окунуться в новую атмосферу, влезть в шкуру своего героя. Не стоит привозить жадную до рекламы девчонку, которая будет только путаться под ногами.

Какого черта! Он вполне может обходиться собственным обществом следующие несколько недель, пока скандал, вызванный самоубийством Карли, не уляжется и обстановка не войдет в нормальную колею. А пока что идея побыть инкогнито привлекала своей новизной и даже немного забавляла.

Оглядевшись, он сообразил, что незаметно добрался до центра Флоренции, людной площади Синьории. Если хорошенько вдуматься, то трудно вспомнить, когда он в последний раз бывал один.

Рен пересек истертую брусчатку, добрался до «Ривуар» и нашел столик под тентом. Рядом немедленно возник официант. Учитывая упорно не желавшее униматься похмелье, ему следовало бы довольствоваться содовой со льдом, но он редко делал то, что следовало бы, и вместо этого попросил бутылку их лучшего брунелло. Официант не спешил принести заказ, а когда все-таки появился, Рен злобно зарычал на него. Его дурное настроение, вызванное бессонницей, спиртным и безумной усталостью, ухудшалось с каждой минутой, подогретое сознанием, что Карли больше не будет, и что всех денег и всей славы уже недостаточно, и что ни один прожектор не способен ярко сиять. Он был пресыщен, взбудоражен и хотел больше. Больше славы. Больше денег. Больше… вообще больше.

Он напомнил себе, что следующий фильм даст ему все. Каждый голливудский актер мечтал сыграть злодея Каспера Стрита, но только Рену предложили работу. Такая роль достается раз в жизни! Верный шанс оказаться наверху. Среди лучших.

Медленно-медленно мускулы его расслабились. Работа в «Ночной охоте» означала месяцы тяжкого труда. И пока съемки не начались, он намеревался как следует насладиться Италией. Отдохнет, отъестся и займется тем, что делает лучше всего.

Откинувшись на спинку стула, он пригубил вино и стал ждать, когда жизнь в очередной раз предоставит ему новое развлечение.

Глядя на розово-зеленый купол Дуомо, сиявший на фоне ночного неба, Изабел решила, что наиболее выдающаяся достопримечательность Флоренции выглядит скорее аляповато, чем величественно. Этот город ей не нравился. Даже по ночам он был чересчур оживленным и шумным. Может, Италия традиционно и считается тем местом, где женщины с раненой душой находят исцеление, но для нее отъезд из Нью-Йорка оказался горькой ошибкой.

Изабел велела себе быть терпеливой. В конце концов, она приехала только вчера, и Флоренция отнюдь не была конечным пунктом назначения. Так распорядились судьба и подруга Дениз, неожиданно передумавшая ехать в Италию, страну ее грез. Много-много лет она мечтала поехать в Италию и наконец взяла отпуск в своей уолл-стритской компании и сняла домик в тосканской глуши на сентябрь и октябрь с намерением написать книгу о методах инвестиций для одиноких женщин.

«Италия — самое подходящее место для творческой работы, — твердила она Изабел за салатом из груш с листьями эндивия у „Джо-Джо“, их любимом местечке для ленча. — Буду целыми днями писать, а вечерами пробовать сказочную еду и запивать сказочным вином».

Но вскоре после того как все документы на аренду тосканского домика ее грез были подписаны, Дениз встретила мужчину своей мечты и объявила, что сейчас навряд ли сможет покинуть Нью-Йорк. Именно поэтому Изабел получила в полное свое распоряжение деревенский домик в тосканской глуши.

Случай подвернулся в самое подходящее время. Жизнь в Нью-Йорке становилась невыносимой. «Изабел Фейвор энтерпрайзиз» прекратила существование. Офис был закрыт. Штат распущен. У нее не осталось ни контрактов на книги, ни лекционного турне, ни денег. Вернее, денег почти не осталось. Ее особняк вместе с почти всем имуществом пал жертвой молотка аукционера, зато долги по налогам были выплачены. Даже ваза от Лалика с эмблемой фирмы тоже ушла. У Изабел остались одежда, разбитая жизнь и два месяца в Италии, чтобы решить, с чего начать.

Кто-то столкнулся с ней, и она подскочила от неожиданности. Людской поток заметно поредел, и Изабел, отменная жительница Нью-Йорка, уже не чувствовала себя комфортно. Повсюду мерещилась опасность, поэтому она направилась по узкой улочке к площади Синьории. Бодро шагая по тротуару, она повторяла себе, что приняла верное решение. Только полный разрыв с прошлым может достаточно отрезвить, прочистить мозги и избавить от постоянного желания плакать. Хватит оглядываться назад. Пора смотреть в будущее.

У нее уже составлен четкий план процесса восстановления. Одиночество. Отдых. Размышления. Действие. Четыре части. Совсем как четыре краеугольных камня.

«Неужели ты хоть иногда не можешь поддаться порыву? Действовать импульсивно? Неужели так уж необходимо планировать все заранее?» — спросил как-то Майкл.

Прошло немногим более трех месяцев с тех пор, как Майкл бросил ее ради другой, но его голос продолжал тревожить ее так часто, что она почти лишилась способности думать связно. В прошлом месяце она мельком увидела его в Центральном парке, обнимавшим за плечи плохо одетую беременную женщину, и даже в пятидесяти футах от парочки до Изабел доносился их смех, немного хмельной и довольно идиотский. За все время их знакомства Изабел никогда не вела себя по-дурацки. И сейчас вдруг испугалась, что совсем забыла, каково это — хоть на полчаса стать беззаботной и глупенькой.

Площадь Синьории оказалась так же забита людьми, как и остальная Флоренция. Туристы толпились вокруг статуй, пара музыкантов тренькала на гитаре возле фонтана Нептуна. Грозный палаццо Веккио с его мрачной, прорезанной амбразурами часовой башней и средневековыми знаменами нависал над ночной суетой, как всегда, начиная с четырнадцатого века.

Кожаные лодочки, за которые она заплатила в прошлом году триста долларов, невыносимо жали, но возвращаться в отель и снова остаться наедине с депрессией тоже не слишком хотелось. Изабел заметила бежевый с коричневым тент кафе «Ривуар», упомянутого в ее путеводителе, и пробралась сквозь группу немецких туристов, мечтая найти столик на свежем воздухе.

— Buona sera, signora[1]…

Итальянцу было не менее шестидесяти, но это не помешало ему бессовестно флиртовать с Изабел. Принимая заказ, он то и дело многозначительно подмигивал. Ей хотелось взять ризотто, но цены оказались еще выше количества калорий. Сколько прошло лет с тех пор, как ее волновали цены в меню?

После ухода официанта она поставила солонку и перечницу в центр стола и передвинула пепельницу к краю. Майкл выглядел таким счастливым рядом с женой!

«Тебя чересчур много! Вечно ты во все лезешь», ~ сказал он тогда. Почему же сейчас она чувствует, что ее чересчур мало?

Изабел выпила первый бокал вина гораздо быстрее, чем следовало бы, и заказала другой. Неизменная любовь ее родителей ко всяческого рода эксцессам заставляла ее крайне осторожно относиться к алкоголю, но сейчас она была в чужой стране, и пустота, росшая и расширявшаяся внутри много месяцев, становилась непереносимой.

Некоторое время Изабел даже носилась с мыслью завести любовника, чтобы доказать это, но при мысли о незапланированных, спонтанных отношениях ей становилось дурно: еще одно убеждение, вынесенное из многолетнего наблюдения за родительскими ошибками.

«Это не мои проблемы, Изабел. Это твои проблемы».

Она пообещала себе, что сегодня не будет мучиться этими мыслями. Но похоже, ничего не получалось.

«Тебе необходимо контролировать все. Может, поэтому ты не слишком любишь секс».

Какая несправедливость! Она любила секс!

Она стерла с бокала след от губной помады.

Секс — это партнерство, но Майкл, похоже, так не считает. Если он не был удовлетворен, ему следовало бы обсудить это с ней.

От подобных заключений стало еще тоскливее, поэтому она живенько прикончила второй бокал вина и заказала третий. Одна ночь излишеств вряд ли превратит ее в алкоголичку.

За соседним столиком две женщины курили, оживленно жестикулировали и закатывали глаза, поражаясь абсурдности жизни. Группа американских студентов поглощала пиццу и мороженое, а пара постарше нежно переглядывалась поверх бокалов с аперитивами.

«Мне нужна страсть», — сказал Майкл. Его слова слишком больно ранили, поэтому Изабел принялась рассматривать статуи на другом конце площади: копии «Похищения сабинянок», «Персея» Челлини,