знаменитый род. Неужели вы не слышали о Дориа, который убил принца Монакского? Мы были богаты и знамениты. Но постепенно падали все ниже. Мой отец был извозчиком на Бордигере. Он и мать умерли во время войны. Братьев у меня нет, только сестра. Но она себя опозорила и, надеюсь, тоже умерла. Таким образом, от всего нашего рода я теперь остался один — последний представитель рода, царствовавшего некогда в Приморских Альпах.

— Такие случаи бывают, — равнодушно заметил Брендон, — но может быть, вы еще вернете прежний блеск и славу роду Дориа?

— Не «может быть», а наверное. Я знаю, я рожден для великих дел. Я очень красив — это первое; я очень умен — это второе. Для того, чтобы вернуть моему роду замок в Дольчеаква, мне не хватает пока только одной вещи.

Брендон рассмеялся.

— А пока что служите на моторной лодке?

— Я выжидаю.

— Чего?

— Женщины — жены, мой друг. Единственно, чего мне не хватает, это женщины с деньгами. Но я спокоен — моя наружность привлечет женщину с деньгами. Я для этого и приехал в Англию. В Италии теперь нет богатых наследниц. Но я совершил ошибку. Мне нужно было сразу же идти в избранное общество, располагающее большими деньгами.

— Вы не боитесь ошибиться в расчетах?

— О, нет! Я знаю, чего я стою. Все женщины сходят с ума от моей наружности, синьор.

— Серьезно?

— Они обожают древний, классический тип красоты. Чего мне перед вами стесняться? Только дураки не знают себе цены. Я способный, умный человек, последний отпрыск благородного, древнего рода, обладающий даром любви, который знают только итальянцы, — почему вы думаете, я не могу найти богатой невесты? Это только вопрос времени. Я, правда, зря связался с этим старым морским волком; у него нет ни богатой, ни знатной родни. Но я этого не знал, когда нанимался к нему. Теперь я собираюсь снова дать объявление в газетах и войти, уже по-настоящему, в высшее общество.

Мысли Брендона всецело были заняты красивой вдовой. Ведь, пожалуй, правда, Дженни Пендин могла увлечься этим итальянцем? Вспомнив ее разговор о Дориа, он испугался, но тотчас же успокоил себя. Прежде всего, вдова Майкеля Пендина не была так богата, чтобы удовлетворить желания Дориа, а, во- вторых, все эти откровенные планы явно не могли встретить сочувствия в свойственной английским женщинам, — а особенно Дженни Пендин, сдержанности и скромности.

Однако самоуверенность итальянца произвела на него невольное впечатление. Пристав к берегу и дав ему на чай пять шиллингов, он поспешил отделаться от него. Красивое, слегка наглое лицо Дориа раздражало Марка.

Зайдя в местный полицейский участок, он соединился по телефону с Пренстоуном, Пентоном и Плимутом. Из Пренстоуна он вызвал к аппарату лично инспектора Хафьярда и поручил ему тщательно осмотреть комнату, которую Роберт Редмэйнес, гостя у Пендина, занимал в квартире миссис Герри.

Чувство недоумения все более и более овладевало Брендоном. Временами ему казалось, что дело так запуталось и осложнилось, что его ума и опыта не хватит, чтобы распутать разгадку; по-видимому, в самом начале он совершил какую-то ошибку и стал на ложный путь, — а с тех пор путем логических выводов уходил от истины все дальше и дальше.

На следующее утро он поехал из Пентона в Плимут и лично произвел расследование. Но хорошо понимал, что опоздал: если Роберт Редмэйнес жив, можно с уверенностью сказать, что он бежал из Англии. Из Плимута Брендон вернулся в Пренстоун и снова осмотрел место преступления, осознавая всю бессмысленность своих действий. Но раз ничего нового не приходило в голову, приходилось для очистки совести выполнять точное предписание полицейских правил. Следы на песке были тщательно сохранены. Однако очертания их были настолько неясны, что невозможно было установить, кому они принадлежали; это были следы, по-видимому, двух, а может быть, трех человек. Брендон вспомнил, что Роберт Редмэйнес говорил, что ходил купаться в озере около каменоломен; связать с этим три различных пар ног было, однако, крайне трудно.

Инспектор Хафьярд открыто обвинял Бендиго Редмэйнеса, брата бежавшего убийцы.

— Он заставил нас напрасно потерять время. За эти два дня, понятно, все должно было измениться. Теперь убийцы и след простыл; ищи его теперь во Франции или Испании!

— Мы повсюду разослали его приметы, — возразил Брендон, но инспектор с сомнением покачал головой.

— Знаем мы, как иностранная полиция ловит беглецов.

— Наш беглец не похож на других. Я продолжаю считать, что он не в своем уме.

— В таком случае его давно должны были схватить. А дело оборачивается так, что я все больше начинаю сомневаться. Я не верю, что он сошел с ума. Я считаю, что он так же здоров, как мы с вами, Брендон.

А если так, то вам нужно все сначала и все заново пересмотреть. Убийство, по-видимому, было совершено с заранее обдуманным намерением и с гораздо большим умом, чем нам показалось сначала; следовало бы вернуться к прошлому и постараться выяснить, что могло послужить причиной преступления.

— Не могу согласиться с вами, — ответил Брендон. — Я уже пробовал становиться на этот путь, но пришел к заключению, что он совершенно неправилен. От беспристрастных свидетелей нам известно, что убийца и жертва вполне помирились и были почти друзьями, когда на мотоциклете Редмэйнеса поехали из Пренстоуна на строящуюся усадьбу.

— Какие же это беспристрастные свидетели? Вы не можете считать миссис Пендин беспристрастной свидетельницей.

— Почему? Я вполне доверяю ей; но я говорю не о ней, а о показаниях мисс Флоры Рид, невесты Роберта Редмэйнеса. Она заявила, что капитан писал ей отсюда о полной перемене в своих взглядах на Майкеля Пендина; он даже прибавил, что пригласил обоих Пендинов в Пентон на гребные гонки. Кроме того, мисс Рид и ее родители подтверждают, что Роберт Редмэйнес был вспыльчивым и крайне неуравновешенным человеком. Мистер Рид поэтому совершенно отрицательно относился к помолвке своей дочери. Он описывал своего будущего зятя как человека, постоянно живущего на грани безумия. Нет, Хафьярд, я не согласен с вашей теорией. Письмо, которое он написал брату, вполне подтверждает мои предположения. Почерк явно свидетельствует, что человек потерял власть над собой.

— Вы убеждены, что это его почерк?

— Я сравнил его с другим письмом, которое Бендиго Редмэйнес получил от него за несколько дней до убийства. Почерк совершенно тот же. У меня нет никаких сомнений.

— Что же вы теперь собираетесь делать?

— Вернуться в Плимут и расспросить лодочника в порту. Я думаю, мы легко установим, что он уехал на одной из шхун, груженных луком, как только отправил письмо. Но нужно постараться найти ту шхуну, которая его увезла.

— Это называется ловить воробья рыбачьим сачком, Брендон.

— Мы, к сожалению, этим занимались с самого начала до сих пор. Ключ к делу выпал из наших рук. Каким образом человек мог уехать из Пентона в широких клетчатых штанах и красном жилете на следующее утро после убийства так, что решительно ни одна живая душа не видела его ни в поезде, ни на дороге, — я совершенно отказываюсь понять. Это настолько противоречит здравому смыслу и опыту, что я совершенно теряюсь в догадках.

— Да, что-то мы с вами упустили. Наша это ошибка, или хитрый малый сознательно разыграл вас,