— Вечером?

— Сию же минуту, если, конечно, удастся. — Он расхохотался, увидев ее ошеломленный взгляд, и, не удержавшись, поцеловал в щеку, прежде чем усадить в седло.

Проехав под покровом промозглой темноты мимо набившейся во двор толпы, Генрихи его отряд выехали на мощеную улицу. С южной стороны все сильнее нарастал шум, подтверждая городские слухи: йоркисты явились чинить расправы над недобитыми врагами. Счастье, что дом Марстонов был в северной части, неподалеку от Монастырских ворот, Генри знал, куда отправить Розамунду, — главное, подальше от Микелевых ворот, преследователи наверняка поскачут через них. И пока хорошенько не покуражатся на всех дворах и улицах, не наворуются, не насладятся кровавой местью, к Монастырским воротам наверняка не направятся. Генри правильно все рассчитал и теперь торопился воспользоваться нерасторопностью йоркистцев и ускользнуть прямо у них из-под носа.

Очень скоро беглецы покинули город, несясь во весь опор по примороженным полям, снег посверкивал при свете факелов, горевших в руках у головных всадников. Они не сбавляли скорость до тех пор, пока Йорк не остался далеко позади. Розамунду мучило любопытство: королева и принц тоже едут с ними? Вроде бы должны. Поскольку все всадники «шли укутаны в темные плащи, Розамунда не могла понять, кто из них Маргарита. В самом хвосте процессии, приметила Розамунда, четверо всадников держали носилки — когда ее величество устанет от седла, ее понесут. Розамунда догадывалась, что сейчас они тоже не пусты — там спит маленький принц.

Только на пересечении границы, у Твида, беглецы окончательно перешли на обычный, приличествующий путешественникам шаг. Погода была ясной, но очень холодной. Розамунда спросила, долго ли еще ехать, на что Генри, усмехнувшись, ответил, что они не проехали еще и одних владений. Розамунде же казалось, что они пересекли уже несколько границ. Впереди было графство дружественного им Нортумберленда, а еще севернее королеву дожидались шотландские союзники.

Утром, когда солнце выглянуло из-за серебристых облаков, лорд и леди Рэвенскрэг окончательно распрощались с королевой и ее придворными. Маргарита пожаловала Генри кошель золота и медаль со своим изображением — в благодарность за то, что он доставил ее в Шотландию. Далее ее путь лежал к Бервику. Она рассчитывала устроить там Ставку, из которой собиралась руководить дальнейшей борьбой за престол для своего сыночка.

Розамунда сделала почтительный реверанс и улыбнулась, услышав, что королева снова обратилась к ней по-французски. Она наугад лепила свои «oui» и «поп», но теперь ее совершенно не заботило, что королева примет ее за полную идиотку. Их дороги расходились и, скорее всего, навсегда.

Розамунда, уютно прислонившись к теплой груди Генри, смотрела, как исчезает вдали королевская кавалькада. У Генри вырвался вздох облегчения, он на радостях обнял свою милую женушку.

— Ну слава Богу, избавились, — пробормотал он и стал осыпать Розамунду поцелуями. Теперь мы можем делать все, что захотим.

— Мы что, останемся здесь? — спросила она, оглядываясь на лачугу с гордой вывеской «Гостиница». — Или поедем домой, в Рэвенскрэг?

С лица Генри сбежала улыбка, и он со вздохом сказал:

— В Рэвенскрэг мы пока вернуться не можем. Поедем с тобой к Ламермурским горам, там у меня есть небольшая крепость, конечно, со Скалой Ворона ее не сравнишь, но там мы можем переждать, пока улягутся страсти после битвы.

— Вдвоем, только ты и я? — недоверчиво спросила Розамунда, но глаза ее мечтательно вспыхнули при мысли о том, что наконец-то Генри будет принадлежать ей, и никому больше.

— Ну да. И еще они. — Он махнул рукой в сторону своего оруженосца, личного слуги и нескольких вооруженных охранников. Все остальные солдаты сейчас направлялись домой, прихватив по дороге горничную Розамунды, молоденькую Марджери и тех гвардейцев, которые так и остались в чеширской гостинице после таинственного исчезновения их хозяйки.

Тебя ищут, да? — вдруг спросила Розамунда. Угрюмо молчавший Генри сразу потемнел лицом. Розамунда испугалась. И что она спрашивает его о Рэвенскрэге, могла бы и догадаться, что там ему теперь быть опасно. — Ты боишься, что они захотят с тобой расправиться?

— Да, — неохотно сказал он. — Это мой ответ и на первый твой вопрос, относительно возвращения в Рэвенскрэг. Но я знаю, что нужно сделать, чтобы меня перестали преследовать.

— И что же? — спросила Розамунда.

— Перво-наперво довериться людской молве. Я слышал, что Эдуард слывет честным и справедливым. Если он действительно таков, как о нем говорят, то у меня есть шанс сохранить большую часть моих земель.

— Ты говоришь о предводителе йоркистов? О принце Эдуарде?

— О нем самом. Предложу ему свою поддержку. Что, любовь моя, не думала не гадала, что скоро тебе выпадет быть женой йоркиста? — Он расхохотался, увидев, какими круглыми стали глаза Розамунды.

— Но только что королева Маргарита вручила тебе медаль, оказала тебе честь.

— Оказала. И я это заслужил. Да-да. Я всегда неукоснительно исполнял свой долг и был верен английской короне. И впредь буду ей верен. Потому что следующим королем Англии будет, конечно, Эдуард, а не ублюдок Маргариты. Можешь мне поверить. Так все и будет.

— Значит, кончится война?

— Я бы не стал говорить так определенно. Назовем это сладостным затишьем.

Они ехали по изумительным местам. В утреннем тумане все ярче мерцал огромный оранжевый крут солнца. В какой-то миг лучи его прорвали пелену облаков, окрасив золотом припорошенные снегом вершины холмов, видневшихся впереди. Генри придержал коня, чтобы показать Розамунде, куда они едут.

— А я думала, что в Шотландии кругом высоченные горы и что здешние жители готовы напасть на всякого, кто не из их клана, — призналась Розамунда, недоверчиво вглядываясь в спокойный мягкий ландшафт.

— Это все гораздо севернее. А здесь земли спокойные, никаких гор, лишь пологие холмы, такие же, как те, по которым мы только что проехали.

Благодатный край, здесь мы будем в безопасности, и главное — вместе. — Он обнял ее за плечи. — Будем жить как селяне. Ибо здешнее мое пристанище очень бедно, эта скромная крепость ни в какое сравнение не идет с нашим роскошным Рэвенскрэгским замком.

— А как долго мы тут пробудем? — спросила Розамунда, уткнувшись лицом в теплую ямку на его шее и шаловливо водя по соленой коже кончиком языка — пока не почувствовала, как тело Генри отзывается красноречивой дрожью.

— До тех пор, пока тебе не надоест предаваться со мною утехам любви, — прошептал он, целуя ее в губы.

Счастливо рассмеявшись, Розамунда крепко его обняла, прижавшись к мускулистой груди. Наконец-то она обнимает его наяву, а не в мечтах…

— Сначала вам не мешало бы принять ванну, милорд, — сказала она, сморщив носик.

— Разумеется. Мы можем принять ее вместе; расположившись у теплого очага. Доставь мне такое удовольствие. — Он нежно прижал ее к себе. — Конечно, грустно, что я вынужден скрываться. Обещаю тебе, душа моя, что это ненадолго, пока не минут опасные времена.

— С тобой вдвоем я готова пробыть здесь сколько угодно, — искренне призналась она, заглядывая в его синие очи, сияющие нежностью и любовью… к ней, к Розамунде. — Просто я хочу знать, как долго мы пробудем в Шотландии, ведь ты, возможно, не захочешь… чтобы твоего сына считали шотландцем.

— Что? — Теперь в его глазах отразилось великое потрясение. Казалось, он не верил услышанному. — Что ты сказала? — переспросил он, слегка отодвинув ее от себя. — Розамунда… ты… то есть мы… у нас будет ребенок?

— Да.

— Ты уверена?

— Да, милый.

Видя, как он счастлив, Розамунда чуть не расплакалась от радости. Генри снова обнял ее, но очень осторожно и почтительно, словно боялся ей навредить.