Констанс ощутила странную слабость. Ее руки немного дрожали, когда она вкладывала послание Саймона обратно в конверт. Это естественное волнение, убеждала она себя, ведь она так и не сообщила Саймону о поразительных изменениях во внешности Ноэль, предоставляя ему возможность составить собственное впечатление. Теперь она тревожилась, как он встретится со своей похорошевшей невесткой.

Когда Ноэль узнала, что в день пикника ожидается прибытие Саймона, она решила написать записку мистеру Ньюкомбу, прося не изменять его планов и извещая, что сама присутствовать не сможет. Констанс, однако, не хотела и слышать об этом.

— Нет никаких причин, чтобы не ехать на пикник, Ноэль. Я сомневаюсь, что Саймон прибудет до сумерек, вы вернетесь задолго до этого.

Ноэль позволила себя уговорить и утром перед пикником напевала тихонько себе под нос, завязывая яркие ленты соломенной шляпки в бант под подбородком.

Это был прекрасный весенний день. Пионы вытолкнули побеги из плодородной почвы Сассекса, и намек на начало лета витал в воздухе. Констанс смотрела из дверей, как Роберт Ньюкомб разместил корзинку Ноэль позади коляски, а затем помог ей подняться на переднее сиденье. Они весело помахали ей, и экипаж умчался по дороге. Она наблюдала, пока они не скрылись из поля зрения, вернулась обратно в дом и поднялась по ступенькам в свою комнату.

Увлекшись последними событиями, она пренебрегала хозяйственными счетами и корреспонденцией. Сегодня выдалось удачное время, чтобы привести все в порядок. Но прежде всего Констанс сбросила невзрачное голубое муслиновое платье и накинула новое из шелка цвета нефрита. Действительно, глупо надевать новое платье для канцелярской работы. Тем не менее, очень приятно наконец иметь возможность носить не только черное или серое; так почему бы ей не побаловать себя?

Сосредоточиться на стопке бумаг перед ней, оказалось куда труднее, чем Констанс ожидала. Во второй половине дня она все еще трудилась за столом, когда Молли появилась с известием, что мистер Саймон Коупленд приехал и ждет в гостиной.

Поспешно вскочив, Констанс отослала молодую горничную и бросилась к трюмо, чтобы проверить, как она выглядит. Несмотря на бледность, нефритовый шелк льстил ей более чем. Глубокий вырез обнажал шею и отчасти плечи. Довольная тем, как прилегает платье и как уложены ее золотисто-каштановые локоны, она для румянца пощипала щеки и спустилась по лестнице.

Войдя в гостиную, она нашла там расхаживающего Саймона, попыхивающего трубкой. Он смерил ее восхищенным взглядом.

— Саймон, какая приятная встреча. — Она подошла к нему и любезно подала руку.

— К чему формальности, Конни? — Он улыбнулся и, проигнорировав протянутую руку, тепло обнял ее. — Ты прекрасно выглядишь. — С осторожностью отстранившись, он улыбнулся в зеленые глаза.

Констанс была потрясена силой своей реакции на его присутствие. Прошедшие годы были добры к Саймону. Его лицо так же красиво, как и прежде, его тело все еще твердое и мускулистое. Виски поседели, но седина украшает его, а не старит.

— Ты льстец, Саймон Коупленд, — она выказывала больше самообладания, чем чувствовала. — Ноэль будет разочарована, когда узнает, что пропустила твой приезд. По правде говоря, это моя вина. Я не ожидала тебя до вечера и заверила ее, что не вижу причин оставаться дома и пропустить пикник. Ее спутники были бы разочарованы.

Саймон приподнял темные брови.

— Спутники? Разумно ли ей отправляться куда-то без тебя, без твоего руководства?

Опускаясь в маленькое позолоченное кресло, Констанс напомнила себе, что Саймон не видел Ноэль больше года.

— Ноэль прекрасно держится.

— Расскажи мне о ней, — он сел напротив, небольшое напряжение его тела выдавало, как важен для него ответ.

— Я хочу, чтобы ты сам посудил, Саймон, — заметив, что он готов настаивать, она быстро вставила свой вопрос. — Что слышно о Куине? В письмах ты не упоминал о нем. Ты нашел его?

Жесткие линии проступили у рта Саймона.

— Мой сын, похоже, исчез. У него это хорошо получается, если ты помнишь.

Констанс подумала о красивой жене Саймона, которую она встречала однажды, за несколько месяцев до ее смерти.

— Ты узнавал у людей его матери?

— Он не с ними. И ни с каким-либо кораблестроителем в Америке, насколько мне известно.

— Саймон, а как же те люди, с которыми он переписывался по поводу экспериментального корпуса?

— Я связался с ними, но никто ничего не слышал, — властным голосом Саймон поставил на этом окончательную точку, закрывая тему.

— Ты просматривал его бумаги? Возможно, в документах встретятся неизвестные тебе имена.

— Я же сказал тебе, никто не слышал про него. Я проштудировал его бумаги десятки раз, записные книжки, письма. Никто не признается, что знает о его местонахождении.

Беседа прервалась. Констанс поняла, как велика тревога Саймона. А ведь она задала свой вопрос случайно, чтобы поддержать вежливый разговор.

— Что ты думаешь о работе Куина?

— Неубедительно, — отрубил Саймон.

— Это потому, что Куин придумал все сам? — ее упрек был смягчен выражением симпатии на лице.

Саймон покорно вздохнул.

— Ладно, Конни. Я заслуживаю этого. Его работа хороша.

— Понимаю.

— Нет, более чем хороша, и я слишком поспешно отверг ее.

— Ты сделал то, что считал правильным, Саймон.

Он хлопнул себя по ноге.

— Это его проклятая заносчивость вызывает наихудшее во мне. Я думал, что он охотится на диких гусей, вместо того, чтобы приобщаться к делу.

Видя его беспокойство, Констанс перевела разговор о пожаре на мысе Кросс, сорвавший путешествие Саймона весной прошлого года. В письмах он указал, что склад сгорел и что Лука Бейкер, которого подозревали в поджоге, исчез без следа. Теперь он рассказал Констанс о восстановление склада и дока, который был слегка поврежден. Они обсуждали ход работ на мысе Кросс и торговое судно, начатое Саймоном незадолго до отъезда в Англию.

Саймон удивлялся своей странной рассеянности, его ум больше занимала Констанс, чем их беседа. Черт! Она всегда будоражила его. Такая утонченная и неуловимая, такая непохожая на грубых существ, доставлявших ему удовольствие. То были женщины ему под стать, ни одна не выглядела так, словно переломится под весом мужчины.

Он себе лгал! Он, оказывается, привык обманываться по поводу нее. Почему-то хотелось верить, что она холодна и лишена воображения в постели, но ведь он знал, что это не так. Он знал это годы и годы.

Бенджамин Пэйл всегда был крепким мужчиной. В первые дни их дружбы, задолго до его женитьбы на Констанс, он взял молодого Саймона под свое опытное крыло. Вместе они опробовали большинство публичных домов на восточном побережье, а также более респектабельных красоток, замужних и незамужних. Но после женитьбы, насколько Саймону было известно, Бенджамин резко прекратил развратничать. Тем не менее, он всегда являл признаки полностью удовлетворенного мужчины.

Он осознал свои мысли, когда Констанс побледнела, внезапно замолчав, ее губы увлажнились и разомкнулись. Невольная чувственность ее лица воспламенила тлеющие угли желания глубоко внутри