесом, как добрый ангел, продолжал итальянец. — Сначала он подумал, что она хочет выдать его полиции. Но потом в глазах ее прочел все ее милосердие. Могу я поговорить с вами о вашей племяннице, прежде чем уйти?

Бендиго пожал широкими плечами и почесал рыжую голову.

— Не стоит говорить о ней, прежде чем вы с ней не говорили, — мрачно ответил он. — Я знаю, что вам нужно. Но это касается ее, а не меня. С детства она сама все решала за себя — она унаследовала отцовский характер.

Моряку не хотелось, чтобы Брендон слышал эту беседу, но он ничего не мог поделать.

— По нашему итальянскому обычаю, если человек любит, он должен, прежде всего, обратиться к родителям, — сказал Дориа. — Привлечь вас на мою сторону это уже половина дела, потому что вы для нее, как отец. Она не может жить одна. Бог ее создал не для того, чтобы она доживала свой век старой девой или вдовой. У нас на родине говорят: «если девушка родится красивой, она родится замужней», и я очень боюсь, что если не я, то кто-нибудь другой станет ее мужем.

— Что же в таком случае стало с вашими мечтами о наследстве, титуле и поместьях ваших предков?

— Против судьбы не пойдешь. Я рассчитывал позабыть о любви. Я никогда не любил и никогда не мечтал о любви. Я считал, что любовь появится после того, как я женюсь на деньгах и буду иметь больше времени располагать собой и выбирать. Но все переменилось. Я больше не ищу богатой невесты. Мне нужна та, которая полонила мою душу, зажгла мое сердце страстью и наполнила восхищением. Без Дженни не стоит жить, мистер Редмэйнес.

— Я вас понимаю. Ну, а о ней, что вы можете сказать?

— Сердце ее скрыто, но в глазах ее я читаю надежду.

— Ну, а обо мне вы подумали?

— Увы! Любовь эгоистична. Но я не хочу грабить вас. Вы были очень добры ко мне, а мадонна вас любит. Я не сомневаюсь, что если даже случится самое худшее, она не захочет ничем огорчать вас.

— Во всяком случае, вам это дело нужно отложить, по крайней мере, на шесть месяцев, — ответил Бендиго, дымя трубкой. — Вы должны понимать, что теперь не такое время, чтобы говорить ей о ваших чувствах.

— Вы совершенно правы. Я сам стараюсь скрывать пламя моих взглядов и, когда смотрю на нее, делаю это так, чтобы она не видела.

— Продолжайте так и дальше, а там увидим. Ничего нельзя предсказать. Муж ее не оставил завещания, и его доходы перешли к ней — пятьсот фунтов в год. Но через некоторое время она станет богаче. Брат Альберт и я холостяки, и после нашей смерти все наше состояние перейдет в руки Дженни; кроме нее, у нас нет никого близких. Конечно, этих денег не хватит, чтобы отстроить заново ваши замки в Альпах, но их за глаза хватит для безбедного существования. Кроме того, к ней же перейдут деньги бедного Боба, потому что, какова бы ни была его судьба, не думаю, чтобы он получил возможность их истратить.

— Все это меня мало трогает, — возразил итальянец. Я никогда об этом не думал и не хочу думать. Я люблю ее всей душой, и моя любовь одинаково равнодушна к бедности и к богатству. Счастье не зависит от денег; без любви вообще не бывает счастья.

— Ну, этого я не знаю, потому что сам никого не любил, да и меня никогда не любили, — ответил Бендиго. — Во всяком случае, мое мнение вам известно, подождем полгода, а там будет видно. За это время советовал бы вам ничем не намекать Дженни на ваши чувства.

— О, вы можете положиться на меня. Я слишком уважаю ее горе… Не бойтесь. Я буду ждать. Спокойной ночи.

Итальянец ушел, и минуту спустя Брендон вышел из своего убежища. Бендиго взглянул на него полусурово, полунасмешливо.

— Слышали?

Марк кивнул головой.

— Вы думаете, что она…

— Да, я думаю. Почему же мне не думать? Вы встречали человека, который мог бы сильнее действовать на женщин, чем этот малый?

— Я уверен, он не сдержит своего обещания — молчать шесть месяцев.

— А это уж его дело!

— Чудовищно полагать, что миссис Пендин может так скоро забыть своего мужа. Ни один англичанин, достойный этого имени, не посмеет оскорбить священные чувства вдовы.

— Не знаю. Знаю только, что Джузеппе не англичанин, и вижу, что вдова, каковы бы не были ее чувства, дьявольски заинтересована красивым итальянцем.

Они разговаривали около часа, и Марк был поражен странным фатализмом моряка. Несомненно, он ничего не имел против этого брака, и единственное, что смущало его, это эгоистический страх остаться одиноким. Но Марк был более высокого мнения о женском сердце и не допускал мысли, что вдова так скоро решит обзавестись новым мужем. Свое собственное положение, в то же время, он считал безнадежным. При создавшихся обстоятельствах ему не оставалось места около прекрасной Дженни. Со свойственными ему терпением и самоотверженностью он, однако, решил во что бы то ни стало помочь ей, даже не рассчитывая, что его преданность будет вознаграждена.

Приблизился час свидания. Разговор перешел на Роберта Редмэйнеса, и Бендиго неожиданно заявил:

— Если брат представит мне уважительные объяснения своего поступка или докажет, что убил Пендина, защищая собственную жизнь, я беру его сторону. Вы мне скажете, что тем самым я сам себя поставлю против закона. Ну, что ж! Братская кровь сильнее закона.

Брендон не ответил. Внизу пробили часы. Сыщик скрылся в своем убежище; на лестнице послышались шаги. Кто-то уверенно поднимался наверх, Бендиго встал из-за стола, приготовившись